В аэропорту
В питерском аэропорту к мужчине преклонных лет, скучающем на скамейке, обратился солидный господин:
СГ (солидный господин) – Уважаемый, вы не против, если я к вам тут присяду?
МПЛ (мужчина преклонных лет) – Да пожалуйста, место не занято.
СГ – Благодарствую, а то мой рейс перенесли, придётся ждать.
МПЛ – И мой тоже перенесли, так что подождём вместе.
СГ – А вы куда, позвольте спросить?
МПЛ – В Симферополь. Один знакомый бизнесмен дал деньжат и отправил меня отдыхать. Съезди, говорит, Иваныч, хоть раз в жизни на море, искупнись. Привёз меня сюда, а сам укатил по делам. А тут, видишь как, дождина эдакая случилась, и вместо моря мне – скамейка эта. Сколько тут сидеть ещё – неизвестно.
СГ – Да вот и у меня тоже – неизвестно.
МПЛ – Меня эта неизвестность настораживает. Может, сдать билеты, да вернуться домой? Вообще, не по нутру мне все эти полёты. Страшновато, однако.
СГ – Да ничего, дело привычки. Я раньше тоже переживал, а сейчас спокойнее стал.
МПЛ – Неужели привычка к риску так действенна, что позволяет не думать, или, по крайней мере, подзабыть о такой важной вещи, как своя собственная жизнь? Ведь другой уже не будет. Жалко будет, если она закончится случайно, просто так.
СГ – Да может, и нет никакой смерти, и всякие случаи касаются лишь телесной кажимости?
МПЛ – Это как?
СГ – А вот так: что если душа наша бессмертна, а смерти поддаётся лишь наше тело, которое прилагается к душе по случаю?
МПЛ – Вот это да, не ожидал от такого солидного господина философских речей. Откуда это у вас?
СГ – Так ведь я когда-то на философа учился, а потом, когда всё развалилось, вынужден был сменить профессию. Но вы знаете, та жилка во мне ещё бродит, и нет-нет, да и вылезет неожиданно, как вот сейчас.
МПЛ – Понятно, понятно. Ну что же, философия – дело, конечно, хорошее. Но как вы объясните бессмертие души? Ведь, кажется, трудно представить, чтобы душа существовала независимо от тела. Тело и душа – одно целое, так сказать – единство. Может ли тело называться человеком, если в нём нет ни капельки души, и можно ли говорить о душе всерьёз, не имея в виду, что она прикреплена к какому-то телу?
СГ – Эво как! Да вы, как я погляжу, тоже не лыком шиты, и умеете задавать правильные вопросы.
МПЛ – Так как же насчёт ответов на эти «правильные вопросы»?
СГ – Хорошо, давайте порассуждаем вместе. Первое – может ли быть тело человеком без души? Что мы понимаем под душой? Душа – это некая чувственность, плюс умность, плюс волевой настрой. Вы согласны с этим?
МПЛ – Пожалуй, что да. Только хотелось бы расставить здесь приоритеты – что важнее, а что не очень.
СГ – Всему своё время. Для начала важно в принципе определиться с тем, с чем мы имеем дело. С душой мы немножко определились. Теперь надо понять, что есть тело. Что бы вы посоветовали на сей счёт?
МПЛ – Я так полагаю, что тело человека – это кости, жилы, кровь, мышцы и прочее в том же духе.
СГ – Т.е. тело – это не что-то определённое одно, а некий агломерат, сумма каких-то исходных компонент?
МПЛ – Конечно, это сумма разных вещей, которые соединены так, что составляют тело. При этом они составлены вместе таким образом, что образовывают определённое тело, а не какое иное, скажем – тело рыбы. Всё же человек отличается от рыбы не только умом, но и своими членами. Разве не так?
СГ – Всё так. Поэтому как душа – это смесь разного, т.е. сознания, чувств и воли, так и тело – тоже некая смесь.
МПЛ – И что из этого следует?
СГ – Из этого следует, что в них есть что-то общее – это то, что они из чего-то состоят, т.е. они материальны.
МПЛ – Душа материальна? Это интересно!
СГ – Конечно, материальность здесь следует понимать не в общеходовом смысле. Точнее, как-то приблизительно верно это лишь в отношении тела. В отношении же души материальность следует понимать как то, что она из чего-то состоит. Если угодно, сознание, чувства и воля – это материя для души. Вот и всё, что можно сказать по этому поводу.
МПЛ – И что же дальше?
СГ – А раз то и другое, т.е. тело и душа материальны, хоть и в разном смысле, то между ними есть связь.
МПЛ – Правильно, следовательно, смерть одного, т.е. тела, повлечёт за собой смерть другого, т.е. души.
СГ – Стоп! Мы, кажется, не туда зашли. Всё же, мне представляется, вывод должен быть другой. Видно, произошла где-то ошибка.
МПЛ – Да вроде всё было верно. К тому же странно подгонять логические рассуждения под заранее предполагаемый ответ.
СГ – Нет, нет, не странно, обычно так и бывает, когда что-то неизведанное указывает на то, что должно быть, а в рациональном виде мы просто пытаемся явно прописать возможный путь к нему, к этому должному. Это неизведанное всегда подсказывает. Вот и сейчас я даже знаю, где произошла ошибка в нашем пути. Она заключается в том, что связь между телом и душой, которая следует из их изготовленности из чего-то, не сущностная, а, так сказать, формальная, когда одно с другим соединяется лишь по схожести тех или иных понятий, применяемых к ним, а не по тому, что деятельность одних элементов, например, в душе, так-то и так-то, вполне точно и предсказуемо, согласовывается с деятельностью других элементов тела, и наоборот. Ведь наличие и работа элементов души напрямую не влияет на наличие и работу костей, жил и проч. Или влияют?
МПЛ – Трудно сказать.
СГ – Поэтому наше утверждение о связи души и тела оказалось ложным. Значит, надо считать, что на деле связи нет никакой.
МПЛ – Постойте, постойте, уважаемый, не знаю как вас по батюшке?
СГ – Евгений Петрович.
МПЛ – Евгений Петрович, как же нет связи, когда мыслями я поднимаю руку, ногу как захочу. Это же всё не галлюцинация?
СГ – Не галлюцинация. Однако после смерти такого быть не может, так что эта самая связь временная, можно сказать – случайная. Сегодня она есть, а завтра, глядишь, её и нет.
МПЛ – Да вот именно об этом у нас и идёт спор, так что мы просто вернулись к тому, с чего начали.
СГ – Мы сделали круг мысли, но не правильно думать, что всё сказанное было напрасным. Ведь теперь мы понимаем, что речь должна идти не о связи между душой и телом вообще, а о связи сущностной.
МПЛ – Вот именно, а по существу нет ничего, чтобы позволяло утверждать о независимости того и другого.
СГ – Постойте, я кажется нашёл щель, куда может протиснуться наша мысль. Дело в том, что то наше мнение о том, что душа из чего-то состоит, судя по всему, неверно. Тело – да, это другое дело. Оно состоит из много чего. А вот что касается души, то, кажется, мы поторопились считать её состоящей из чего-то – сознания, воли, чувственности.
МПЛ – Ну а как же без этого? Ведь всё это есть в нас, от этого нельзя отказываться.
СГ – А никто и не собирается отказываться ни от одного, ни от другого, ни от третьего. Пожалуйста, я принимаю, что всё это есть. Не принимать их просто глупо. Но их наличие вовсе не свидетельствует о том, что душа имеет составной характер.
МПЛ – А о чём же оно тогда свидетельствует, по вашему?
СГ – О том, что мы понимаем душу то как чувственность, то как сознание, то как волю. То, другое и третье – просто разные этапы понимания души. Сама же душа не состоит из них, а едина.
МПЛ – Как это?
СГ – Если бы душа состояла из трёх частей, то каждая из этих частей была бы чем-то самостоятельным и её можно было бы рассматривать в отрыве и от самой души, и от двух других частей. Скажем, разбирая автомобиль на запчасти, мы так и делаем. С частями же души такой номер не проходит. Ведь всякая умность возможна лишь по отношению к тому, что определилось или во внутреннем чутье, или во внешнем. При этом сам факт направления осознавания к предмету мысли имеет волевой характер. Т.е., я волю, и значит – я осмысляю то-то и то-то. Поэтому всё в душе очень сильно переплетено, сильно до такой степени, что бессмысленно говорить отдельно о том, о другом, о третьем. Все эти моменты – не более чем моменты в понимании чего-то глобального и единого, которое мы обозначаем как душа. Разве не так?
МПЛ – Мудрёно как-то всё. По-вашему, душа – это что-то простое, не из чего не состоящее. Но ведь в ней есть какие-то мысли, чувства, воления. Пусть сознание, волю и способность к чувствам нельзя считать частями души, но ведь мысли и так далее принадлежат душе, они в ней находятся и поэтому, как ни крути, душа включает их в себя и в некотором роде состоит из них.
СГ – Интересно, интересно, поясните, пожалуйста.
МПЛ – А чего тут пояснять, и так всё ясно. Если в чём-то находится нечто, то следует считать, что это что-то состоит из себя и этого нечто.
СГ – Но тогда придётся посчитать, что, скажем, горшочек с мёдом состоит и из мёда тоже. Когда же мёд съеден, горшочек не будет состоять из мёда. Тогда этот самый горшок будет состоять из чего-то в зависимости от случая, что нелепо. Ведь когда горшечник его изготавливал, у него под рукой была одна только глина, и никакого мёда и близко даже не было.
МПЛ – Ну и что, любой предмет включает в себя не только себя, но и то, что он в себе заключает.
СГ – Но ведь это противоречие! Вы сами себе противоречите, когда говорите о предмете как о том, что он представляет из себя сам с одновременным отделением его от того, что в нём размещено – с одной стороны, а с другой – когда говорите, что предмет и его содержимое суть одно. Может быть, конечно, эта смесь и одно, когда горшочек с мёдом является подарком для Винни-Пуха, но сам горшочек и сам мёд, скажем, в магазине, размещены на разных полках и ценятся, вообще говоря, по разному.
МПЛ – Ну ладно, Бог с вами, пусть будет по вашему. Что же из всего этого следует?
СГ – Следует то, что душу и мысли в ней нельзя складывать напрямую друг с другом, и их взаимоотношение зависит от того, как вы понимаете то и другое. Если они выступают на равноправных основаниях – это одно, а если на подчинённых – другое. Т.е., если они равноправны, то могут соотноситься лишь как элементы счёта, а если не равноправны, что на деле и имеет место, то они соотносятся как причина и следствие: душа – причина, а идеи и проч. – следствие. И как нельзя сравнивать напрямую, скажем, кувалду и удар от неё, так нельзя напрямую, как бы через запятую, сравнивать душу и то, что она производит. Неправильно думать, что кувалда обязательно заключает в себе удар даже во время удара.
МПЛ – Но ведь энергия удара в ней содержится, а значит, в ней есть и удар – в опосредованном виде, через энергию. Это – по крайней мере. А ведь не исключено, что что-то там и ещё есть. Впрочем, на последнем я не настаиваю, но первое – верно на сто процентов. Тоже самое и с душой. Когда она придумала мысль, то как бы перешла в другое своё состояние: душа с этой мыслью отличается от души без этой мысли. По моему, это очевидно.
СГ – Действительно, очевидно.
МПЛ – А раз душа с мыслью и душа без мысли отличаются, то мысль оказывается чем-то таким, что следует учитывать специально, чтобы разговор об отличии был не пустым, а осмысленным.
СГ – Ваш ход мысли мне нравится, но я бы предложил одно уточнение.
МПЛ – Какое?
СГ – Душа с мыслью – это не душа плюс мысль, а именно что-то целое – душа с мыслью, когда одно отделяется от другого лишь по памяти, что когда-то душа была без мысли, а теперь – с мыслью. Душа с мыслью – это не сумма, а как вы сами только что правильно сказали, новое состояние, или, если угодно, новое нечто, такая душа, которая такая-то и такая-то, особенная, эксклюзивная, единственная в своём роде.
МПЛ – Так, и что из того?
СГ – А то, что душа всегда, каждый раз уникальна и в ней не выделить не-уникального элемента, некоего, как говорят, ego-центра и тому подобное.
МПЛ – Как, как?
СГ – Ego-центра.
МПЛ – Я вас умоляю, я такое не понимаю.
СГ – Хорошо, не буду. Главное, что я сейчас хочу сказать, что в душе нет ничего такого, что бы было совершенно неизменным и выделялось бы из неё не только логическим, но и, так сказать, как материальный элемент, из которого бы она состояла. Под материальным я здесь понимаю то, что мы договорились понимать в нашем разговоре.
МПЛ – Всё это я могу принять, хотя для меня это необычно.
СГ – В каком смысле – необычно?
МПЛ – Обычно ведь мы себя воспринимаем как что-то постоянное. Конечно, в зеркале мы видим телесные изменения, но душа-то вроде как не меняется. Вот мне уже седьмой десяток пошёл, кости то там, то сям побаливают, а в душе я как будто такой же, как в детстве. Вот вы тоже не молодой уже человек, как себя воспринимаете?
СГ – Да, конечно, я тоже подчас воспринимаю себя как в молодости. Но ведь всё равно мы другие – с опытом жизни, со знаниями и проч. Мы просто вспоминаем себя в детстве и не находим радикальных отличий с нынешними. Но всё равно ведь эти отличия есть, и это главное. Я ведь не утверждаю, что душа в прошлом и душа в настоящем должны очень сильно отличаться. Эти отличия, конечно, не могут быть очень большими и душа остаётся душой и не становится, скажем, вон тем автоматом для кофе.
МПЛ – Ага, вот вы, уважаемый Евгений Петрович, и попались. Если вы говорите, что душа изменилась не сильно, то в ней есть элемент постоянства. И этот элемент так существует, что от него никак не отделаться.
СГ – Это тот самый ego-центр, который вам не понравился. Хорошо, пусть так, но есть ли в душе ещё элемент подобного рода?
МПЛ – Как это?
СГ – Нам же важно понять, составная ли душа по существу, или нет. Вы подметили, что в ней есть некий постоянный элемент. Хорошо, пусть так. Но чтобы душа была составной, необходимо хотя бы ещё один такой или подобный ему составной элемент. При этом важно их различать. Различие же возможно, если обозначить, определить эти два или более элемента. Вот вы сказали – в душе есть неизменный элемент. Можете ли вы его назвать и как-то положительно определить?
МПЛ – Нет, кажется, не могу.
СГ – Т.е. он у вас совершенно неопределён?
МПЛ – Получается, да.
СГ – Иными словами, вы просто имеете в виду душу.
МПЛ – В общем, да.
СГ – Тогда второй, третий и т.д. «неизменные» в кавычках элементы тем более не сможете назвать?
МПЛ – Не смогу, если только не считать их разумом, волей и чувственностью.
СГ – Но разум с течением жизни меняется, тоже самое можно сказать и по поводу воли и чувственности.
МПЛ – Тогда точно не могу назвать ни первый неизменный элемент души, ни второй, ни третий, ни какой другой.
СГ – Следовательно, вы должны согласиться с тем, что о душе лучше всего говорить как просто о душе, а не как о какой-то сумме неизвестных элементов.
МПЛ – Никуда не денешься, принимаю это. Но что это даёт?
СГ – Душа оказывается чем-то простым, а тело – чем-то сложным не просто по способу их понимания, так сказать – логически, а по способу их устроенности. Значит, они сущностно, т.е. по способу устроенности, различаются между собой, и имеющаяся связь между ними, которая конечно налицо (раз уж человек – это душа и тело), не постоянная, а временная, так что начавшись в какой-то момент, т.е. в момент рождения человека, а то и раньше, так вот, начавшись в какой-то момент, эта связь естественно прерывается и оканчивается в другой момент, в момент смерти. После этого тело и душа не связаны, в результате тело без души стремится в состояние, где души никогда не было и быть не может – в разложившуюся массу, а душа без тела переходит в чистую идеальность, в чистую оторванность от всякой телесности, становится чем-то совершенно простым.
МПЛ – А как это – стать совершенно простым. Что, разве душа в теле не проста? Вроде как мы пришли к тому, что она не сложна.
СГ – Правильно, душа проста, но будучи приобщённым к телу она получает что-то от телесного. Что же именно? Очевидно, это способность к изменчивости. Мы же согласились, что душа с течением жизни меняется, как и тело. И вот этот момент изменчивости, так естественный для всего телесного, душа перенимает от тела. После же смерти связь души и тела рвётся, а значит естественно думать, что тело перестаёт влиять на душу и привносить в неё что-то от себя. Получается, после смерти душа лишается свойства изменчивости и становится неизменной. В результате, в теле она была простой и изменчивой, а без него – она простая и неизменная.
МПЛ – Странно, у меня возникли сомнения на счёт действительной простоты души в теле.
СГ – Почему же?
МПЛ – Ведь если что-то меняется, то трудно по его поводу говорить о простоте. Изменчивость простоты – не противоречиво ли? Когда мы говорим о чём-то, то имеем в виду, что в этом чём-то есть нечто постоянное, так что даже после изменений, произошедших в нём пусть даже по причине пребывания во времени или ещё как-то, мы всё равно имеем право говорить об этом предмете, а не о каком другом. Получается, в изменяющейся вещи, какой бы она ни была, есть что-то неизменное, а также очевидно, есть что-то изменчивое – раз уж она в самом деле меняется. А если так, то оказывается сложной вещью, а не простой.
СГ – А вы, уважаемый, однако не простой товарищ, и палец вам в рот не клади. Но тем не менее, я попробую вам ответить, хотя, наверное, это будет нелегко.
МПЛ – Попробуйте, попробуйте.
СГ – Давайте вот как начнём. Что не меняется в вещи? Её существование, не так ли?
МПЛ – Вроде так.
СГ – Меняются же свойства вещи. Правильно?
МПЛ– Будто бы так.
СГ – Но ведь свойства вещи относятся к ней самой целиком, как бы сразу. Иначе это были бы не свойства этой вещи, а свойства какой-то её части. Логично?
МПЛ – Вполне.
СГ – Тогда вся изменчивость затрагивает не саму вещь как она есть, а лишь её свойства, которые на деле – лишь способ показа вещи кому бы то ни было – то ли познающему её человеку, то ли какой другой вещи.
МПЛ – Слово «показ» мне не нравится. Наверное, лучше «взаимодействие».
СГ – Хорошо, пусть будет по-вашему. Принципиально это ничего не меняет. Главное, что мы получили возможность для любой вещи меняться, оставаясь при этом простой. Иными словами, если напрямую обратиться к нашей теме, то простая душа меняется, потому что набирается опыта, что и выражается в изменении её свойств – набора знаний, умений и проч. При этом как таковая она не перестаёт быть простой.
МПЛ – Так, и что дальше?
СГ – Поскольку душа проста, а тело сложно, то приход тела к концу, т.е. к смерти, не должно с необходимостью привести к смерти души.
МПЛ – Почему же?
СГ – Потому что связь того и другого получается не сущностной, как не сущностна связь между простым и сложным. Она может быть только случайной, ситуативной, и когда тело гибнет, то исчезает и вся эта случайность, и душа освобождается от вынужденной приобщённости ко всякой изменчивости и становится полностью неизменной – очевидно, неизменной в том виде, в каком она стала во время жизни в теле.
МПЛ – Вы говорите, что нет жёсткой необходимости, чтобы смерть тела приводила к смерти души. Но отсутствие необходимости ещё не означает отсутствие возможности. Т.е. всё равно возможность гибели души с гибелью тела сохраняется.
СГ – Вы правы, такая возможность действительно есть.
МПЛ – Я могу даже предложить свою версию на сей счёт.
СГ – Любопытно.
МПЛ – Наверное, если душа за время жизни в теле испортилась и отдалилась от блага так, что невозможно даже представить их приближение, то такая душа исчезает с телом.
СГ – А вы что, полагаете, что после смерти душа обязательно должна приближаться к благу?
МПЛ – Конечно, ведь она, как мы выяснили, становится полностью простой и похожей на благо, которое ведь тоже простое и не меняется от случайных обстоятельств.
СГ – Вы имеете в виду максимально обобщённое благо?
МПЛ – Конечно.
СГ – Ну что же, в этом есть свой резон: если при жизни человек движется к хорошему, пусть даже с ошибками, но двигается, то после смерти он душою приближается к благу, в противном случае душа его исчезает. Единственный вопрос, который остаётся пока неясным, это вопрос о душе, которая приблизилась-таки к благу и стала полностью простой. Будет ли она существовать вечно?
МПЛ – И что вы думаете об этом?
СГ – Я думаю, что да, она будет существовать вечно. И поскольку это относится к каждой такой душе, т.е. к каждой простой сущности, то чтобы не изменить себе и не впасть в противоречие, следует считать, что все такие души полностью объединяются во что-то предельно одно и простое. Поскольку иначе мы будем иметь дело с множеством простых сущностей, которые захотят общаться друг с другом и этим своим общением нарушать эффект их неизменности. Ведь после общения всегда чего-то узнаёшь и изменяешься. Изменяться же, как мы выяснили, они не должны.
МПЛ – Да, верно.
СГ – Получается, благая душа, отделившись от тела, сливается с чем-то единым, т.е. с какой-то истинно единой и тотальной душой, которая не меняется и является предельно простой, и которой присуще быть с благом и в благе.
МПЛ – Не о душе ли Бога вы намекаете?
СГ – Именно о ней. А если точнее – об Уме Бога. Так что после правильной жизни наши души приходят к Богу тем, что они становятся неотделимыми от Его живой Души-Ума и естественным образом становятся бессмертными, и даже можно сказать сильнее – вечными, вне-временными, как вневременно всё, что отражает сущность Бога.
МПЛ – Ну мы славно поговорили, и рейс мой на табло как раз появился. Поскольку грехов особых за собой я не чувствую, то теперь можно без боязни лететь на моря. А если что, то буду с Богом. Чего же большего можно желать? Так что спасибо вам, уважаемый Евгений Петрович за ум и за разум.
СГ – Аналогично.
Мужчины любезно распрощались и пошли на посадку к своим самолётам.