ДРУЖБА, ЗАВЕЩАННАЯ ПОТОМКАМ
О.А. Джамбеков,
к.ф.н., доцент кафедры чеченской филологии
Чеченского государственного педагогического института
ХIХ-й век, по-нашему общему разумению, очень притягателен для всех нас, живущих в ХХI-м веке. Мы охотно возвращаемся в прошлое, вспоминаем людей и события этого века, спорим, ищем «белые пятна», бывает, находим в тысячу раз перечитанных книгах чьи-то недосказанные мысли, забытые события…
Как-то, весной этого года, во время встречи со студенческой аудиторией одного из ВУЗов Грозного, Марьм Вахидовой задали вопрос, что послужило толчком её интереса к творчеству Лермонтова?
Исследовательница ответила просто: то, что у Лермонтова не было опубликованной прижизненной биографии.
А потом, оказывается, М. Вахидова 12 лет вновь и вновь перечитывала Лермонтова, чтобы «восстановить», для себя, когда-то, кем-то не написанную биографию поэта. А вот когда она «выпустила» джина из кувшина, случилось то, что мы пожинаем сегодня.
Вы, пожалуйста, уважаемые гости, не подумайте, что Марьям Вахидова, как она говорит, простая читательница, всего на всего только высветила некоторые «белые пятна» в биографиях двух гениев русской литературы – Лермонтова и Толстого. От неё, мимоходом, «досталось» и основоположнику чеченской литературы Саиду Бадуеву. Прочитав недавно, как Марьям прошлась тяжёлым «катком» по его судьбе, я не нашёл лучшего, чем съязвить, сказав: «Тебе, Марьям, нужно 12 лет перечитывать и Бадуева…». В тот момент я совсем не пытался защитить писателя Бадуева, я просто подумал, что Бадуев-человек не так прост, как представляется многим.
Что касается интереса к творчеству Лермонтова, то он, как у будущего филолога, у меня сложился еще в студенческие годы. Укрепился он в значительной степени после знакомства с интересной статьёй фольклориста и языковеда Якуба Вагапова «Образы и мотивы чеченского фольклора в поэме Лермонтова «Беглец»1.
__________________
1 Вагапов Я.С. Образы и мотивы чеченского фольклора в поэме Лермонтова «Беглец» // Вопросы чечено-ингушской литературы. Т. VII. – Грозный, 1978. – Сс. 22–35.
Я должен признать, что публикации Марьям Вахидовой с самого начала у чеченской аудитории вызвали небывалый интерес. Все читали, все обсуждали, я помню: все вместе и в отдельности эмоционально друг перед другом указывали на слабые, уязвимые, места, в её работе, я имею в виду журнальную версию. А вот открыто высказаться до сих пор никто не решается. Словом, все ждут веского слова настоящих «лермонтоведов», т.е. вашего мнения. Как у нас часто бывает, похвалите, скажут, мы тоже так думали, похулите – все бросятся добивать…
В общем, всё, как у нас часто бывает…
Как-то, в 80-х годах, во время учёбы в аспирантуре Института грузинской литературы в г. Тбилиси, пролистывая газету «Кавказ» за 1853 год, я наткнулся на небольшую заметку сослуживца Лермонтова, который удивлялся, что при жизни поэта они и не ведали о том, что с ними рядом служил гений…
Не заметил ничего такого в нём и однокурсник Лермонтова по юнкерской школе князь Барятинский, в 1859 году пленивший имама Шамиля. Ожидая с минуты на минуту сдачу крепости Гуниб, главнокомандующий русскими войсками вдруг вспомнил, пишет в своей исторической повести «Роща розовых берёз»2 Ислам Эльсанов, что с ним учились «двое сыновей Шамхала Тарковского и поэт Лермонтов. Почему он их троих вспомнил сейчас? Он их всех троих не любил. Сыновья Шамхала Т;рковского ему казались какими-то дикими существами, а Лермонтова не любил за его глаза. В его глазах было что-то такое, что роднило его с этими братьями…»3. Нам представляется, что проницательность бывалого генерала не так и беспочвенна, и, как говорится, при вновь открывшихся обстоятельствах могла бы послужить хотя бы косвенным подтверждением версии Вахидовой.
А теперь о двух личностях, которые выросли в России, но подружились здесь, на Кавказе – Бате Шамурзаеве и Михаиле Лермонтове.
Бата в мальчишеском возрасте был свидетелем гибели Дада-Юрта. Он в числе немногих своих односельчан и родственников выжил в этой кровавой бойне – очередном злодеянии генерала Ермолова, этой своеобразной предтечи Хатыни, Сонгми и Орадур ХХ века… Ему была уготована почти такая же судьба, как художнику Петру Захарову и поэту Айбулату Розену, его землякам – так называемым «кавказским пленникам».
__________________
2 Эльсанов И. Роща розовых берёз. – Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1989. – С. 50.
3 Лермонтов М.Ю. Собр. соч. в 4-х тт. Т. I. – М.–Л.: Издательство АН СССР, 1958–1959. – С. 676.
Бота получил сначала приют в семье барона Григория Розена, к которому он испытывал самые искренние сыновние чувства до конца своих дней. Сын Григория – Дмитрий – ровесник Боты, являлся товарищем и сослуживцем М.Ю. Лермонтова по лейб-гвардии гусарскому полку. Эта и ряд других причин предопределило их неизбежную встречу.
Как известно, после трагической гибели А.С. Пушкина «молодой поэт совершил неслыханно смелый шаг против «надменных потомков, стоящих у трона», за что должен был понести суровую кару – ссылку на Кавказ».
И вот, как и следовало ожидать, 25 февраля 1837 года по высочайшему повелению был вынесен приговор: «Лейб-гвардии гусарского полка корнета Лермонтова… перевести тем же чином в Нижегородский драгунский полк…»3.
Ссыльный Лермонтов прибыл в административный центр Северного Кавказа – г. Ставрополь 15 апреля 1837 года. Здесь уместно напомнить, что у него в этом городе было много знакомых и родственников, у которых он мог остановиться: это, прежде всего, генерал-майор П.И. Петров – начальник штаба войск Кавказской линии и Черноморья, который был женат на Анне Акимовне Хастатовой – двоюродной сестре матери Лермонтова. В Ставрополе служил также дядюшка Лермонтова – Аким Акимович Хастатов.
Но Лермонтов недолго задерживается здесь, ему не терпится побывать в местах, дорогих ему с детства, он спешит погостить в станицу Шелкозаводскую – в имение своего дядюшки Акима Акимовича, где ждал прибытия Лермонтова и встречи с ним чеченец Бата Шамурзаев, служивший проводником на левом фланге Кавказской линии и Черноморья. Здесь самое время напомнить, что «А.А. Хастатов и Бата Шамурзаев с 1836 года были знакомы и бывали взаимно в гостях друг у друга»4.
Известно, что Лермонтов планировал встретиться на Кавказе с П.А. Катениным – близким другом Пушкина. Как полагает лермонтовед проф. А.В. Попов, его мог рекомендовать коменданту Кизлярской крепости П.А. Катенину генерал П.И. Петров, друживший с последним многие годы.
Но что самое интересное: Лермонтов вёз с собой на Кавказ письмо Дмитрия Розена к своему названному брату – чеченцу Бате*, которого он просил встретиться с Лермонтовым и оказать ему на Кавказе горское гостеприимство.
Упомянутый нами выше лермонтовед проф. А.В. Попов в своей книге
__________________
4 Шамурзаев А.А. Роль и место чеченца Боты Шамурзаева в творчестве М.Ю. Лермонтова. – Грозный, 2004. – С. 185.
* В документах того времени Боту Шамурзаева часто называют Батой (через а – О.Д.). В настоящей работе мы оставляем всё в том виде, как в первоисточниках.
«Декабристы-литераторы на Кавказе» отводит целый очерк личности Шамурзаева, потому мы нашли необходимым привести обширную цитату из этой работы, в которой описывается достоверная история Баты Шамурзаева:
«В Кизляре Катенин познакомил Лермонтова с чеченцем Батой Шамурзаевым.
Бата был родом из аула Хорачой (нынешний Веденский муниципальный район Чеченской Республики – О.Д.), стоявшего на одном из левых притоков р. Джалки. Ему было 9 лет, когда он попал в плен к русским. Барон Г.В. Розен, ставший впоследствии командиром Отдельного Кавказского корпуса, взял его на воспитание.
Ловкий, расторопный, умный, Бата скоро стал любимцем своего патрона. Желая упрочить будущность воспитанника, Розен определил Бату в Варшавский конвой брата Николая I, великого князя Константина Павловича, бывшего наместника царства Польского.
Бата воспитывался во дворце Константина Павловича, выучился говорить по-польски.
Когда он достиг совершеннолетия, великий князь предложил ему креститься. Молодой чеченец поблагодарил его за милости, но изменить вере отцов отказался и просил отпустить его на родину, по которой никогда не переставал тосковать. Напрасно великий князь рисовал ему блестящие перспективы будущей военной карьеры под его личным покровительством и под покровительством Розена, Бата категорически настаивал на своём желании вернуться в родную Чечню. Потеряв надежду сделать из Баты «культурного человека», великий князь удовлетворил его просьбу, утешая себя мыслью, что «сколько волка не корми, он всё в лес смотрит».
Так, в один прекрасный день Бата из роскошных палат наместника царства Польского очутился в тёмной и тесной турлучной сакле, в обществе телят и домашней птицы.
Но он был счастлив, дыша родным воздухом и чувствуя себя свободным человеком.
Лермонтов не только лично беседовал с Батою, но и был хорошо осведомлён о его истории из уст своего однополчанина по лейб-гвардии гусарскому полку Дмитрия Розена. От него же поэт впоследствии узнал, что в 1838 году Бата Шамурзаев, после резких столкновений с новым начальником левого фланга, бежал в горы к Шамилю, который высоко оценил свободолюбивого чеченца и сделал его одним из своих наибов»5.
__________________
5 Цит. по: Шамурзаев А.А. Роль и место чеченца Боты Шамурзаева в творчестве М.Ю. Лермонтова… – С. 188–189.
Доподлинно известно, что Бата со своей свитой сопровождал Лермонтова из станицы Шелкозаводской в Кизляр к Катенину, а не наоборот, как пишет проф. А.В. Попов. По сути эта деталь ничего не меняет, главное, Бата, бывший пленник из печально знаменитого Дада-Юрта, воспитанник барона Г.В. Розена и цесаревича, наместника царства Польского, был «не безразличным участником бесед Лермонтова и Катенина».
После этой встречи Бата Шамурзаев пригласил своего нового друга к себе в дом в Таш-Кичу на Аксае, находящийся в 18-ти верстах от станицы Шелкозаводской.
«Бата, с вежливостью горца, гостеприимно пригласил Лермонтова в своё имение, исполняя просьбу своего «младшего брата» Дмитрия Розена, – пишет внук Баты, Асламбек Ахматханович Шамурзаев, в своей книге «Роль и место чеченца Баты Шамурзаева в творчестве М.Ю. Лермонтова». – Лермонтов принял приглашение, а Катенин, не раз бывавший в гостях у Баты, одобрил это увлекательное путешествие, которое могло только благоприятно повлиять на поэтическую впечатлительность восприимчивого Лермонтова.
Поездка от Кизляра с ночёвкой по пути, на Тереке, в имении Хастатовых, была интересной, особенно для впечатлительного Лермонтова. Из станицы Шелкозаводской в один из ясных дней весны 1837 года Лермонтов, сопровождаемый Батой Шамурзаевым и его свитой из горцев, выехал с Терека в Таш-Кичу.
Было чем увлечься: мощный, но спокойный и извилистый Терек укрылся в тени зелёного кудрявого леса; за рекой зелёным бархатным ковром легла просторная степь; впереди стеной надвигающие горы, а их великан – Казбек, чётко вырисовываясь в серебристо-белой шапке, зорко сторожит покой векового Кавказа. Лермонтов поглощён окружающей природой, особенно его интересуют горные громады, их обитатели, законы, обычаи, традиции и быт горцев: их кони идут рядом, конь Баты слева от коня гостя…
Уже пройдено полпути, с места в карьер срывается конь Баты, который стремительно уносит молодого горца: надо вовремя предупредить домочадцев, что с ним едет гость.
Около усадьбы Бата стремглав опережает всех и въезжает в широкий двор, за узду отводит коня к коновязи и идёт обратно навстречу почётному гостю.
Бата сам берёт за повод его коня, а другой человек у правого стремени поддерживает сходящего с коня Лермонтова.
Поэт всё примечает, всё видит, и ему приятно ревностное желание каждого горца оказать ему любезный приём, почёт и уважение. В манерах хозяина удивительно сочетаются два качества в обращении: чисто аристократическое обхождение образованного воспитанного европейца и высокий такт горского этикета.
Через некоторый срок Бата со всеми почестями проводил Лермонтова обратно на Терскую линию, и они расстались взаимно признательными друг другу»6.
Так закончилась эта первая встреча Боты Шамурзаева и Михаила Лермонтова. Она не могла не оставить след в творчестве поэта. Вскоре после отъезда Лермонтов написал стихотворение «Я не хочу, чтоб свет узнал мою таинственную повесть…», посвящённую русской девушке, которую полюбил Бата на чужбине:
Я не хочу, чтоб свет узнал
Мою таинственную повесть;
Как я любил, за что страдал,
Тому судья лишь бог да совесть!..
Им сердце в чувствах даст отчет,
У них попросит сожаленья;
И пусть меня накажет тот,
Кто изобрёл мои мученья;
Укор невежд, укор людей
Души высокой не печалит;
Пускай шумит волна морей,
Утес гранитный не повалит;
Его чело меж облаков,
Он двух стихий жилец угрюмый
И, кроме бури да громов,
Он никому не вверит думы...
1837
Нам известно, что Бата Шамурзаев встречался с М.Ю. Лермонтовым в первых числах октября 1837 года. А в конце ноября того же года «кунак-чеченец» Бата Шамурзаев провожает Лермонтова из Тифлиса* через Кавказские горы до Владикавказа. Но это тема для отдельного разговора.
_________________________
6 Там же. – С. 195–198.
* Тифлис – нынешняя столица Грузии г. Тбилиси.