Если попытаться сформулировать, чего именно не хватает в российском кинематографе, в частности, в картинах Михалкова и Кончаловского (одинаково скучных и плоских) - я уже не говорю об остальных режиссерах (хотя пара-тройка исключений мне известна), так это выхода за пределы трехмерной логики, скажем, российского быта начала ХХ века к необыденному и небанальному общечеловеческому смыслу. В кино это достигается своего рода срыванием масок с персонажей, которые поначалу кажутся теми, за кого себя выдают, но постепенно проступают признаки двойной игры.
Это типично голливудский прием (например, все фильмы Кубрика, особенно "С широко закрытыми глазами", даже скучноватый "Титаник" Кэмерона и популярный его "Аватар", я уже не говорю о триллерах с прославленными актерами типа Харрисона Форда и т.п.) - но, с другой стороны (хотя это прием нагнетания интриги), жизнь именно так и устроена. Жизнь всегда триллер. Надо только указать необыденное в обыденном, неслучайное в случайном, потому что все случайное на самом деле ВСЕГДА не случайно. Начало ХХ века, если мы хотим показать нарастание революционности и гибель старой доброй России, дает этому массу возможностей.
Праведник Г. Распутин, спасая здоровье наследника, борется с незримым упырем, убивающим его, отворяющим его кровь. А что за монстр расставил щупальца в царской Думе, чему поклоняется ложа, что взяла под контроль парламент и какова ее связь с тем упырем, что убивает династию, с которым, напрягая все силы сражается и императрица, и ее дочери, а император, добрый и доверяющий людям, изнемогает от ужаса того, что его окружает, невольно проникая в суть происходящего, видит ясно погибель, но остается внешне спокойным, выполняя свои обязанности, но внутренне готовый ко всему - почти ко всему, потому что нет той грани на этой земле, которую бы не переступил его враг. Однако несмотря на чудовищный трагизм, концовка все же внушает надежду - жертва была слишком велика, слишком непосильна, чтобы чудище ее принявшее, выжило - и это надежда на спасение.
Что-то такое всегда должно быть - в кино нужен символизм, пусть эти Юсуповы, Пуришкевичи, Бьюкинены, Радзянки, Львовы, Набоковы, Керенские преобразятся - и покажут на миг свои бесовские атрибуты. Как и те, кто придет вслед за ними.
Особенно интересно вот что - как возникали "голубые комсомолочки", о которых умиляясь писал Георгий Иванов, из своих подлинных духовных предтеч - хлыстовских "богородиц", танцующих нагишом на алтаре хлыстовствующей церкви, что изобразил автор одной из главных русских книг ХХ в. "Пламень" Пимен Карпов. Это эротика высшего накала, где эрос, смерть и рождение сливаются в экстазе - великий соблазн, в котором родилась религия русского коммунизма. Прекрасное и ужасное, священное и кощунственное переплетаются в узоре, который никого не оставит равнодушным.
Можно много еще говорить, но лучшее обобщение всему этому дает поэт-философ, символист В. Соловьев, несомненный наследник Лермонтовского романтизма:
"Милый друг, иль ты не видишь,
Что всё видимое нами -
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий -
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?"
Именно этих отблесков и этих созвучий ждет от фильма зритель, чтобы хотя бы не надолго вырваться из объятий повседневности и прикоснуться к вечным смыслам, ради которых только и стоит жить.