Я не решил что делать с Человеком… (экстравагантный роман)
Главка 3
Тот самый человек, что бежал вначале. Тот самый, что вел разговоры с Абамой из лесной телефонной будки. Тот самый – звали его Мишка Бугаков. Выпала буква «Л» из фамилии и не стал он тезкой знаменитого писателя, классика ХХ века. Ну, не стал, что делать?! И классиком он не стал, хотя сочинял отличные пьесы и мастерские короткие рассказы. Но – карма, но судьба! Ему уже стукнуло 43 года, а он все обивал пороги издательств и театров. И порогам этим, казалось, не будет и конца. Что-то перепуталось в его биографии. Мир с конца.
Он стал попивать. Стал сетовать, бродя по окрестным от театров питейным заведениям. Сетовал по шалманам – с первыми встречными. Они кивали мимолетно – разливая по стаканам, булькая. Я сетую, опять я сетую, но все равно с собой беседую.
Чьи-то стихи вертелись в его талантливой голове. Однажды…
Однажды. Все сказки начинаются с однажды. Ну, конечно же, он повстречал её. Она одиноко пила кофе после репетиции. Просто заскочила отсоединиться от танцевальной жизни. Драматическая актриса. И хорошо танцевала. Ставили модный спектакль. Ну, конечно же, мюзикл. Вишневый сад.
У нее было воздушное имя – Маргарита и благородная фамилия Ланская. Она была отчасти инопланетянкой. Но об этом знали немногие. И она сама не всегда это понимала.
Легкая, музыкальная, острая, умная, ранимая – пахнущая солнечным ветром.
Миша увидел ее, войдя, остолбенел, забыл заказать спиртное. Смотрел, смотрел, как ребенок. Вглядывался в ее свободу и талантливую графику движений. Ее руки были божественны и грациозны. Она как-то сразу вся стала дорога ему и он заплакал. И он заплакал.
И подумал про себя: какая фантастическая женщина, а я с ней не знаком! И даже если я не подойду ей, и она вовсе не примет меня, а отвергнет – все равно останется фантастической – подумал. И не то чтобы один был Миша Бугаков. Нет, напротив. Он даже чаще нравился женщинам, чем не нравился. Лихо, со слезой, пел под гитару цыганские романсы. Этим и брал. И вообще в прекрасные периоды своей непостижимой жизни покорял ускользающих фемин искусством. Они и велись. Т.е. вовлекаемы были в неспешный романтический любовный хоровод без начала и конца. Но все это как-то само собой сходило на нет, хоровод рассыпался, форма упадала, обнажая скучное, банальное.
А тут было что-то непостижимо-неизведанное. Артистизм рук, и посадка головы, и музыкальные вибрации – от нее исходившие. Милостыня мирозданья. Он заплакал, и они познакомились. Т.е. он познакомился, а она и не очень-то и хотела. Поскольку жила в своем закувокленном мире. Самодостаточная, яркая, талантливая. Счастливая и несчастная одновременно. Бог её – движение, яркий излом дней и рук. Танго в пустыне. Танго страстей человеческих. Она исполняла танго прилежно, вдохновенно, безумно, выверено, волшебно – и это был ее самодостаточный мир птицы-странницы, в который она не хотела впускать никого. Т.е. ждала тех, кто поймет. Как мало меж званных избранных, - думала она.
И гордая певчая душа ее не хотела впускать кого попало. Она была похожа на юную наивную мадонну, идущую против ветра. Эоловы арфы источали вслед ей звуки абсолютной гармонии. Итак, заплакал. От красоты, от предвкушенья. И не понимал – что с ним. И не понимал что с ним.
Какая-то огромная жаркая и одновременно ледяная волна накрыла его – он стоял в ней. И стекала изумрудная вода, и жизнь казалась бесконечной.
Он тут же забыл телефоны своих подружек и любовниц.
Они расстались здесь же, на Чистых прудах. Она не дала своего телефона, но обещала звонить ему. Иногда. Ибо никаких перспектив. Она вся – в новом искусстве. В «Вишневом саду», между прочим, в мюзикле, так сказать. А он? Кто же – талантливый неудачник, автор восхитительных и умных пьес, которых никто не заметил. Таков рисунок судьбы и его не переиграешь. Таков рисунок.
И вот она растворилась в слепом пространстве, и облако аромата её души исчезло. Ему хотелось говорить с ней бесконечно и обо всем. Не теряя ни секунды. Не прерываясь на еду и сон. Он жалел уже, что так легко дал ей уйти. Она позвонила в тот же вечер и вынесла свой вердикт: – вы талантливы! Я люблю талантливых! Но им нет места под солнцем, в этом гудящем Вавилоне!
- Что же делать? – спросил он слегка растерянно. – Впрочем, я знаю. Любить! Только любовь поднимает над химерой этого мира! Любовь, не правда ли, сударыня?
Ему нравилось, что она умна. Это было редкостно для женщины начала 21 века. Ему нравилось, как она чувствует аргентинское танго. Его увлекало, как он слушает стихи поэта-тунеядца Бродского.
- Но не опускайте рук маэстро! И в этом шалмане надо что-то делать! Ведь Бог дал талант, чтобы вы исполнили! Я буду на связи!
- Но вы всегда будете рядом?!
- Для вас это важно?
- Еще бы!! Вы главная женщина моей незадачливой жизни!
Миша Бугаков говорил отрывисто и торопливо. Его била, как говорили в старинных романах, крупная дрожь. Ведь он, по сути, разочаровался в женщинах. Да и в искусстве тоже. Ведь реальность с идеалом не обязаны совпасть!
Но тут снова крылья Её волшбы подхватили его. И он воспарил. Ему ничего не оставалось – только вверх, по вертикали. По радуге.
- Я буду думать о вас! – сказала она своим певучим голосом и положила трубку.
- Подождите! Еще не вечер! Я не успел о главном!
И он перенабрал ее отразившийся в трубке номер, но он был закрыт. И Миша почувствовал дикое отчаянье. Но на смену ему пришло абсолютное равнодушие. И покорность судьбе. Тело его опало, он сжал голову руками и просидел так полчаса. Потом выпил воды из-под крана и поплелся на Чистые пруды. Он жил неподалеку, в Козихинском переулке. Августовский знойный денёк догорал. Пыльные деревья шелестели приветливой усталой листвой. Он снова набрал её номер. И опять – вне доступа сети. Он отдал бы сейчас все богатства мира – лишь бы хоть на секунду войти в Её прохладное чуть зеленоватое поле. Да-да! Он видел даже её ауру!
Да, много было в его жизни романов и романчиков! Но впервые он ощутил какие-то новые токи – чуть ли не мистические. А почему чуть ли? Именно волна непонятных, грозных, могучих сил мирозданья накрыла его с головой.
«Да! – тут не обошлось без бозонов Хиггса», - мелькнуло в его горячей голове. Горячая голова в горячем августе. Уже лето догорало, его 43-е лето, всего сорок третье. Отчего-то вспомнился год 43-й – 1943-й. Бои на всех направлениях. Русские и немцы. Они сражались за Родину. Каждый за свою.
А Мишка Бугаков сражался за жизнь свою и отчасти за будущее человечества. Да-да, именно так – за будущее всего человечества. Он был идеалист в душе. Поэтому и дела у него особо не шли.
- Как ваши дела (ваш бизнес)? – разносилось во всех коридорах и уголках земшара.
Да, он вынужден был играть по их правилам, но в то же время и ускользал ежесекундно. Понимаете ли вы этакую его двойственность?!
Он вышагивал по Чистым прудам. Но ничего не происходило. Вяловатые редкие пары прогуливались в томительном угасающем зное. Деловые клерки четко вышагивали. Вопрошающий жесткий взгляд свидетельствовал о том, что они на правильном пути.
Но правильных путей в мире становилось все меньше. Мир был перепахан гаджетами и маджетами. Вся энергия человечков уходила на их освоение и обслуживание. Все более механистичной становилась душа. Вот они – киберы! – и не надо фантастики. Вот она – КИБЕРРЕАЛЬНОСТЬ.
Над Чистыми прудами пух летел чистейший. Но не тополиный. Вечерний белый пух с усталых небес. Миша задрал голову, вглядывался. Медитировал отчасти. И, как водится, откуда-то сверху явилась мысль… или мнение, если хотите: я не решил – что делать с Человеком…