Причиной увольнения Хромова из колонии общего режима, выражаясь юридическим языком, послужило следующее: «…не предоставление жилой площади молодому специалисту по прибытию по месту распределения, оговорённой в обязательствах работодателя при направлении на работу после окончания вуза».
Хотя, Хромов понимал, что это была не единственная причина, о которой он предпочитал не говорить даже с женой, но именно первую причину он указал, когда подал заявление об увольнении - так его научил знакомый юрист. К удивлению Романа начальство не стало уговаривать забрать заявление, а в приказе начальника колонии причиной увольнения значилась формулировка «по собственному желанию».
Роман и не думал оспаривать эту запись в трудовой, посчитав «себе дороже», а, молча, расписался в приказе, понимая, что, уволившись, с этого момента он потерял статус молодого специалиста.
Оформив необходимые документы и получив в отделе кадров трудовую книжку и расчёт, Хромов упросил одного из начальников отряда, где он проводил «Единый политдень», разрешить ему пройти на производство, чтобы попрощаться со знакомыми заключёнными.
Лейтенант внутренних войск по фамилии Сусликов, к просьбе Романа отнёсся без особого энтузиазма, но разрешил «по старой памяти», намекнув Хромову о блоке импортных сигарет. На этом и решили: сигареты перекочевали к лейтенанту в стол, а Хромов получил пропуск в зону…
Дядю Сашу бухгалтера Роман встретил в балке, где заключённый работал и готовил обед себе и товарищам.
Дядя Саша любил «кашеварить», особенно, когда водители передавали ему картошку с куском мяса. Приближённые к дяде Саше заключённые в такие дни обедали прямо в балке и в зэкавскую столовую не ходили.
Начальство колонии закрывало на это глаза, понимая, что без добавки людям на участке не справиться со сложной работой. Для остальных осужденных обеденный рацион в столовой выглядел весьма скромно и оценивался что-то около десяти рублей в месяц.
Увидев инженера, заключённый засуетился, убирая со стола бумаги и посуду.
- Вовремя ты, начальник, как раз картошка с мясом готова, Будешь? - спросил он, протягивая руку Роману.
- Я попрощаться зашёл, - сказал Роман, пожав в ответ шершавую ладонь.
- Ну и правильно! – вздохнул дядя Саша. – Ты человек свободный, зачем тебе срок мотать наравне с нами, к тому же работа не по специальности только во вред…
- Начальник колонии обманул…, - пожаловался Роман и пояснил: – Когда оформлялся на работу, он мне лично обещал, как молодому специалисту через полгода «гостинку» дать, а отдал её своей секретарше, а о том, зачем меня брал? даже не вспомнил, вот я и решил не ждать с моря погоды…
- Бывает…, но это не самое страшное, - заметил дядя Саша. – Страшно другое, парень! что твой начальник не ценил тебя, хотя бы потому, что ты молод и перспективен. Очевидно у него на других планы. Вот поживёшь с моё, многое поймёшь, что говорю, а сейчас беги отсюда на четыре стороны…воля вольному, - и он засмеялся. – Работу нашёл? – спросил он, перестав смеяться.
- На строящийся завод пойду, - признался Роман. – Здесь недалеко под Красноярском…
- Это хорошо, что с нуля! Хвалю…. Всё своими руками пощупаешь, - позавидовал дядя Саша и, снова рассмеявшись, спросил: - Я когда освобожусь, возьмёшь меня к себе бухгалтером?
- Я ж ещё не начальник, - ответил Роман, услышав скрытый подвох в вопросе зэка, и подыграл ему: – Вот устроюсь, а там видно будет, если захотите...
- Через десять лет обязательно станешь, а может и раньше! – уверенно ответил зэк. – А мне к тому времени седьмой десяток пойдёт, сынок. Эх, жаль время уходит…вот если бы вернуть?
После этих слов дядя Саша сгорбился, как бы ощущая тяжесть своей ближайшей перспективы, устало сел к столу и стал снова перекладывать бумаги. Роман видел, как занервничал заключённый, очевидно вспомнив своё прошлое. Наступило незапланированное молчание и Хромов, выжидающе посмотрел на зэка…
Хромов знал, по какой статье сидел заключённый Фролов. Статья была «за убийство жены на бытовой почве», и за это тот получил, что называется по полной катушке - двенадцать лет колонии общего режима…
Перед тем, как приступить к обязанностям инженера, Хромов несколько дней сидел в специальном отделе и знакомился с личными делами осужденных, чтобы представлять с кем ему придётся иметь дело. В колонии в то время было собственное производство, где часть осужденных, изготавливали мебель, ящичную тару и металлические воздуховоды для систем вентиляции, остальные работали на стройке в городе.
Дядя Саша был из тех, который, ну никак! по мнению Хромова, не походил на заключённого. Чисто выбритый в хорошо подогнанной одежде, с чёткой выраженной речью, он больше смахивал на служащего, чем на убийцу. Своим видом он сразу расположил себе начинающего инженера. Их первая встреча состоялась в тот же день, когда Роман первый раз появился на участке.
Увидев начальника производства в сопровождении незнакомого парня, пожилой лысеющий мужчина в зэковской форме по-военному отрапортовал:
- На вверенном мне участке ведутся работы по заказу…, - и назвал номер заказа. – Больных нет, лодырей двое, - закончил он доклад и улыбнулся.
Кивнув на Романа, спросил:
- Это наш новый инженер?
Начальник производства утвердительно мотнул головой и попросил:
- Покажи инженеру цех и документацию по технике безопасности, и смотри не впутывай парня в свои делишки, - предупредил он и, повернувшись к Роману, едва усмехнувшись, пояснил: - Любят они гражданских просьбами обременять: то письмо попросят в ящик бросить, то сигарет купить, а некоторым и водку просят пронести.
- Ну, ты и скажешь, гражданин начальник, - с сарказмом переходя на «ты» возразил Фролов. – Зачем мне парня под подозрение подставлять, он ведь наверняка комсомолец.
- Все вы так говорите, будто я первый год в колонии…, - начальник зыркнул на осуждённого усталыми глазами и напомнил: - И не рассказывай тут про меня лишнего.
На этом знакомство с начальником участка не ограничилось. Затем Романа провели в цех ящичной тары, а потом в цех изготовления мебели, где Александр Иванович представил всё зэковское начальство, не забыв напомнить осужденным: «не использовать парня в своих целях и не болтать лишнего».
Что имел в виду начальник производства под словом «лишнего», Роман узнал, но не от дяди Саши и других осуждённых, а от снабженца Карла Филимоновича – так звали между собой в колонии пожилого высокого мужчину с густой рыжей шевелюрой, с украинской фамилией Астапчук. От него Хромов узнал, что он и Александр Иванович в начале пятидесятых отбывали срок по 58 статье «измена родине» на севере долгие десять лет. Оба когда-то были старшими офицерами Советской Армии. После войны Александр Иванович служил помощником у военного атташе в Китае, а Карл Филимонович во внутренних войсках, где совершил хищение с промтоварного склада форменных полушубков и десяток пар валенок, ранив часового.
За что попал в лагерь Александр Иванович? Роману сразу не рассказали. И только перед самым увольнением он узнал от Астапчука, за что тот отбывал срок.
История оказалась банальной. По версии Астапчука подполковник отсидел срок за женщину – дочь военного атташе, которую склонил к сожительству, а потом отказался жениться. Атташе не вынес позора и написал на помощника рапорт, уличив его в предательстве. Помощника разжаловали и посадили по 58 статье - любимой статье «отца народов». Так меж собой называли Сталина - бывшие зэки, которые, отсидев свой срок, почему-то остались работать в исправительной системе и чувствовали себя здесь неплохо…
Персонал колонии, с которым сотрудничал Хромов, в общей массе, был безразличен к судьбе Романа. К нему относились, как к случайному человеку, попавшему в колонию по недоразумению. И они были правы!
Роман действительно сначала распределился в город под Новосибирском, и сделал это без особого энтузиазма, поддавшись уговору председателя распределительной комиссии. Но к месту распределения не поехал, так как вскоре женился и вынужден был остаться в Красноярске, перераспределившись в той, же системе, где ему пообещали жильё и карьеру.
Проходили дни, месяцы, а Роман по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. Литейный цех, в котором ему обещали должность начальника цеха, не строился, а то, что он делал, не вызывало энтузиазма и рвения к работе. Для начальства он был «желторотиком», которого надо было учить реальной жизни, а с этим у них как-то не получалось..
Александр Иванович изредка просил его написать отчёт по технике безопасности, по установленной форме или подготовить справку для директора, но это занятие занимало немного времени. Даже проведение по понедельникам «единого политдня» в отряде не прибавило Роману авторитета. Заключённые, выслушав о планах партии, просили рассказать о житейских проблемах: что делается в городе и чем торгуют в магазинах к празднику и какая у него семья. Иной раз Роман не находил ответов, особенно, когда его спрашивали о международном положении и о здоровье генсека.
Не обходилось и без досадных курьёзов, о которых Роман вспоминает с улыбкой, когда рассказывает о них своим знакомым или делится опытом с начинающими инженерами…
Однажды в колонии в течение месяца произошло несколько несчастных случаев на стройке, связанных с гибелью заключённых и Александр Иванович попросил Романа подготовить письмо управляющему строительным трестом с просьбой – «расследовать несчастные случаи и наказать виновных».
Роман долго думал, что написать? Поразмышляв, он написал в черновике письма единственную фразу: «Прошу принять меры» и показал черновик Александру Ивановичу. Тот с удивлением посмотрел на Романа и спросил:
- Тебя этому, где учили? В институте?
- Там не учили, это я сам…, - ответил Роман, и, увидев, как нахмурилось лицо начальника, пояснил: - Я думал, что начальнику треста доложили о случаях, вот я и не стал расписывать.
Начальник производства тяжело вздохнул и попросил:
- Ладно, я сам подготовлю письмо, только ты мне данные о случаях предоставь. Говоришь, что в институте этому не учат? Ну-ну…
Последняя фраза Александра Ивановича прозвучала укоризненно, и Роману стало как-то не по себе.
С этого дня отношение к Роману вообще стало никаким. Хромов мог часами сидеть в кабинете, не зная, чем заняться? Обязанности инженера по технике безопасности сузились до предела, и то это касалось предоставления отчётов, ведение документации и регулярные записи замечаний в журнале по ТБ с конкретными нарушениями. Сделав эту работу за пару часов, остальное время Роман проводил, как вздумается: чаще всего сидел за изучением личных дел заключённых или без дела слонялся по производству, или вовсе уезжал домой сразу же после обеда. А однажды вообще не приехал на работу. Каково же было его удивление! На следующий день никто из начальников даже не поинтересовался, где он был? И Роман стал периодически прогуливать, часами слоняясь по центру города.
Этому способствовал и заведённый в производственном отделе распорядок дня и отношения между работниками. С утра были планёрки, затем отчёты начальников участков и нагоняй «отличившимся» за срыв плана, а во время обеденного перерыва обед превращался в умеренное пьянство на троих. Иногда компанию поддерживал майор Ковалевский, опрокинув стаканчик водки, он уходил, предупредив подчинённых, чтобы те не сильно увлекались водкой и не спаивали молодого специалиста. Но предложение не поддерживалось, а выпивать стали чуть ли, не каждый день.
Сразу с утра Карл Филимонович собирал у коллег по рублю и уезжал по делам, а к обеду возвращался с бутылкой водки и скудной закуской: куском сала, головкой лука и буханкой хлеба. Очень редко к столу покупалась колбаса. Распив бутылку практически без закуски, коллектив удалялся по своим делам: Александр Иванович шёл в гараж чинить двигатель к старому газику, а Астапчук брал кладовщицу и шёл приходовать привёзённый пиломатериал или листовое железо. Роман же шёл в магазин и покупал там несколько пачек сигарет и возвращался на зону, где его с нетерпением ждал дядя Саша.
Предупреждение Александра Ивановича «не выполнять просьбы зэковской элиты» Роман сначала проигнорировал, посчитав, что пронос нескольких пачек сигареты и писем родным, не навредят ни ему, ни заключённым, пока не убедился, что через него пересылаются письма и от других зэков. А после того как к нему обратилась неизвестная молодая женщина с просьбой передать продукты в зону, Роман понял, что его каналом воспользовались нехорошие люди.
После того случая он перестал покупать сигареты и передавать письма, и к нему резко изменилось отношение знакомых заключённых. Когда он заходил к дяде Саше, он уже не ощущал приветливого взгляда и отеческого отношения к нему. Роману теперь не предлагался картофель фри с мясом или стакан крепкого чая, похожего на чифир. Все разговоры заканчивались одной и той же фразой:
- Не мешай, начальник, работать! Видишь, отстаём от плана, - говорил ему дядя Саша, зарывшись в отчёт, давая понять, что тот ему мешает.
И Роман, чтобы наладить отношения, вновь согласился передать на волю поздравления к новому году. Дядя Саша обрадовался и на следующий день передал Роману с десяток ярких открыток, с текстами поздравления и адресами, на что тот не обратил особого внимания.
А потом в колонии произошёл побег, после которого Роман стал задумываться об увольнении с работы, и на это были веские основания…
Во время строительства фундаментов под оборудование крупного металлургического цеха со стройки исчез заключённый и на зоне, где он отбывал срок, был объявлен особый режим поиска. Были отменены все свидания и занятия в школе. Заключённых тщательно пересчитывали при выходе на работу и по возращению в колонию, а свободное передвижение в колонии было запрещено. Попытки руководства колонии найти сбежавшего через осведомителей не увенчались успехом – никто из зэков не захотел выдавать своего товарища.
Заключённого искали весь день и ночь, но так и не нашли, и, спустя сутки вынуждены были снять охрану с объекта, а поиски передать милиции.
На поиски рецидивиста, впоследствии, были брошены лучшие силы оперативников города, но заключённый исчез, словно провалился сквозь землю. Так и оказалось!
На третий день поиска, бандит был обнаружен в бункере под фундаментом в стельку пьяным и в окружении двух женщин.
Место, где прятался преступник, нашёл молоденький милиционер, когда осматривал фундамент, где летом заключённые вели бетонные работы. Осматривая фундамент, лейтенант увидел еле заметный провод, замаскированный под арматуру, который уходил под землю. Участок сразу оцепили и устроили там засаду. Ночью к тайнику подошли две девицы и стали выкрикивать условный пароль. Через некоторое время лаз в бункер приоткрылся и оттуда выбрался полупьяный мужчина. Оперативникам ничего не оставалось, как задержать преступника. Вместе с мужчиной в бункере оказались ещё две женщины, которые ждали своей смены. Задержанным оказался сбежавший, днём раньше, заключённый.
Спустя неделю особый режим в колонии сняли, а всем объявили, что сбежавший преступник пойман и помещён в следственный изолятор. За побег ему грозил внушительный срок: что-то около пяти лет, и об этом в колонии говорили в каждом отряде.
По рассказам участников событий и как потом выяснило следствие, рецидивист, во время строительных работ, с группой подельников в одном из фундаментов соорудили себе бункер, оборудовав его электрическими тэнами и нарами, а потом умельцы провели туда электричество, замаскировав провод и лаз. В бункере находился необходимый жизненный запас воды и продуктов, была здесь и водка.
Бункер был построен зэками с дальним прицелом. Это было местом отдыха и свиданий, определённой части осужденных, и соответственно за плату. Всё перемещения «родственников» происходили ночью, когда на стройке не было охраны из солдатского оцепления.
Сооружение прослужило любителям выпивок и женских радостей несколько месяцев, пока сам организатор притона не решил удариться в бега. Преступник должен был отсидеть в тайнике несколько дней, чтобы потом беспрепятственно выбраться на свободу, но зэка подвели его две старые привычки: пристрастие к алкоголю и любовь к женщинам. На этом он и погорел.
Скоро в колонии поползли слухи, что к побегу заключённого были причастны вольнонаёмные, которые и помогали ему осуществить связь с волей.
Эта тема обсуждалась и в узкой компании работников производства в самый канун Нового года, а директор майор Ковалевский подтвердил присутствующим, среди которых был Хромов, что связь с волей могла быть осуществлена посредством писем или открыток, отправленных по почте.
После заявления директора Александр Иванович исподлобья посмотрел на Романа и покачал головой, а Карл Филимонович отвернулся. И Роман понял, что эти предположения относятся лично к нему, и ему стало страшно.
Впоследствии он так и не узнал: было ли это намеренным шагом Ковалевского, чтобы предупредить Романа или это было предостережение всем присутствующим?
Больше к этому разговору никто не возвращался, а для себя Роман сделал окончательный вывод. Сразу же после праздника он окончательно решил уволиться – и это было второй, если не главной причиной его увольнения, о которой Роман не написал ни слова в своём заявлении…
Роман не мог уйти, не попрощавшись с дядей Сашей, благодаря которому он получил свой первый урок беспринципности. Поэтому и пришёл попрощаться…
Был март 1972 года.
Отступление автора: Советская правоохранительная система в те времена не прощала людям никаких промахов: ни мелких, ни крупных, если это касалось нарушения закона. Наравне судили тех, кто украл морковку на совхозном поле и тех, кто материализовал свои планы по разграблению социалистической собственности. За малейшие провинности граждан сажали в тюрьмы и колонии, надеясь там перевоспитать человека. Но этого не происходило, а тюрем с колониями становилось не меньше…
В тот раз Роману Хромову повезло, и его не привлекли к уголовной ответственности за связь с заключёнными. Как изменится его дальнейшая судьба? На тот момент не знал ни генеральный секретарь, ни сам бог, ни он сам.
Но в народе есть хорошая поговорка: «от беды и от сумы не зарекайся…», а это значило, что Роману Хромову предстояло снова наступить на те, же грабли и оказаться на грани, переступив которую, он уже не смог бы жить, как раньше…
***
…Самолёт снова стало потряхивать, и он накренился вниз. Командир корабля объявил по радио, что самолёт приступил к снижению.
Рядом с Романом завозилась соседка, и он очнулся от нахлынувших воспоминаний. Взял у проходящей стюардессы горсть карамельных конфет и одну положил в рот. Холодеющий вкус ментола на языке на минуту отвлёк его от беспокойной соседки, и он посмотрел в проход. Пассажиры безропотно пристёгивали ремни, щёлкая замками, а некоторые, не стыдясь, просили у стюардессы мешочки, на случай рвоты, кто-то другой стремительно шёл по проходу, чтобы успеть в туалет.
Роман невольно улыбнулся – в салоне царила обычная обстановка в ожидании посадки. Он снова откинулся на подголовник кресла и закрыл глаза. В памяти вновь замелькали картинки из его трудового прошлого…