Контуры, линии моего живота почему-то уже, тоньше, точеней.
Вода стеклянными каплями падает из крана на призму железной раковины, отдавая звоном битого стекла у меня в голове.
Я выпиваю чай - единственное что я могу взять в рот.
Каждое утро я отправляю письмо своему неизменному адресату. Пытаюсь писать нарочито просто, без эпитетов, эпиграм. Стараюсь не придавать эмоциональной окраски моим предложениям.
Тебе же нравится простота.
Я же, нарочно каждое утро наношу тонкими пальцами нить тональной основы на сгущение теней под моими глазами. Потом кладу мокрой линией крылья на светлые веки, пытаясь скрыть темноту и объемность моих больше чем просто черных и широких зрачков.
Ты, наверное, никогда не поймешь, как это - пытаться упростить, сделать светлей и пресней то, что априори не может быть светлым, простым и безвкусным.
Голос сел от дыма и пыли звезд, которой мы дышали вчера в болезненной бледности коридоров аптеки.
Мне нравится чувствовать эту пастельную слабость по утрам, когда я пресна, обнажена и невинна. Ты, наверное, это знаешь, поэтому нарочно затягиваешь с ответом, начерченым твоим неровным почерком, грифелем 0.7 на крафтовой бумаге, которая пахнет кофем и не мной.
Этой ночью, когда я прибывала в пьянящем мое тело экстазе, запутываясь в паутине моих мыслей, я забыла как дышать. Губы, припухшие от не твоих поцелуев и мороза, хватали воздух, так беспомощно и тихо, но он вставал в горле. Комом.
Но я жива. Ты, конечно, не спрашивал, но все хорошо, я справляюсь.
Я пью чай на кухне, ведь он единственное что может принимать мой ослабленный организм.
Надо, наверное, что-то сказать и я выжимаю уже почти сухую корку лимона, которую ты обычно отбрасываешь на стол.
Давлю кончиками пальцев в поисках хоть одной фразы, но корка иссохла вместе с остатками кислоты в фразах. Как и я.
Твоя, не твоя Феня.
тчк.