Краткое изложение предыдущей части
Хочешь быть равновеликим космосу?
Хочу!
Действительно хочешь? тогда научись играть на пианино. У меня нет пианино, купи. А на что, займи. Несколько концертов, соберись. Я лишен музыкальных способностей, напрягись, будешь играть для таких же бездарей. Если я останусь пигмеем, мне ли бросать вызов космосу. Тебе достаточно опередить свое время. Но у меня уже есть место, плюнь на него, забудь о месте, думай только о времени. Какой вздор, смотреть, как время стирает лица, выбирай, лица прочих, или твое лицо. Как это обычно, буханка хлеба или шелковый жилет. Стоит сделать первое деление, остановиться будет невозможно. Займись сложением, как это? Ты можешь сложить свое лицо из бесчисленного количества прочих лиц. Я стану известен миру, ты станешь просто святым. Потом иконой. Потом крашеной доской. На досках можно спать, можно бросать в костер, можно поддерживать вечный огонь. Если мы не можем опуститься до куста красок, не можем себе позволить?
почему бы тогда не опуститься до вечного огня.
2.
Под ногой кочка, зато впереди светлая точка, светлячок.
Фонарик, плывет над землей, чья-то рука цепко сжимает чуть теплую рукоятку. Стожок, стог, дальше ручеек, и снова стожок, стог, сколько их тут. Космос, даже если это деревенский космос, нависает над человеком – оцени свое ничтожество выскочка. А что выскочка? Не пора ли отбросить маскировку. Ты не заставишь меня катить камень на горную лысину. Вскидывает голову, бросает над головой руки, не достал. Что бы еще бросить. Камень, конечно, камень, для того они и созданы, чтобы их бросать. И он открывает рот, получается широко. Это значит, стонать не собирается, будет кричать, кричи. Кто-то уподобил слово камню, он не ошибся, сейчас ту получишь такой камень. Слово-камень, прежде чем пасть, я успею заткнуть твою космическую пасть словом, подавись.
А в ответ, конечно, тишина.
Та самая тишина, которая бывает после того боя, который бывает вчера.
Так ты не будешь катить камень, нет. Нет, так нет. Вот тебе фонарик, блуждай, ищи путь, а уж о темноте я позабочусь. Кстати, не споткнись, тут столько камней. И кто только их набросал. Ты знаешь, некий умник, заодно циник, заметил, существовать – значит, сопротивляться. Ты не находишь, странный тезис. Если кирпич сопротивляется тебе, значит, он существует. И тогда чем твое существование отличается от существования обычного кирпича. Напрягись, что-то мелькнуло, лови, хватай эту светящуюся точку. Сопротивляться – значит, существовать. Верно, кое-что тебе удалось сегодня, поддалось. Что, даже руки задрожали, присядь. Кирпич не подозревает о своем сопротивлении, о своем существовании тоже, счастлив. Поэтому его сопротивление можно преодолеть.
…
Помнишь, вспомни, как уговаривали.
Хлебосольный хозяин, угощает, его просят почитать. Конечно, Есенина, такие краски. Он отнекивался, и снова катились слова-камешки, сдавался, начинал читать. Атмосфера смягчалась. Вот тут-то, и выскакивало острое словцо, байка, анекдот. Что с тобой случилось, ты покатил камешек, да еще такой солидный. Куда ты его катишь, бедолага, надорвешься же.
Вот оно что, на вершину власти, долго придется катить.
Начинай, говорить? не спеши, слушать. Долго тебе слушать, ибо долгая предстоит беседа. Художник – Подвижник, лицом к лицу, куда им спешить. Слова медленны, жесты коротки, глаза чуть сверкают, сзади монахи – никто ничего не бросает. Напротив, надеются подбирать, собирать. Слова перестали быть камнями, чем же они стали, послушниками. Трудное это искусство, быть послушным. Не зря должно быть, ставили на колени. Нужно вырабатывать послушание, стой коленопреклоненный Эзоп, коль не умеешь слушаться. Нет? не будешь колени утруждать, как знаешь. Тогда давай, прыгай, в ту самую космическую пасть, ждет, давно ждет. Как? собираешься бросить пару камешков, пару слов. Ты будешь разочарован. На толпу не подействует, жаждет, детали, лица, ничего этого ей не требуется. Напротив, выразительные лица, стереть. Исторические детали, посмеяться. Тонкие руки, потоптаться. Нужны, важны только бытовые детали, малейшая провинность и тонкая рука бьет "сенных девок" по щекам. Не по рукам, по щекам. Очень внимательная рука, тянется, дотянется до каждой щеки, ни одну не пропустит. Хотя бывает, иногда отпускает, пусти. Падаешь, падай, что нужно сказать, подтолкни.
…
Ты только скажи, нужное слово, всего одно слово, говори.
Молчит, как самый обычный монах, а тебе нужен необычный, как узнать самозванца.
Везде эти темные фигуры. Через всю историю, сами монахи, или монашествующий орден. Монахи не говорят, подставляют щеки, либо сами хлещут себя по сгорбленным спинам. Иначе будет не орден, парламент, говорильня. Монахам не нужны пляски. Еще менее им требуется воображение. Горячая молитва, еще догма, еще место коленопреклонения. Общая трапезная, все одинаково. Трудовое поле, там свершается труд спасения. И тогда по очереди. Священные тексты. Священные жертвы. Священные особы. Слышится голос, должна быть только одна, "священная персона". А вот и он, необычный монах, тот самый, самозванец. Уже несет откровение, не могут же откровения следовать одно за другим. На современном языке, возможна только одна священная идея, и только один носитель этой идеи.
Что там было?
«Все твердое плавится» (Маркс).
Сказано твердо. Как всегда, запомнилась вторая часть, «а завоюет он весь мир», вот это приз, кто бы устоял. Что движет монахами? Они уверены, они поднимаются. В отличие от Орфея, который спускался. Не странно ли? в итоге ищут одно и то же. Логика? Поведение человека определяет высшая ценность, для этого она должна быть отделена от самого человека. Кому-то товар, кому-то труд. Схема общая, наверху ценность (идеал), внизу адепт. Наш способ ; солдат партии, чуть иначе, "послушен по-армейски". Орфей впереди, догоняй, солдатик.
_______________________________