В первые годы после распада СССР, когда из России на Запад вдруг хлынул поток изобразительного искусства, я приехал в Санкт-Петербург с целью реализовать залежавшиеся картины живописцев из средней Азии. Я не был бизнесменом, поэтому обратился к своему питерскому другу за помощью.
Откровенно говоря, разговор был непростой, поскольку мы впервые говорили не об искусстве, а его продаже. Поэтому друг взялся за дело неохотно, но потом вдруг воскликнул:
-Есть человек, к которому можно спокойно обратиться! Она - милейшая женщина и для меня, как родная сестра. Постой-постой, ты же ее хорошо знаешь. Мало того, ты сам ко мне послал лет пятнадцать тому назад. Ну, вспомни, из Якутии… узкоглазая… не вспомнил?.. Ну, ладно, это неважно, а главное, сложилось удачно!
Он начал рассказывать восторженно о той якутке, как он принял ее по моей письменной просьбе, как нашел ей работу по знакомству, как помогал поступать в Академию Художеств. Пока она не закончила факультет искусствоведения, он предоставлял ей жилье, одевал и кормил. По его словам, она была беспомощная, хрупкая и нищая девчонка, которая менялась не по дням, а по часам. Проявляя свой незаурядный талант, она завоевала его уважение, а постепенно защитила и диссертацию, стала профессором в области древнего русского искусства и покинула его мастерскую сразу же, как ей стало стыдно принимать в ней своих друзей и коллег. Через некоторое время он услышал у друзей, что она вышла замуж весьма удачно, и с тех пор они видятся все реже и реже, потому что она работает сейчас в какой-то элитной частной коммерческой компании, имеет дело исключительно с иностранцами и сильно занятый человек.
-Вот такая Золушка! А когда-то ходила в рваных джинсах «Техас», купленные на мои кровно заработанные 250 рублей, курила мои сигареты «Прима», - он произнес и посмеялся по-доброму.
Я послушал его внимательно и попросил описать ее. Он рассказал еще многое о ней и показал фотографию шестнадцатилетней девчонки. Я сказал, что впервые вижу. Более того, я никого не отправлял к нему и ни с кем никогда не дружил из далекой Сибири. Тем более с молоденькой девчонкой! И между нами возникло полное непонимание. Он нервничал, говоря, что я стал забывчив, и твердил, что он сразу узнал мой почерк в письме и даже вспомнил последние строки: «Дорогой мой друг, пожалуйста, прими эту милую и дорогую мне девчонку, как положено питерскому джентльмену и сделай все, чтобы она встала на ноги! Твой преданный друг, Акрам». Я был в шоке и сильно возмущен, но продолжал всячески отбиваться. Мои аргументы были не убедительны, и под конец согласился, шутя, что, мол: я действительно старею. Но в душе не было покоя...
Рано утром прилично мы оделись и пошли к месту ее работы. По дороге я иногда задавал ему короткие вопросы, а в ответ получал «убивающие» меня наповал своей абсурдностью ответы! Я забыл о своем бизнесе и только думал о ней, чтобы скорее бы доказать свою правоту. «Она вошла в жизнь друга с письмом от меня. В нем упомянуто мое имя. Очевидно, что мой друг не сочиняет, а приводя в доказательство факты, он злится на мое отбивание. Ведь она не раз ему рассказывала душераздирающие истории из моей жизни и работы в мастерской и о том, как я лестно отзывался о питерском друге все детально. Получается, что мы были с ней знакомы достаточно хорошо, поэтому он принял ее, как родного человека. Но почему столько лет я не поинтересовался ее судьбой? Неужели я запамятовал?» - думая я мучился.
Вскоре мы ходили по залам с ювелирными и антикварными изделиями, имеющие определенную государственную и художественную ценность. В других залах были картины и предметы от «Фаберже». Мое возмущение по поводу этого расточительства народного достояния не стоило ни гроша. Друг даже не реагировал на мое возмущение и настаивал, чтобы я смотрел на жизнь реально, принимая происходящее, как само собой разумеющееся. Да, как будто я сам занимался великими делами - будь он проклят такой бизнес! Я снова погрузился в былое и надежду, как можно скорее увидеть свою подругу-незнакомку, это стало сейчас важнее, чем пестрые причуды заразительного капитализма.
В залах было малолюдно. Вскоре там появилась толпа иностранцев во главе очаровательной особой на высоких каблучках. Ведущая разговаривала на английском и французском языках. Она выглядела великолепно и вся блестела разными женскими украшениями. Если эта та самая Якутка, то верилось с трудом, что я вижу профессора-искусствоведа либо Золушку. На некоторое время мое сознание затуманилось, и смутно я представил себе ту самую нищую девчонку, которую якобы сам отправлял сюда.
Друг почтительно кивнул головой, когда столкнулся с взглядом искусствоведа. Она ответила тем же и продолжила обзор выставки с группой. Мы терпеливо ожидали возвращения ее и наконец-то дождались. Не обращая внимания на меня, она подошла к другу: они обменялись легкими поцелуями, потом незаметно бросила на меня беглый взгляд.
-Милая, Альбина Сергеевна, дорогая моя, я привел к вам давнего вашего друга. Долгие годы вы мечтали с ним встретиться. Вот, перед вами стоит тот самый ваш Акрам!
Она переспросила мое имя, но на повтор имени не было никакой ее реакции, кроме резкого взгляда в мою сторону. Я поздоровался. Она без слов кивнула.
-Альбина Сергеевна, - еще раз обратился друг удивленно, - я ничего не понимаю, вы не узнаете друг друга что ли?
-Почему? Я узнаю, - сухо ответила она.
-Простите, уважаемая Альбина Сергеевна, позвольте спросить, где же я с вами мог встретиться? - в недоумение я спросил.
Продолжение следует...