Однажды, когда я была маленькой, на улице был жуткий ветер, деревья гнулись к самой земле, которая сама поднималась и становилась платком. Я так хотела выйти погулять, но мама мне запретила, сказала, что это опасно. Мы сидели дома, и я жадно глядела на улицу и завидовала спешащим прохожим, даже негодовала, для чего они так торопятся?
Но вот мама заснула, и я тайком вышла за дверь и встала под навес, он защищал и давал возможность наблюдать за взбунтовавшейся стихией.
Прошло уже несколько лет, и, наконец, снова передали штормовое предубеждение, не раз я слышала о нем по новостям, и потому даже не обратила внимания на эти слова. Когда утром я вышла сонная на улицу, то обомлела: деревья скрючились, тучи бились в кучу, словно опасаясь окружающего (до этого я считала их самыми могущественными в природе), сегодня всем владел он - ветер. На мои голые плечи упали первые капли дождя, мелкого, освежающего, они летели почти горизонтально.
Вскоре ветер расчистил полосу неба и властвовал в тепле светящего солнца, мы семьей поехали на дачу.
Там я немедля залезла на любимую старенькую яблоньку, мой толстый красный свитер грел и не давал мерзнуть от ветра, что становился все холоднее. Я наблюдала за природой, за ее мятежом, мне захотелось этого бунта и в голове всплыли строки Лермонтова:"А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой".
Казалось, я впитывала в себя окружающее: темные тучи, гнущиеся яблони, вишни и черемухи, первые капли летнего дождя.
Тело мое обмякло, я лежала на сухом суку дерева, ноги вытянулись вверх, повторяя изгиб ветви, руки обвили ствол, я словно стала частью природы, частью этого дерева, теперь и я была замешена в этом мятеже.
Ветер больше не трогал меня, словно добродушно обходил стороной и тревожил всех, кто не поддавался ему. Капли небесной воды успокаивали, я почувствовала нежность природы и задремала прямо на суку моей яблони.
Проснулась я от холодного дождя, теперь это был ливень, меня звали домой, а я лишь смеялась, ругалась, грубила и делала вид, что не могу слезть, - тянула время, только б остаться тут подольше.
Город встретил нас хмурым и холодным, все что осталось от прежнего бунта - дождь, он лил всю ночь, не уставая, словно получил это задание от главного мятежника - ветра, который сам же ушел. Ничего не осталось от прежней стихии, но я являлась ее частью, я была частью природы, частью чего-то другого, неизвестного прочим. И мне нравилось это.