Сиамский кот Барсик припарковал машину у тротуара, вылез из нее на асфальт, и, разглаживая лапой усы, глубоко, насколько хватило легких, вдохнул теплый воздух. Пахло бензином, недавно оттаявшей землей, весной.
Мягко ступая, он обошел машину, разминая затекшие от долгого сидения лапы. Его чуткий слух уловил льющуюся неизвестно откуда, приглушенную расстоянием мелодию, очень похожую на «Ave verum Corpus» Моцарта. Или то была не музыка, а сам весенний вечер звучал вокруг Барсика – это для него в данный момент было несущественно. А существенно было то, что вот уже совсем скоро, через какую-нибудь четверть часа, а то и раньше, он увидится со своей обожаемой Венерой…
Барсик легко перемахнул через невысокий металлический заборчик, пробрался через кусты уже готовящейся зацвести сирени, и оказался прямо возле венериного дома. Из окон струился рассеянный шторами свет; на мгновение ему показалось даже, что мелькнула раз за их тканью грациозная тень кошки Венеры.
Прежде чем подняться на элегантное, выкрашенное белой краской крылечко (ах, как хорошо было звездными зимними ночами, защитившись от холода кошачьими шубками, предаваться на нем любви!) Барсик быстро обежал дом, принюхиваясь. Он искал запахи других котов.
«Так, Ахиллес, запах слабый, недели две назад, если не больше…Дымчик – его запах свежее, но это не страшно, мы ведь с ним друзья. Шурик, дней восемь-десять, от него Венера понесла в прошлом году, наверно котят заходил проведать. Так…а вот это интересно! Рамзес! И был здесь совсем недавно! Это уже повод для скандала…»
Барсик, густо пометив сирень возле дома и, на всякий случай, выкрашенное в белый крылечко, осторожно, выпустив на четверть когти, поскреб-постучал лапой в дверь.
Венера открыла ему почти сразу, будто чувствовала…А наверно, и правда почуяла запах своего любовника.
…В комнате было почти темно, только светила поставленная на пол в углу настольная лампа, с которой был снят абажур, и от ее неяркого света по стенам ползали непропорционально большие, пугающие тени. Или они были такие большие оттого, что почуяли свою силу в этот поздний ночной час…
Барсик и Венера утолили первый голод любви и возлежали друг напротив друга на просторной постели.
-Как твои котятки? – Спросил у нее Барсик безо всякого любопытства, просто чтобы что-то спросить, выказать интерес венериной жизнью.
-Все хорошо. – Промурлыкала она. – Уже вовсю бегают, мурлычат, такие милые, активные, красивые…Все в папку, в общем. Он кстати заходил недавно.
-Я знаю. – По морде Барсика пробежала тень. – А скажи мне, зачем к тебе заходил Рамзес?
Венера помолчала минуту.
-Барс, я знаю, вы в контрах…Но понимаешь…Он такой…Ну, в общем, не могу я устоять…Зато от тебя Марусей несет на всю комнату! – Закончила она злобно. – Я даже не знала, с кем сейчас была – с тобой или с ней.
Барсик отошел к приоткрытому окну и закурил, задумчиво глядя на вое отражение в стекле. Табачный дым перебил букет ароматов весенней ночи, многих котов и кошек, их свободной любви.
-Не сердись, мой хороший. Ты сам знаешь, какой он – Рамзес. Какой он большой! Какие мускулы! А когти? Помнишь, как он тебе когтями шины попортил?
Барсик вздохнул. Кот Рамзес действительно был выше его в холке, имел прекрасно развитую мускулатуру, феноменально крепкие когти, и ярко-рыжий, почти тигриный окрас. Неудивительно, что кошечки ходили за ним по пятам. Десятками. И Венера была в их числе…
В первый раз, когда кот Барсик учуял на белой бархатистой шкурке Венеры запах наглого рыжего Рамзеса, он пришел в такую ярость, что его собственный мех дыбом встал на загривке, а когти сами собой в клочья разодрали перину, на которой он любил свою ненаглядную.
Тогда они с Венерой не виделись почти целый месяц. За этот месяц Барсик успел спутаться с черной кошкой Марусей, и даже зачал ей котят, но венерино грациозное тело манило его неотступно, и в одну из особенно холодных январских ночей он вновь, как будто даже против своей воли оказался в доме с аккуратным белым крылечком.
«Ну и пусть. – Подумал он после того, как они с Венерой примирились среди разворошенной постели. – Ведь можно посмотреть на дело по-другому: я сплю с кошкой, которую возжелал сам Рамзес! Значит я, как кот, чего-то, да стою. А уж если котята в меня пойдут – вот уж будет умора».
А спустя два дня огромный Рамзес своими стальными когтями в клочья разодрал шины барискового авто.
…Барсик ушел от Венеры рано утром, когда небосвод на востоке уже бледнел, а воздух, настоявшийся за ночь на холодном свете звезд, был прозрачен и свеж.
Он забрался в свою машину и долго сидел в полумраке неподвижно, положив лапы на руль. Серый свет нарождающегося дня вычертил на фоне лобового стекла забавную тряпичную куклу, повешенную на зеркало заднего вида. Кукла была странная – со свободно болтающимися передними лапами, словно поставленная на дыбы, с крупной округлой головой, крохотными ушами и не имела даже самого маленького намека на усы. Многим барсиковым знакомым (в том числе и Венере) эта кукла казалась уродливой, но рыжий кот не торопился снимать ее с зеркала.
То был человек – загадочный зверь, обитающий, по слухам, в далеких экзотических странах. Существо странное, непонятное. Говорили, будто бы у человеков почиталось за грех спариваться в одно время с несколькими партнерами. Еще говорили (но Барсик не очень верил – уж слишком диковинно) что разнополые человеки для зачатия котят (или как там у них называются детеныши) склонны создавать пары на очень продолжительное время, нередко на всю жизнь, и нередко же в этих парах остаются друг другу верны.
Первый лучик восходящего солнца отразился в боковом зеркале заднего вида и солнечным зайчиком весело прыгнул Барсику в мохнатую морду.
Сиамский кот громко чихнул.
«Однако – подумал он – пора ехать».
И машина бодро зашуршала новенькими шинами по пробуждающемуся городу.