Заболит, заалеет сердце
красным огненным
шаром по месту,
где бродил ещё нежным
и юным, и румяным
шатеном - глупцом.
Я срывал с грустнеющих
яблонь, обжигающих
листья солнцем,
зе -
лене -
ющие плоды,
набивал их во все карманы,
чтобы соль и железо
сплотились,
чтобы сок растекался
мгновенно по губам,
не знавшим вина.
Я бродил по туманным
далям,
оставаясь с одной Россией,
с непокорной её головой.
Та дышала в лицо мне росою,
говорила о сложной судьбе:
"что двадцатый, а что
двадцать первый -
всё один и один анфас.
Лишь война изменила
облик, маскируясь
в двоичные числа,
в провода и антенны домов".
Моё сердце болит и алеет,
а по скулам течёт слеза,
и закат окропляет деревья,
мои ноги - теперь это корни:
я врастаю в родные места.