Поэт и сирена, или Единственный миг одиночества

Валерий Камаев
Тьма давно отступила, всё окружающее пространство покрыла лёгкая дымка тумана, что бывало нередко в этих местах на Восточном озере. Однако и туман продолжался недолго. Он как-то съёжился и сполз под напором алого луча зари. Заря рассеяла туман на части, расчищая и уступая дорогу бурному и живительному потоку света. С моря подул лёгкий бриз, и то тут то там заходили волны. Восточное озеро, так на Западе называют Балтийское море, окончательно стряхнуло с себя остатки сна и мерно покатило свои воды дальше.
На крутом берегу озера стоял маленький и уютный домик, в котором жил молодой, талантливый, подающий надежды поэт. Он был высок ростом, сероглаз, широк в плечах, на подбородке у него была ямочка, что, как известно, нравится многим дамам, коих на балах поэт видел предостаточно. Он окончил Боннский университет и имел уже юридическую степень. Кто знает, кем бы мог стать этот молодой симпатичный юноша, если бы однажды на досуге он не взялся за перо и не написал роман про себя, что получилось совсем не плохо.
Роман был озаглавлен «Страдания юного Вертера» и напечатан. Молодой человек получил известность, рассчитался с долгами, купил небольшой домик и переехал сюда, чтобы жить в уединении. Боннская публика быстро забыла мечтателя и карточного игрока, переключившись на другого героя.
Однажды утром поэт вышел из дома и направился вдоль берега моря. Вдруг его взгляд, блуждающий где-то в вышине, обратился на большой гранитный валун. На камне сидела сирена. Сотни и сотни лет она летела по свету, то бежала по земле звонким ручьём, распускалась на могилах красивым лазоревым цветком, успокаивала своим чудным и тихим пением маленьких детей в колыбелях, забирала души умерших, сопровождая их по ту сторону подземной реки, пока, наконец, ветер с моря не принёс её сюда. Сирена открыла свои бездонные, васильковые глаза и, загадочно улыбнувшись, произнесла:
— Доброе утро, поэт!
Поэт при первых звуках мелодичного голоса, который больше походил на звуки маленькой флейты, обернулся.
— Приветствую тебя, — тихо промолвил он.
Сирена, ещё раз улыбнувшись, стряхнула пыль со своих золотых волос, и тут же на небесах заиграли золотые блики солнца, отражаясь в воде Восточного озера.
— А ты молодец! Мне нравится, как ты пишешь.
— В каком смысле? — не понял поэт.
— А в самом прямом, — засмеялась сирена, и от её смеха всё вокруг наполнилось звуком маленьких стеклянных колокольчиков.
— А вы кто? — спросил изумлённый поэт, поскольку ни в какие чудеса он не верил.
— Не узнал? Немудрено, меня мало кто узнаёт. Это порой бывает обидно. Но тебе я всё скажу, поскольку ты человек другого времени. Я Лорелей, дочь солнечного луча, самая младшая среди шестнадцати сирен.
— Ах даже так! — воскликнул поражённый поэт.
— Чего же ты испугался?
— Да нет, как-то непривычно. Сейчас не принято верить в чудеса.
— Жаль, — горько вздохнула сирена. — Когда в чудеса не верят, они тускнеют и очень быстро умирают, как белые мотыльки. Да и вообще, прагматизм заведёт человечество в тупик.
— Тебе виднее. Скажи лучше, почему ты оказалась здесь?
— Всё потому, друг мой, что у тебя очень хорошее воображение.
— Правильно ли я тебя понял, — произнёс ошарашенный поэт, — что все чудеса — это игра воображения?
— Не совсем так, но смысл передан верно.
— А можно тебя попросить?..
— Для этого я здесь и всё, что в моих силах, я для тебя сделаю.
— Тогда скажи мне, Лоре... Можно, я буду так тебя называть?
— Называй. Мне это даже приятно, хотя вот уже много лет меня так никто не называл.
— Так вот, скажи мне, Лоре, почему я никак не могу найти свою единственную и неповторимую любовь?
— Мой друг, — сказала сирена грустно, — всё дело в том, что ты поэт, а где ты видел поэта, который был бы счастлив в любви?
— Но ведь поэзия — это дорога добра?
— А добро, милый мой, — это, прежде всего, страдание.
— Подари хотя бы влюблённость!
— Не сейчас, мой друг! Увы, не сейчас, а тогда, когда ты состаришься и больше всего будешь нуждаться в уюте и ласке.
— А кто она будет?
— Продавщица цветов, — ответила сирена.
— А скажи, закончу ли я то, что задумал?
— Конечно, мой друг, иначе меня бы здесь не было. Правда, — поправилась она, — на это уйдут годы.
— А я думал... — начал было поэт.
— Ты молод, поэтому немного горяч, но это пройдёт. А теперь мы расстанемся, но перед этим я спою тебе песню. Когда тебе будет особенно трудно, вспоминай её мотив, и чернота тоски сама будет уходить из твоей души.
— Ну что ж, спой!
И сирена запела. Боже мой, что это была за песня! В это мгновение все птицы на земле замолчали, перестали звенеть ручьи, и травы не колыхались под ветром. Во всём мире на один-единственный миг наступила тишина.
— Ну, вот и всё, — произнесла сирена. — А теперь я расчешу волосы своим гребнем и улечу.
— Надолго? — спросил влюблённый поэт.
— Не знаю... Я там, где блестит солнечный луч, потому что он является нитью картины.
— А где она?
— Где-то рядом, — ответила Лорелей.
Придя с прогулки, поэт ещё долго стоял у окна и видел на гранитном камне прекрасную девушку, которая расчёсывала перламутровым гребнем свои золотые волосы. Постояв у окна, поэт сел за стол, обмакнул перо в чернильницу и вывел на белом листе бумаги начальные строки: «Горные вершины спят во тьме ночной...»