Ночи бессонные. Гл. 2

Людмила Волкова
                2
               
                За два года до знакомства с Надей судьба нанесла Кире сразу два удара.  Сначала дочь вышла замуж за границу. Нашла себе в интернете, на каком-то сайте знакомств, «нехилого мужичка» – по ее словам. Вернее, это он ее нашел, поставив себе задачу именно в Украине разыскать «хохлушку, умеющую варить украинский борщ».  Опять же – со слов  глупышки Ленки.
                – Ты с ума сошла? Какой борщ?! Ему кухарка нужна или  жена? –  выходила из себя Кира, не узнавая собственную дочь.
                – Мамочка, ты забываешь, где я буду варить  свой  борщ! В Канаде. А за  бугром я готова даже кухаркой побыть, пока не надоест. А вдруг найду себе половину? Настоящую? Если Базиль  окажется не моей половиной?
                Дочкин цинизм, вразрез с представлениями Киры о порядочности,  ее сразил.
                – И сколько лет ты будешь искать свою половину?! Ты у нас нестандартная, второй такой не найдешь… половины.
                – Вообще-то  он у нас украинец по крови. Его дед с бабкой умотали в  Канаду сто лет назад. Правда, язык, я думаю, они уже забыли, раз мой  Базиль, он же Вася,  чешет на английском.
                На  реальное знакомство  с будущим супругом Ленка летала на какие-то острова в океане. Ясно – за счет Базиля. Они понравились друг другу, так что уже через год, оформив все документы,  дочь  осела в какой-то « канадской  дыре», как она писала, обнаружив, что Базиль  обитает совсем не в  городе, а в поселении с двумя десятками домов. «Ничего, зато заграница!» – закончила она оптимистично свое признание. И пообещала: «Ты, ма, не переживай, мы вас с папой заберем к себе. Скоро. Это было мое условие Базилю».
                Эту перспективу Кира отвергла сразу, но в гости приезжать согласилась.
                Свой компьютер Ленка оставила родителям.  Провели скайп, и  живая физиономия доченьки теперь возникала в доме каждый вечер, а голос звучал так неправдоподобно четко, словно  Ленка была в соседней комнате.
                Словом, этот первый удар  Кира перенесла без особого ущерба для здоровья, хотя понервничать заставил.  У нее даже появилась надежда, что дочь все-таки родит ребенка. Хоть и поздновато. Но  за рубежом мамами становятся  после того, как сделают карьеру. Там не торопятся связать себя младенцем.
                Ленке не везло с  мужчинами или  тем с Ленкой – установить было трудно. Что у доченьки  характер конфликтный, Кира   знала. Но ведь  любят не за характер, думала она. А влюбляются сначала во внешнюю оболочку. С этим у Елены  было  лучше, чем у всех, кого Кира видела рядом с нею.
                – С таким личиком идут в актерки, – говорили  ей знакомые, когда  решался вопрос,  куда девочке  поступать после школы. – Она же у вас и поет прекрасно! И балетом занималась?
                Лена в балерины не пошла, поступила в медицинский, стала педиатром. На участке  своем прославилась характером боевым, бескомпромиссным,  так что недругов у нее хватало. Только  это ее не трогало.  Как и тот факт, что не везло с мужчинами. Была  она особой самоуверенной, несмотря на привычку  наступать на  одни и те же грабли.  Потрет  ушибленное место – и вперед, на поиски  подходящего  кандидата в отцы для будущего ребенка. Базиль был третьим по счету.  И Кира признавалась себе, что последний выбор доченьки самый удачный. Канадец просто заглядывал в глаза своей украиночке и явно был кандидатом в подкаблучники.
                Лене перед отъездом исполнилось двадцать пять лет, и Кира свои надежды стать бабушкой связывала с этим незнакомым, но довольно приятным  иностранцем. О чем и сказала дочери.
                – Мам, у тебя чок на этой почве. Лечиться надо, – отмахнулась  Лена. – Я не ты, мамуль. Мне нужен такой человек под боком, чтобы с полуслова меня понимал.  Если Базиль окажется таким, то быть ему  папашей. Лишь бы он не оказался   похожим на нашего папочку.
                Папочка, то есть,  Кирин муж по имени Геннадий,  с дочкой простился без особого сожаления. Его вполне устраивало то приличное расстояние, что не даст  возможности этому строптивому чаду вмешиваться в их отношения с  женой. Ему не нравилось, что Ленка стала принимать сторону матери в ссорах, даже не разобравшись, кто прав. А Геннадий знал: прав всегда он.
                Второй удар нанес уже  сам Геннадий…
                Кира запомнила тот день поминутно, с самого утра, потому что не раз пыталась  потом честно разобраться в собственных чувствах.
                И природа постаралась  создать  драматический фон для душевного потрясения: октябрьское небо за окнами рыдало без устали, заливая холодными слезами стекла. Бабье лето  неожиданно оборвалось, словно  подготавливая Киру  к горькому сюрпризу.  Она  встала с постели закрыть форточку.  Обнаружила на подоконнике лужицу, побрела в кухню за тряпкой – вытереть…
                Там и обнаружила записку,  прислоненную к сахарнице… Вечером  ее не было,  или она просто не заметила?
                Геннадий  вчера позвонил с работы, предупредил ее, что ночевать не придет:  кафедра отмечает защиту кандидатской диссертации  Ольги Веселовской. После ресторана они поедут за город к виновнице торжества и там застрянут допоздна. Возможно – переночуют. Дача большая. Ведь завтра воскресенье…
                Записку Кира  почему-то не схватила, не стала читать, а вертела в руках, не опуская взгляда ниже  слова, написанного сверху:  «Кира!»
                Да,  позднее вспоминая  каждое мгновение того утра, она удивлялась своему поведению: почему  она не стала читать, а села на табурет с подкошенными от волнения коленками? Значит, догадывалась о чем-то?
                «Кира! Не жди меня. Я ушел к Ольге. Согласен: я сволочь, трус. Понимаю, что ты давно обо всем догадалась.  У тебя еще есть Ленка. Можешь уехать к ней. Тогда легче забудешь меня. Г.»
                Кира  вернула записку на место и  уставилась в окно, за которым природа оплакивала ее  несчастливую женскую долю. В голове было пусто, словно мысли тоже решили уйти от нее, глупой курицы, которая как раз ни о чем не догадывалась. Ольга. Да он ни разу дома не упомянул  ее имени! Значит, не защиту отмечали, а …
                Она вернулась в спальню, легла, свернулась калачиком. Потом заметила, что дверцы гардероба распахнуты. «Приходил. Вещи забрал. Я проспала…» –  отметила механически.
                Целый день она не ела. Просто не хотелось, что странно. Она не теряла аппетита даже во время болезни. Почему-то  слез не было, зато под вечер разболелось сердце. Носились в затуманенном мозгу какие-то обрывки мыслей.   То она считала записку глупой шуткой: ведь только позавчера Геннадий  целовал ее, обнимал и делал все, что положено здоровому мужику в супружеской постели. Никто его не звал в ту постель! Сам пришел, как всегда, зная, что не откажет. Любовь его была скупа и бессловесна, но и к этому Кира привыкла за много лет.    То она пыталась   все-таки найти приметы его измены с Ольгой Веселовской. И не находила. Знала такую аспирантку, видела даже, ничего особенного…
                Но чувства горя почему-то не было. Это нельзя было сравнить с потерей родных. Мамину смерть она перенесла тяжелее. Отчаянье было безмерным.А здесь была  скорее оглушенность - сознания и всех чувств.
                Значит, прав был Геннадий. Она  должна была предвидеть  такой поворот  в их  совместном существовании.  Оборваться оно  обязано было лет
двадцать назад, если не раньше.  Разве ТАК живут две половинки одного целого – семьи?
                Уже  к  ночи, накачавшись валерьянкой и пустырником,чтобы заснуть,  Кира  вдруг стала соображать.…
                И все встало на свои места. Она заплакала, как и положено жене, неожиданно брошенной. Потом успокоилась, и,  уже засыпая, сказала себе почему-то вслух:               
                – Ну что же... Надо жить.
                Кира еще не знала о новом испытании, которое приготовила ей  судьба, проверяя на прочность.
               

Продолжение http://www.proza.ru/2014/10/29/1808