Темнота. С шелестом и стрекотом кинопроектор мотает пленку, острым треугольником света взрезая мрак пространства, расчерчивая линиями и полосами полотно экрана. Монтажная, она же – хранилище материалов, она же – мой личный кинозал с шестью рядами кресел, по шесть в каждом, и всегда одним зрителем. Справа, на стеллажах с литерами латинского алфавита, громоздятся аккуратно отсортированные и убранные в ящики пленки, бобины в стальных «консервах», сами стопки круглых стальных колобок – хранилищ информации. Слева, в шкафах – картонки и папки для бумаг, картотечные ящики, коробки с негативами и роликами пленок.
Сигаретный дым причудливо вьется, редкая пыль едва заметна в свете лампы проектора. Во влажном воздухе мало пыли. По полотну, сменяя друг друга в круге, бегут цифры. 3. 2. 1. Дальше – обычный спектакль парада уродов. Взрывающиеся в темноте огненные шары, ломаные электрических разрядов, мерцающий огонь автоматных очередей – пока не погаснет форс пламени у дульного среза, пока не опустеет диск «Томмигана» или не закатятся глаза стрелка. Кататонические припадки. Пена идущая изо рта, корчи и конвульсии на полу. Тонкая нитка слюны и стеклянные глаза смотрящего с экрана. Ежедневность. Наверное, даже, обыденность.
Я – собиратель. Нет, не Адама. Скорее – душ и моментов. Секретов. Плоти. Зная досконально, абсолютно исследовав повадки всех и вся, мне нет нужды применять оружие или плазмиды. Да у меня их и нет – говоря о последних. Что же касается первого, то кроме старого «Вессона» с шестью надпиленными крест-накрест пулями в его барабане, единственным моим оружием являются объектив и пленка. Но оно нелетально. И, как правило, тем, кого застрелили из фото- или киноаппарата – уже нет никакого до того дела. Лежащие в шкафах по правую и левую руки от меня - возражений не имеют.
Иногда я думаю, что моя «чистота», которой я почти не придаю значения – мнима. Что на мне испытали какой-то неизвестный до сих пор плазмид, действие которого навсегда изменяет разум и сознание – иначе как объяснить это бесстрастное равнодушие, превращающее меня просто в автомат по наведению и спуску затвора бездушной аппаратуры. В такие моменты я сажусь в зале, и пересматриваю лучшие из образцов своей работы. В тишине. И кинопроектор – этот «фотоаппарат наоборот», с безразличием выворачивает время и пространство наизнанку, показывая то, что с таким же безразличием снимал другой объектив. Исследования… способна ли пленка все описать? Взрывающиеся от нагрева «сожжения» черепа, осязание ошметков чьего-то мозга, прилипших мелкими брызгами к кистям рук, кровь, кишки, вонь вспоротых животов, запах мочи от обоссанных штанов и крики поджариваемых током… едва ли. Это остается за кадром, это вне визуального «искусства», и это – двигает дальше, на поиски кадров, которые смогут передать то, чего передать нельзя. И, тем не менее, время в кинозале – бесстрастно, и это настроение остается со мной, унося прочь глупое предположение собственной обреченности.
По вечерам я верстаю и набираю клише, чтобы к концу месяца доделать свою работу. Последний труженик «Восторга», работающий по своей ставке и на своем месте. Меня уже давно некому уволить. Райан, Фонтейн, где вы? Я видел всё, от ваших амбиций и мимолетного ликования по достижению, казалось бы, желаемого, до краха и разочарования от осознания ложности момента триумфа и насколько обманчив был успех. Переигравшие сами себя. Для вашего краха у меня есть отдельная папка…
Безразличие. Как стеклу в металлической оправе, и амальгаме, бесконечно все равно, что снимать, так и «Восторгу» нет дела до моего труда. И, когда в конце месяца клише, набранное и перепроверенное, отправляется «в работу», из-под пресса выходит один-единственный экземпляр «Рапчур кроникл», на четырех форматных листах, колонка редактора. Для него же.
Пахнет свежей краской и бумагой. Расправив в руках газету, я тянусь к стакану с виски на крошечном круглом столике, который уместил в проходе между рядами, и, не отрываясь, смотрю выше бумаги. Скоро конец этой пленки, и можно будет почитать более внимательно. Занятный киноматериал.
В воздухе клубятся причудливые узоры из дыма и редкой пыли.
Я просто делаю то, что умею делать лучше всего.