Коммунальная квартира. Кипарисовая ладья

Александр Брыксенков
        Уже десятое лето проводил Барсуков в утопающей в черемухах деревушке, расположенной на южной окраине таинственного Вепсского леса. И каждое лето он не уставал изумляться дикости и зеленой роскошности окружавших деревню пространств.

     Вепсский лес – это огромный зеленый массив, растянувшийся от Лодейнопольского шоссе до западной границы Вологодской области. Он необитаем из-за обилия гиблых болот и отсутствия дорог.

     По окраинам-то Леса жизнь теплилась, а в ягодный сезон они, эти окраины, заполниялись сборщикми ягод.  Грибники тоже шастали  густо.

     Среди грибников особой славой пользовались сосновые боры, которые тянулись аж до Лодейного Поля. В грибной сезон там боровиков можно было набрать  больше пуда. Именно в этих борах петровские плотники заготавливали мачтовый лес для молодого российского флота.

    В эти-то  сосновые боры и собирался Барсуков, смазывая свой велосипед. Но не за грибами (еще не сезон), а за можжевельником: ему для поделок потребовалась можжевеловая древесина.


     Когда маленький Лешка Барсуков жил в коммунальной кваритире на втором этаже бывшего дома эмира Бухарского, он дружил с солидным пухленьким дядей, которого звали Павел Иванович. Дружба их зиждилась на обоюдном увлечении шахматами.

     Квартира отличалась своими размерами, и народу в ней жило много, но в шахматы никто играть не умел. Чтобы не скучать, Павел Иванович обучил шахматной игре сообразительного Лешку, который вскоре стал шахмтистом-фанатом.

     Шахматы у Павла Петровича были особые, сделанные на заказ. Черные  фигуры были выточены из темного красного дерева, а белые – из древесины кипариса. Верх фигур сиял полировкой, а основание имело шершавую поверхность, грубо обработанную полукруглым штихилем. Утяжеленные свинцом, они плотно ложились в руку и еще до начала игры вызывали волнение.

    Часто вечерами приятели усаживались за доску и погружались в сладостный омут игры. Тетя Лина, жена шахматиста, подносила игрокам какао с тарталетками. Какао было очень вкусное и Лешка сожалел, что его мама никогда его не варит.

     На еду тетя Лина денег не жалела и всегда готовила что-нибудь особенное. То утку с яблоками или щуку фаршированную, а то жареных цыплят или осетра на пару.  А у мамы всегда было одно и тоже: либо котлеты, либо картошка, тушеная с мясом.

      И Павел Иванович не скупился. Он покупал жене меха, красивые платья и разные украшения. А летом они вообще изумили всю квартиру своим вояжем на Черное море.  Народ недоумевал: откуда у людей деньги?
   
     Как ни старался Лешка, а выиграть у Павла Ивановича он никак не мог. В ничью иногда сводил партию, а вот выиграть – никак. Вроде бы и преимущество, и позиция хорошая. Но бац! Внезапный удар и играть дальше не было смысла. Павел Иванович знал массу обманных, провокационных ходов и много ловушек.

       Иногда Павел Иванович ходил играть в шахамты в Алесандровский сад. Там играли на интерес. Правда, ставки были невысокими: на бутылку с закуской.

     Но главной страстью Павла Ивановича были не шахматы. Главной страстью был бильярд. Если после работы он заходил в бильярдную, то это до закрытия, т.е. до часу ночи.

     Там тоже играли на интерес. Уж какие в бильрдной были ставки, Лешка не знал, но взрослые говорили, что Павел Иванович якобы проиграл в бильярд большую сумму и чтобы выплатить долг он залез в фабричную кассу (любитель бильярда служил бухгалтером на мебельной фабрике им.Халтурина).

    Его арестовали. Судили. Вопрос вертелся около десяти тысяч рублей. По теперешним временам – плюнуть и растереть, а тогда это была крупная кража. Бухгалтеру дали пять лет и отправили в Карелию на лесоповал.

      Тетя Лина подняла всю родню, всех знакомых, назанимала денег на адвокатов и добилась пересмотра дела. По новому приговору Павлу Ивановичу прописали один год.  Поскольку он один год уже отбарабанил, то его тут же и выпустили.

    Павла Ивановича было не узнать. Вместо пухлого оптимиста в квартире появился худой, сутулый старик. То ли в нем что-то надломилось, то ли ему бвло стыдно, но он, кроме Лешки, ни с кем не общался.

     Однажды Лешка застал Павла Ивановича в очень мрачном настроении. Оказывается он получил повестку с вызовом в суд. Там было принято решение снова пересмотреть дело.  Лешка возбудился:

    -- Так вас снова посадят!?

   --  Нет, Леша, на нары я больше не пойду. Ты иди домой, играть мы сегодня не будем. Как-нибудь в другой раз.

    Лешка вышел, а через час, когда тетя Лина ушла в булочную, Павел Иванович застрелился. Это удивительно, но у Павла Ивановича был маленький никелированный пистолет, который заряжался одним  патроном с маленткой пулькой. Вот эту пульку он и послал себе в ухо.

   Умер он не сразу, но в сознание так и не приходил.
Тетя Лина не могла жить в злосчастной комнате. Она обменяла её на такую же на Васильевском острове. В комнате самоубийцы поселились другие люди.

      Однажды, когда Лешка играл с ребятами на коридоре, он заметил что-то белое в углу за плинтусом. Это была кипарисовая ладья. Очевидно когда выносили вещи тети Лины, белая фигура упала и завалилась за принтус. Лешка вытащил её из щели, отнес домой и уложил на донышко ящика, где храгились его пацаньи ценности.


       У Барсукова на застекленной лоджии стоял портативный токарный станок Ереванского завода точных механизмов. Конечно, никакой точностью станок не обладал, но дерево на нем обрабатывалось хорошо. Станок был куплен  в связи с увлечением Барсукова резьбой по дереву. На станке он вытачивал необходимые ему цилиндрические, шарообразные и конические детали.

      Уже несколько деревянных «шедевров» (люстра, торшер, настольная лампа, корпус часов) встроилось в интерьер его жилища. В работе он использовал благородную яблоневую древесину, которую заготовил в избытке, когда на углу Культуры и Луначарского сносили бывший совхозный яблоневый сад, освобождая место для возведения торгово-развлекательного центра.

     Барсуковские поделки выглядели очень эффектно. И не случайно, т.к. за образцы он брал средневековые редкости, иллюстрации которых были размещены в альбоме «Энциклопедия средневековых шедевров».


     Однажды (в нашей жизни все происходит однажды, а еще – вдруг) так вот однажды Барсуков, разбирая завалы барахла на антресолях,                вдруг наткнулся на кипарисовую ладью своего детства. И сразу же в его памяти всплыл образ Павла Ивановича, вспомнились вечера за шахматной доской, уставленной удивительными фигурами. Тут же возникло острое желание воссоздать эти шахматные миниатюры.

     Постепенно, в течение зимы, выточил Барсуков из красного дерева шестнадцать черных фигур. Чтобы фигуры были потемнее, он их слегка подморил.  Комплект выглядел великолепно. Верхние части фигур были отполированы, а основания грубо обработаны полукруглым штихелем.

     Для изготовления белых фигур нужен был кипарис, но его Барсуков не смог найти. Тогда он решил заменить кипарис можжевельником, структура древесины которого была схожа с кипарисовой.


     Преодолев со своим велосипедом расквашенный лесовозами проселок, Барсуков выбрался наконец на шоссе и покатил в сторону Шугозера и дальше до боров, где росло много можжевельника.

     Заготовленные можжевеловые чурочки сохли все лето, а заимой выточил Барсуков из них пятнадцать белых фигур, включив в комплект шестнадцетым воином кипарисовую ладью.
 
     Когда белое воинство выстраивалось на доске, то кипарисовая ладья, которую Барсуков всегда ставил на правой фланг, заметно отличалась от  её светлых соратников своей интенсивной желтизной. Партнеры обычно замечали эту странность и обращались за разъяснением к хозяину. Барсуков шутливо отвечал: «Эта ладья волшебная. Она помогает мне в игре».

     Шутки шутками, но Барсуков стал замечать, что когда он играет белыми, то всегда выигрывает. Всегда, с кем бы он ни играл. Для проверки своего наблюдения он иногда стал играть небрежно. Но всегда в конце миттельшпиля, когда положение белых было аховое, противник допускал непростительный зевок и лишался важной фигуры. И все, и партия была за Барсуковым.

     Сначала такое свойство белых фигур радовало и удивляло хозяина кипарисовой ладьи, но вскоре появилось беспокойство и даже боязнь.    Все это очень тянуло на мистику. Барсуков перестал использовать в игре эти странные фигуры, а потом и вовсе подарил их сыну. У нового хозяина удивительное свойство белых фигур исчезло начисто.

 
     Барсукову снился сон. Как будто сидят они с Павлом Ивановичем за шахматной доской и пьют какао. И смотрит на него Павел Иванович и говорит: «Зря ты, Леша, от моего подарка отказался. Я к тебе всей душой, а ты...».
     Барсуков проснулся и долго лежал с открытыми глазами. Теперь он точно знал. что мир не так однозначкен, как представляют его ученые.

_____________________________________
Иллюстрация из Интернета.