Вечером, в сумерках, любопытная вещь произошла в Кэннери Роу во время между закатом и включением уличного фонаря. Тогда есть маленький тихий серый период. Под холмом, за Флоп-хаузом, куриной прогулкой через путь и через вакантный пустырь проходил старый китаец. Он носил древнюю плоскую соломенную шляпу, синие джинсы, типа пальто и брюки типа трусов, и тяжелые shoes, в одной из них подошва свободно шлёпалась о землю, на каждом шагу. В руке он нёс покрытую плетёную корзину. Его лицо было худым, коричневым и перевязано верёвкой как вяленое мясо, и его старые глаза тоже были коричневыми, выглядывающими из отверстий с большой глубины под седыми бровями. Он приходил только в сумерках и пересекал улицу, между Вестерн-Биолокал и Консервным заводом Гедиондо. Потом за небольшим пляжем исчезал среди бетонных и стальных конструкций, которые поддерживают пирсы. Никто не видел его до рассвета.
Но с рассветом, в течение того времени, когда уличный фонарь был выключен и не прибыл дневной свет, старый китаец выползал из под пирса, пересекал пляж и улицу. Его плетёная корзина была тяжелой и влажной и капающей теперь. Его свободная подошва, махала откидной подошвой на улице. Он поднимался на холм на вторую улицу, прошёл ворота в высоком дощатом заборе и не был замечен снова до вечера. Люди, во сне слышали, что его колеблющаяся обувь прошла, и они просыпались на мгновение. Это происходило в течение многих лет, но никто никогда не привыкал к нему. Некоторые люди думали, что он был Богом, особенно старики думали, что он был Смертью, а дети думали, что он был очень забавным старым китайцем, так как дети всегда думают, что всё старое и странное забавно. Но дети не насмехались над ним или кричали на него, как они должны, поскольку он нёс небольшое облако страха над собой.
*
Только один храбрый и красивый мальчик 10-ти лет, Энди от городка Салинаса когда-либо пересекал старого китайца. Энди посещал Монтерей, видел старика и знал, что должен кричать на него, если только поддерживать его чувство собственного достоинства, но даже Энди, храбрый, как всегда, чувствовал небольшое облако ужаса. Энди наблюдал, как он прошёл к вечеру и следующим вечером, в то время в нём ещё боролись долг и страх. И затем, однажды вечером, Энди подготовился, проходя позади старика, заверещал пронзительным фальцетом:
“Чинг-Чонг Чайнэмен,
ситтинг он э рейл –
Лонг кейм э Вайтмен,
эншопд оф хиз тейл.
(Чунга-Чанга, Китаёз,
Залезай на мост,
Белый едет паровоз
Обрубить твой хвост. “)
Старик остановился и повернулся. Энди остановился. Тёмно-коричневые глаза смотрели на Энди, тонкие, подвязанные шнурком, сморщенные губы шевельнулись. Что произошло тогда, Энди так и не смог или объяснить или забыть. От взгляда глаз, распространенных далее не было видно никакого китайца. И затем это был один глаз — один огромный коричневый глаз столь же большой как двери церкви. Энди просмотрел блестящую прозрачную коричневую дверь, и через неё он видел одинокую местность, долину, вмещающую мили, но заканчивающуюся против ряда фантастических гор, сформированных как головы коров и собак, палаток и грибов. Была низкая грубая трава на равнине и тут и там небольшие насыпи. И мелкое животное ,как сурок лесной североамериканский, сидело на каждой насыпи. И одиночество — пустынная холодная единственность пейзажа заставила Энди хныкать, потому что не было никого вообще в мире, и его оставили. Энди закрыл глаза, таким образом, он не должен был бы больше видеть это и когда он открыл их, он был в Кэннери Роу , а старый китаец был только колебанием откидной створки , между Вестерн-Биолокал и Консервным заводом Гедиондо. Энди был единственным мальчиком, который когда-либо делал это, и он уже никогда больше не делал этого снова.