Сорок дней

Игнацио Осликов
Игорь Петрович сидел на кухне у маленького ночника с вылинявшим абажуром за столом покрытым клеёнчатой, с яблочно-смородиновым узором, скатертью. Сегодня было ровно сорок дней со смерти жены. Сорок дней тому назад, в холодный день в самом конце марта, пошла Инна Даниловна за реку в магазин и убилась. Зима в этот год задержалась в наших краях до самого начала апреля. В середине марта вроде как верх брать начала весна, всё таяло, обильные февральские снегопады обернулись ручьями с холмов и затопленными улицами, и вот тебе перец в рот, в самом конце месяца вдруг стукнули морозы под минус десять. И всё обледенело. В тот холодный ветреный день из дому выходить не хотелось, было воскресенье, часов до одиннадцати дня Игорь Петрович пролежал в постели, забавляясь с котом и время от времени заходя с телефона в Вконтакт. В одиннадцать же часов ему невыносимо захотелось в туалет, он встал, вынужден был умыться, и, шаркая старыми тапками, в махровом халате, прошёл на кухню и обнаружил там свою супругу перед раскрытым холодильником в не лучшем расположении духа.
— Жрать нечего, — комментировала Инна Даниловна, одной рукой что-то шебурша в практически пустом холодильнике, а другой копаясь в лифчике.
— Ты намекаешь, что я должен идти в магазин?
— Я ничего не намекаю. Я говорю, что жрать нечего. Тебе — в первую очередь. Я могу и без еды обойтись.
— Знаешь, я бы пошёл, но Киреев отписал, что у него опять проблемы с сайтом. Я же обещал... Я предоплату брал. Ведь ты не хочешь, чтобы деньги пришлось возвращать? — врал Игорь Петрович, глядя в окно на серый день и обледенелый пейзаж. — Сходи, ну, пожалуйста, — медово тянул Игорь Петрович, — а я пока разберусь, что там с сайтом случилось.
— Хорошо, схожу: я всегда хожу, несу, делаю... Этого и следовало ожидать... Чего ещё мне ожидать-то? Мне стоит вообще ещё чего-то ожидать в этой жизни? — Инна Даниловна смотрела из-под тёмной чёлки на облупленный АГВ. Ноги её были длины и тонки, лицо бледно, халат из фланели без двух снизу пуговиц, волосы тусклы, руки просты и о будущем своём она совершенно не думала; не знала, чего хотеть, о чём мечтать, что чувствовать. И было ей тридцать четыре года, а жизни оставалось чуть менее часа.
Игорю Петровичу было тридцать лет и жить он ещё намеревался долго, и, даже, намеревался с какого-нибудь очередного и крайне удачного заказа по сайтостроительству поставить новый АГВ. Также Игорь Петрович совсем не хотел выходить в этот и все последующие до настоящей весны дни из дому, хотел пить пиво, чесать живот коту и, доделав работу, получить с Киреева остаток причитающихся денег. Всё это было вполне выполнимо даже не смотря на мельтешение жены и её вечную ментальную напряжённую неопределённость и безжеланность.
— Закрой за мной! — донеслось из сеней. Игорь Петрович успел увидеть мелькнувший серый пуховик, а затем раздалось хлопанье двери и по старой лестнице (ох, аварийная же совсем-совсем) проскрипели шаги жены.
Закрыв дверь, он подошёл к окну. Но не к тому, которое выходило на улицу и открывало вид на холмы и реку в долине, а к противоположному, в сторону сарая: серые доски, прижавшаяся к ним берёза, и соседский кот на заборе — рыжий, облезлый соседский кот. Постояв так минут десять в полнейшем бездумье, Игорь Петрович вернулся к себе в постель и потянулся за телефоном. Но ему внезапно расхотелось заходить в Вконтакт: ему внезапно подумалось, что он с трудом терпит свою жену, её темную чёлку, её тёмную пустоту и тёмную яму её открытого рта в предрассветных сумерках рядом со своим лицом. Он сел на кровать. Взял газету, начал читать. Так он читал некоторое время, когда в дверь раздались стуки и звонки. Одновременно же зазвонил телефон. Вдобавок кто-то колотил в окно. Игорь Петрович понял, что придётся идти и открывать, и что-то решать.
Открыв входную дверь, он увидел с десяток своих односельчан, которые все вместе кричали имя его жены и что-то ещё. Он вслушался в крики и разобрал, что жены у него больше нет, что она погибла, "убившись на ровном месте", которое, на самом деле, было не ровным местом, а крутым, обледенелым спуском к мосту через реку. Игорь Петрович стоял в махровом халате и в старых тапках на холодном ветру и молча смотрел, как плетут свой узор чёрные ольхи по склонам холмов. Пейзаж был вполне брейгелевский.
И вот сорок дней. Сорок дней, как он стал жить вдвоём с котом. За это время он так и не доделал обещанного Кирееву, и Киреев уже требовал возвратить предоплату, но зато появились два новых заказа от нормальных клиентов, и один из заказов сегодня удалось доделать и сдать. Игорь Петрович сидел перед маленькой рюмкой с водкой. Он сидел так уже с час, не сделав ни одного глотка. Он, собственно, так до сих пор и не осознал, что же произошло, и произошло ли что-то вообще. Он пытался понять, есть ли какие перемены в нём, в его жизни, в жизни окружающих, в мире вообще. И ничего понять не мог. И смотрел в окно на полную майскую луну в молодой листве. Внезапно, оторвав взгляд от заоконной ночи, он глянул в коридор: из соседней комнаты шло какое-то яркое, холодное сияние. Ему стало не по себе. Страх? Надежда? Страх чего? Надежда на что? Он стал вслушиваться в тишину тьмы. Хотел услышать хоть что-то: скрип, стон, шорох, звуки ада. Тишина отвечала насмешкой. А между тем, свечение, идущее из соседней комнаты, становилось совсем уж ярким. Игорь Петрович понял, что должен идти и увидеть. Встал. Вышел в коридор. Вошёл в комнату.
Комната вся была залита дивным голубым светом. Луна смотрела прямо в окно — большая, чистая, щедрая на сияние. У окна стоял маленький столик, у одной стены стояла кровать, у другой платяной шкаф и полка с книгами. Лунные лучи скользили по цветам на окне и ковру на полу. В комнате никого не было.