Иллюстрация Лады Вдовиной.
(Катрин продолжает пересказывать историю Шарлотты).
Проснулась я от звонка колокольчика. Я вскочила и бросилась в спальню Шарлотты. Но там её не было. Я прошла в кабинет. Шарлотта сидела за секретером и что-то писала. Потом она скомкала лист и кинула его в камин, где уже лежали несколько таких же скомканных листов. Затем, бросив перо и закрыв секретер, она взяла свечу, подошла к камину и аккуратно сожгла все исписанные листы. Только убедившись, что все листы сгорели, она обратила на меня внимание.
-Пойди на кухню, - сказала она, - и прикажи накрывать к завтраку. Потом вернёшься и поможешь мне одеться.
Я прислуживала ей за завтраком. Она сказала мне громко, нарочно так, чтобы в кухне было слышно:
-Кетти, душенька, сегодня ты всё сделала правильно кроме одного - огарки свечей следовало убрать из подсвечника. В моей комнате свечи должны быть только целыми. Огарки следовало отдать слугам. И вообще, поговори с Луизой. Пусть она объяснит тебе, какие порядки заведены в моём доме.
Я почтительно приседала, обещала всё учесть.
После завтрака, она уехала куда-то. А я заправила кровать и принялась утюжить воротнички.
Вечером нам не удалось встретиться. Она была на балу, вернулась в третьем часу, проснулась после полудня и снова проездила весь день по своим делам. Я терпеливо ждала, когда она снова станет собой - моей милой подругой. Но она усердно разыгрывала роль капризной надменной графини. А мне ничего другого не оставалось, как прислуживать ей и приседать в книксенах.
Вечером я снова услышала призывный звон колокольчика и опрометью бросилась в спальню. Она, видимо, только что вошла. Она стояла посреди спальни в своём нежно-зелёном шёлке и стаскивала с рук длинные перчатки.
-Кетти, радость моя, расшнуруй меня.
Из её слов я заключила, что вечер откровений ещё не наступил, и принялась торопливо и подобострастно исполнять её приказания.
Вскоре вошла Розалия. Она поставила на столик в кабинете бутылку бордо, бокал и вазу с цукатами.
-Будут ещё приказания? – спросила она.
-Нет, милочка, идите отдыхать, - ответила ей Шарлотта, через дверь спальни.
Наконец, мне удалось освободить её от оков корсета, вытащить из клетки кринолина, снять многочисленные нижние юбки. Она облачилась в халат.
-Кетти, закрой все двери и возвращайся ко мне, - сказала она.
Когда я вернулась, она уже лежала на оттоманке и жестом указывала мне на пуф.
-Ты все двери проверила?
-Все.
-И люк?
-И люк тоже.
-Тогда, давай выпьем.
Мы пригубили нашу круговую чашу.
-Если твоя история будет такой же страшной, как в прошлый раз, - сказала я,- я точно сопьюсь.
-Если это произойдёт, ты попадёшь в историю, как первый человек, которому удалось спиться за одну ночь.
-Ну, что же, если я попаду в историю, это меня успокаивает.
-Теперь ты знаешь о моём клейме. Ты снова знаешь достаточно, чтобы погубить меня. Ты чувствуешь власть надо мной? Тебе приятно сознавать, что ты можешь погубить свою госпожу?
-Не говори глупостей, Шарлотта! Я не выдала тебя в деле с подштанниками, не выдам и сейчас. Чтобы мне раздуться и лопнуть, если я хотя бы подумаю о такой подлости!
-Прости, Катрин, я мелю чушь. Но я столько раз встречалась с предательством, что не доверяю даже собственной тени. Исключение составляешь только ты. Если и ты мне изменишь, я стану таким же демоном, как Гюрза. Заведу себе потайной карман, нож и черную шаль.
-Ради Бога не пугай меня! Я в тот вечер и так чуть было не родила. Меня спасло только то, что я не была беременна.
-А я, напротив, почувствовала облегчение. Ты словно взяла на себя часть моей боли! Ты знаешь, каково носить всю эту дрянь в себе, не смея ни с кем поделиться?
-Не знаю, но могу себе представить. Но рассказывай дальше. Не томи меня, милая подруга.
И Шарлотта продолжила свой рассказ:
-Гюрза пришла рано утром. Сперва она постучалась нашим условным стуком. Но я не могла открыть ей. Потом, видимо обнаружив, что дверь не заперта, она осторожно вошла и огляделась. Несколько секунд она оценивала обстановку. Потом в руке её блеснул нож, и она перерезала верёвки на моих руках и ногах.
-Что случилось? – спросила она.
Я вырвала изо рта вонючий грязный кляп и, вместо ответа, разрыдалась.
Поняв, что толку от меня сейчас не добьёшься, Гюрза оставила меня в покое.
-Надо сматываться, - тихо бормотала она себе под нос. – Вот чуяло моё сердце… Но я ничего не понимаю. Откуда у тебя клеймо? Если здесь были фараоны, то почему тебя не забрали в тюрьму? Где суд? Где показательная экзекуция на городской площади? И почему, в конце концов, на хате нет засады?
Я продолжала реветь, не в силах произнести ни одного членораздельного звука.
-Ладно, - сказала Гюрза, вставая. – Ждать намеченного часа не будем. Ворота уже открыты. Вытри слюни, втяни сопли и одевайся.
Она порылась в сундуке, достала оттуда какой-то флакон.
-Вот, хлебни, это должно помочь.
-Что это?
-Лекарство. Оно поможет тебе успокоиться.
Я попробовала. Лекарство оказалось гадким на вкус.
-Что кривишься?
-Гадость.
-Зато поможет. Надо рвать когти, а ты расклеилась. Пей, тебе говорю!
Она силой заставила меня выпить весь флакон, помогла одеться, спрятала мои волосы под капюшоном плаща, сунула в руки узелок с новым платьем.
-Пошли, - сказала она. – Если спросят, почему ревёшь, говори, что у тебя деньги украли.
И она повела меня по узким улочкам Ланса.
-У меня живот болит, - сказала я, когда ко мне вернулся дар речи. – И, кажется, кровь течет по ногам.
-Этого только ещё не хватало, - сказала Гюрза.
Мы остановились.
-Я отведу тебя к повитухе. Она здесь рядом живёт. А-то, не дай Бог, окочуришься по дороге.
Услуги повитухи обошлись мне в два экю. Она заставила меня лечь на стол и задрать подол.
-Ребёнок мёртв, - сказала она.
Она засунула мне внутрь какой-то холодный металлический предмет и долго ковырялась им. От боли я до крови искусала свои кулаки.
-Всё. Кровь скоро остановится. Будешь смотреть на плод?
Я молча кивнула.
Она протянула мне окровавленную тряпку. В ней лежал зародыш. Он был маленький, как червячок. Я даже не смогла понять, мальчик это был или девочка.
-Ничего, полежишь в постели два дня, и всё обойдется.
Гюрза поблагодарила повитуху за отличную работу и потащила меня дальше. На рыночной площади она сторговалась с одним возчиком, который взял нас в свой фургон. Идти пешком я всё равно бы не смогла.
По пути я попросила остановиться. Собрав последние силы, я отошла в сторону, подобрала острый сучок и выкопала им маленькую ямку в земле. Я положила туда окровавленный комочек, завёрнутый в платок, прочитала заупокойную молитву, а в конце добавила: «Если ты мальчик, то будь Жан, а если ты девочка, то будь Жаклин. Покойся с миром. Жди свою мамочку в раю. Аминь». Гюрза стояла рядом и безмолвно наблюдала за мной. После этого, я засыпала ямку землёй и вернулась к повозке.
-Понимаю твоё горе, подруга, - сказала Гюрза. - Но, что Бог ни делает, всё к лучшему. В нашем с тобой положении не время думать о детях.
Весь дальнейший путь прошёл в молчании.
Вечером мне снова стало хуже, и мы остановились в придорожном трактире. Хозяин предоставил нам комнату на втором этаже. Три дня я пролежала в постели. Гюрза терпеливо ухаживала за мной. Наконец, силы вернулись ко мне. На третий день я смогла рассказать Гюрзе о том, что случилось в ту роковую ночь.
Она молча выслушала меня. Когда мой рассказ был закончен, она сказала:
-Не расстраивайся, подруга, подумаешь – клеймо! Многие носят клеймо и не киснут. Это конечно неприятно, но не надо делать из этого вселенскую трагедию. Руки-ноги целы, голова работает, мордашка и фигура красивы, как и прежде, так что ничего ещё не потеряно. Отдыхай, набирайся сил. Они тебе скоро понадобятся.
Вечером я нашла в себе силы, чтобы прогуляться по деревне. После этого я ощутила сильный голод, ведь я почти ничего не ела три дня. Мы вернулись в трактир и плотно поужинали.
Когда мы вернулись в номер, Гюрза снова начала разговор.
-Послушай, подруга, - сказала она. – Я не понимаю, как этот тип нашёл тебя и почему он заклеймил тебя, а не сдал в кутузку. Ведь речь идёт об убийстве двух стражников, и за наши головы положена награда. Видимо, он сильно не любил тебя, если даже отказался от денег, только чтобы лично заклеймить. Или наоборот пожалел и не захотел доводить дело до виселицы.
Но, как бы то ни было, всё обошлось. Мы удрали. Второй раз он вряд ли сумеет тебя отыскать. Значит, непосредственной опасности больше нет. Теперь мы обязаны подумать, как жить дальше.
Если бы не это проклятое клеймо, ты могла бы устроиться горничной, или кухаркой. Но теперь эти пути для тебя закрыты, ибо ни одна нормальная хозяйка не возьмет в прислуги незнакомую женщину, не осмотрев предварительно её левое плечо. Теперь о карьере прислуги тебе придётся забыть. Кто же пустит в свой дом клеймёную воровку?
Я слушала её, и крупные слёзы снова покатились из моих глаз.
-Ну, будет уже! – успокаивала меня Гюрза. – Хватит сырость разводить! Промочишь хозяину потолок – он с нас ещё за ремонт вычтет.
Учитывая изменившееся положение дел, я снова повторяю своё предложение. Давай будем работать в паре. Ты привлекаешь богатых мужиков. Я делаю всё остальное. Ручаюсь, в самый короткий срок ты разбогатеешь так, что у тебя будет десять таких изумрудов.
Что скажешь?
-Я не могу! – ответила я.
-Значит, пойдёшь в проститутки?
-Нет, только не это! – воскликнула я, вспомнив мерзкую случку на полу в ризнице и гадкие взгляды тюремщиков.
-Тогда, я не понимаю, чем ты собираешься зарабатывать на жизнь! Может быть, ты собираешься найти клад?
Я молчала.
-Или у тебя где-то припрятан целый мешок таких же изумрудов?
Я молчала.
-Взгляни правде в глаза, - снова начала она. – Лучший для тебя выход – принять моё предложение. У тебя теперь только два пути: либо на панель, либо в фартовые. На панель ты не хочешь, а без меня тебе фарту не видать!
Воровать ты не умеешь. Только попробуешь - сразу попадёшься. А если повезёт, куда ты сбудешь добычу? Продавать её на улице опасно. Из десяти воров, девять попадаются именно на сбыте, а не на самой краже. Вот и твой поп украл легко, а на сбыте попался. Где найти скупщика ты не знаешь. Но даже если бы ты нашла скупщика краденного, то он бы тебе не поверил. Такие люди очень осторожны и ничего не покупают у незнакомых. Как ему знать, вдруг ты подослана сыщиками.
А если пойдёшь со мной, я тебя научу всем полезным уловкам, сведу с нужными людьми. И через год-два у тебя будет столько денег, сколько горничная не заработает за всю жизнь. Просто доверься мне, и я выведу тебя в люди.
-Я должна подумать, - наконец вырвалось у меня. – Дай мне немного времени!
-Конечно, думай! – согласилась Гюрза. – Думать это очень полезное занятие. Те, кто воруют не думая, уже через год болтаются под перекладиной. Время пока есть. Думай хоть до утра. Но учти, если надумаешь, обратного пути уже не будет. Мы с тобой будем уже не просто подружками, а компаньонами. За измену полагается жестокая кара.
Ну, ладно, думай. Не буду тебе мешать. Пойду, прогуляюсь. Люблю смотреть на звёзды.
С этими словами она вышла из комнаты, оставив меня одну.
Способность ясно соображать уже вернулась ко мне. Работать на Гюрзу, исполнять роль червяка на её крючке мне очень не хотелось, но я понимала, что другого выхода нет.
Шарлотта снова наполнила наш опустевший бокал.
-Шарлотта, милая подруга! – воскликнула я. – Что ты такое говоришь? Неужели ты согласилась? Этого просто не может быть!
-Не перебивай, Катрин, пей и слушай дальше.
Так вот, я сидела у окна и думала о своей несчастной судьбе. Мысли мои снова и снова возвращались к палачу. Как он сумел найти меня? Эта мысль не давала мне покоя и сводила с ума.
Ведь не мог же он просто взять и случайно приехать в нужный город, случайно зайти в нужный дом, случайно угадать наш условный стук, войти в комнату и увидеть меня. Ба! Вот так встреча.
Значит, кто-то предал меня? Кто-то сказал палачу, где меня следует искать. Но кто?
О моём местонахождении знали только два человека: Пьер - хозяин нашей конспиративной квартиры и Гюрза. Вряд ли они могли растрепать об этом кому-то третьему.
Пьер, судя по поведению Гюрзы, был надёжным человеком. Он, надо полагать, он уже не раз предоставлял Гюрзе своё жильё, когда она бывала в карантине.
Да и откуда ему вообще знать, кто я такая. Ведь Гюрза представила ему меня просто как подругу. Даже имени моего он не знал! И, похоже, не стремился узнать. Его вполне устраивала плата. Два экю в день за грязную нору, это вчетверо больше, чем за день проживания в приличном номере.
И уж совсем непостижимо, откуда он вообще мог узнать о существовании палача из города Лилль!
Если бы он соблазнился наградой и решил нас выдать, то он обратился бы к местным властям. Те бы прислали стражу и сцапали нас с Гюрзой. И даже потайной ход не спас бы нас, ибо уж кто-кто, а хозяин знал все ходы-выходы в собственном жилье.
Значит, меня выдала Гюрза? Но ведь она три дня ухаживала за мной, как за собственным ребёнком, она нашла повитуху, когда я нуждалась в помощи. А без этого, я могла истечь кровью! И вообще, она постоянно вытаскивает меня из неприятностей. Без неё я бы не вышла из тюрьмы. А потом не вышла бы из города, а выйдя из города, была бы схвачена в первом придорожном трактире. Без неё я бы не смогла найти убежище, чтобы отсидеться. Я даже не смогла бы сходить на рынок за провизией.
В общем, я была беспомощна, как дитя, а она нянчилась со мной! Мне даже стало совестно подозревать её.
Однако мысли мои всё время возвращались к одному и тому же, и я решила хладнокровно всё обдумать, хотя бы для того, чтоб понять, есть ли почва для моих подозрений.
Допустим, меня предала Гюрза. Могла ли она это сделать? Она знала всю мою историю, которую я сама же ей выболтала. Она знала, что палач ненавидит меня и усматривает во мне причину грехопадения своего брата. Она знала, где я скрываюсь, знала условный стук.
Но как она сумела рассказать об этом палачу? Ведь путь до Лилля неблизкий, а она ни разу не отлучалась больше, чем на три часа. Значит, она невиновна?
Господи, какая же я дура, ведь ей не обязательно было ездить в Лилль, достаточно было только написать письмо!
Допустим, она зашла в какую-нибудь контору, за умеренную плату попросила там бумагу и перо, написала письмо, а потом пришла к городским воротам и поговорила с обозниками. Узнав, кто из них едет в Лилль, она попросила передать письмо тамошнему палачу. Где живёт палач, знает весь город!
Сразу же вспомнились чернильные пятна на пальцах Гюрзы. Ну, да, она что-то писала в тот день, по-другому эти пятна не объяснишь!
Допустим, она назначила встречу палачу в каком-либо укромном месте, например, в кабачке, или ещё где. Встреча была назначена на поздний вечер. Да, да! Ведь Гюрза сама сказала мне, что идёт на свидание. Она шла на свидание с палачом, чтобы выдать меня? Какой ужас!
Вечер был холодный, и она затопила камин. А зачем ей камин, если она уходит из дома? Не всё ли ей равно, тепло ли будет в доме, из которого она уходит? Получается, она заботилась обо мне, чтобы я не замёрзла? Или о палаче, чтобы ему было на чём раскалить своё клеймо?!!
Поражённая этой мыслью, я вскочила с места и зашагала по комнате. Нужно было взять себя в руки. Я снова села и принялась думать.
Значит, возможность выдать меня у Гюрзы была, чего нельзя сказать о Пьере. Теперь другой вопрос. Зачем? Зачем ей эта гадость могла понадобиться?
Стоп! Ведь она хотела, чтоб я работала на неё. Вот в чём причина. Она уговаривала меня стать её компаньонкой, а я не согласилась. Всё сходится. На следующий день после моего отказа, у неё на руке появились чернильные пятна. А ещё через два дня она затопила камин и пошла на свидание. Неужели это может быть правдой?
А это бесстыдное платье она заказала мне в тот момент, когда я уже отказалась от сотрудничества с ней, но ещё не имела клейма! Стало быть, она не оставила своей идеи сделать из меня яркую приманку, несмотря на мой отказ!
А как ловко она порочила профессии прачки, кухарки и горничной!
Мне захотелось задрать Гюрзе юбку и посмотреть, нет ли там хвоста. Если мои подозрения верны, то она сущий дьявол!
И вот ещё один вопрос: Помнится, Жак Роже остриг мне прядь волос, многозначительно говоря, что неплохо бы меня остричь наголо. Но он этого не сделал. Кажется, он даже выразил сожаление, что не может этого сделать. Почему же он не мог? Что ему мешало? Времени у него было предостаточно, ножницы у него были. Я оказать никакого сопротивления не могла. Так в чём же причина? Жалость? Но ведь ему не жалко было заклеймить меня. А клеймо, это хуже чем остриженные волосы. Ведь волосы снова отрастут, а клеймо - это навсегда. Значит, не жалость его остановила. Но тогда что?
С минуту я пребывала в недоумении и вдруг сообразила. Слово! Он считает себя порядочным человеком. Это не мешает ему клеймить невиновных, но честное слово он не может нарушить! Стало быть, он дал Гюрзе обещание, что только заклеймит меня, но никак не испортит мою внешность! Вот в чём дело!
Конечно, на кой чёрт я нужна Гюрзе наголо остриженная, или, того хуже, с вырванными ноздрями? Ведь тогда я никого не смогу обольстить. Видимо, Гюрза поставила ему условие - он даёт честное слово, что не причинит мне никакого другого вреда, кроме клеймения. Если он не согласен, то может катиться ко всем чертям. Либо пусть едет обратно в Лилль, несолоно хлебавши, либо пусть ищет меня, гадая на кофейной гуще. И он вынужден был согласиться, ибо счёл, что лучше причинить мне хотя бы этот вред, чем вовсе никакого.
Двое убийц нашли общий язык и договорились!
От сделанного открытия меня охватил страшный гнев и желание отомстить.
Но я взяла себя в руки и сказала себе: «Успокойся и не сделай новую ошибку. Подумай хорошенько, вдруг Гюрза всё-таки невиновна».
Надо как следует подумать. Вдруг палач нашёл меня сам, без помощи Гюрзы?
Допустим, он стал самостоятельно разыскивать меня. Он ездил от одного города к другому и спрашивал стражу у ворот, не входила ли в город блондинка лет пятнадцати, с необычно светлыми голубыми глазами.
Нет, это бред. Ведь я тогда была в розыске. Если бы стража заметила меня, они бы сразу меня задержали.
Тогда, другая версия. Допустим, он искал меня, или случайно приехал в Ланс по другим делам. И вдруг заметил Гюрзу. Внешность у неё неприметная, но, допустим, он знал её в лицо. Он заметил Гюрзу и стал за ней тайно следить.
Следить за Гюрзой? Как-то не верится, что такое возможно. Слишком уж она хитрая и изворотливая особа! В пять минут она бы заметила слежку, завела бы палача в тёмный переулок. А утром стража нашла бы его труп.
Ну, ладно, откуда мне знать, вдруг Гюрза вовсе не так наблюдательна, как я о ней думаю. Допустим, она не заметила слежки и привела палача к моему убежищу, сама не зная того. Допустим, палач подслушал условный стук. Потом он спрятался в каком-то укрытии, например, снял квартиру в доме напротив и стал следить за нашим убежищем. Вечером он увидел, как Гюрза ушла из дому. Он понимал, что дверь закрылась на задвижку не сама собой. Значит, в доме кто-то есть. Поскольку я бежала из тюрьмы вместе с Гюрзой, он предположил, что в доме осталась я. Тогда он постучался в дверь условным стуком и вошёл.
Получается правдоподобная история?
Нет. Слишком уж много в ней натяжек. Случайно оказался в нужном городе – натяжка. Случайно заметил Гюрзу – опять натяжка, ведь она уходила в город только на два-три часа в день. Случайная встреча была маловероятна. Потом он выследил Гюрзу – очень сильная натяжка. Сомневаюсь, что это было бы под силу даже опытному сыщику, а господин Роже был в этом деле новичком-самоучкой, ведь он наследственный палач. Подслушал условный стук – ещё более сильная натяжка. Ведь для этого надо подойти очень близко. Не могла Гюрза быть настолько беспечна, чтобы стучаться в дверь в присутствии случайного прохожего. Наш переулок был тихим. Прохожие встречались редко. Если бы господин Роже изображал случайного прохожего. То Гюрза не стала бы стучаться при нём, а подождала бы, когда он пройдёт мимо.
И потом, он пришёл через час после ухода Гюрзы. Откуда он мог знать, что она ушла надолго? А вдруг она бы вернулась через полчаса, тогда он не смог бы застать меня врасплох. Ведь условный стук мог сработать, только если Гюрзы нет дома. А если мы обе дома, тогда кто стучится? Пьер? Но откуда палачу знать о существовании Пьера?
Так чего же он ждал целый час?
А вот, если Гюрза назначила ему встречу далеко от дома, тогда всё сходится. Пока она пришла от дома, к месту встречи, пока она торговалась с палачом, ставила ему условия, пока палач дошёл от места встречи до нашего дома, вот время и прошло.
В общем, история с самостоятельным поиском господина Роже не лезла ни в какие ворота.
Я была почти уверена, что меня предала Гюрза. Моя ненависть росла, как грозовая туча, а сомнения съёжились до размеров пылинки.
Придя к такому выводу, я легла в постель и потушила свечу. Я тихо лежала в темноте, предаваясь своим мрачным мыслям. Спать я не могла. Гнев и обида душили меня. Слёзы куда-то пропали, зубы сжались. «Когда она уснёт, я убью её», - думала я.
Ночью я услышала шаги Гюрзы. Мы достаточно долго жили рядом. Я узнала её по едва различимой мягкой поступи. Сквозь ресницы я видела, как она вошла. В руках её горела свеча. Она подошла ко мне, склонилась, прислушалась. Я продолжала безмятежно посапывать, изображая сон.
Гюрза поставила свечу на ночной столик и стала раздеваться. Когда она повесила свою юбку на спинку кровати, что-то тихонько брякнуло.
«Это нож в потайном кармане!», - подумала я. – «Отлично! Значит, теперь она безоружна!».
Я терпеливо ждала, когда она уснёт. Мысль о том, что, возможно, мне не удастся убить её, совершенно не пугала меня. «Или я, или она!», - думала я. – «Если она окажется ловчее меня, пусть убьёт».
Всё равно рабыней её я не стану. Буду жить, пока не кончатся деньги. Попробую найти работу, а там видно будет. Да и жить мне не хотелось. Мною овладело спокойствие и безразличие. Будь, что будет.
Но вот Гюрза перестала ворочаться. Дыхание её стало медленным и спокойным. Я поняла, что она спит. Я поднялась с постели. Сделать это бесшумно не удалось. Кровать заскрипела. Я прислушалась. В дыхании Гюрзы ничего не изменилось. Я постояла немного с открытыми глазами. Глаза привыкли к темноте. Кроме того, луна светила в окно, и я отчётливо могла рассмотреть лицо Гюрзы.
Гюрза улыбалась во сне. Это не была её обычная насмешливая улыбка с каплей презрения и каплей цинизма. В тот момент она улыбалась какой-то детской доверчивой улыбкой. Наверное, видела приятный сон.
Я взяла с ночного столика подсвечник. Он был увесистый, кованный. Гюрза продолжала безмятежно спать. Только ресницы её чуть подрагивали.
Я замахнулась подсвечником. Но почему-то не ударила. И рука моя бессильно опустилась. Нет, нелегко было ударить эту тихо спящую молодую женщину.
«Трусиха! Ты боишься»? – мысленно спросила я себя.
«Нет», - услышала я свой собственный внутренний голос.
Это было странно, но мне было жалко Гюрзу. Тем более странно, что раньше я не жалела своих врагов. Ведь я не пожалела сестру Марго. А она была чистый ангел, в сравнении с Гюрзой.
Почувствовав прилив ярости, я снова замахнулась подсвечником. И снова рука моя опустилась. Она сделала это сама, против моей воли.
Что-то мешало мне убить её, но что? Ах, вот оно что! Мою руку останавливали сомнения. Та самая крупица сомнений поколебала мою решимость. А вдруг она невиновна? Это маленькое «А вдруг» связало меня по рукам и ногам. Горчичное зёрнышко остановило бурю!
И я поняла, что не смогу убить Гюрзу. Стоять над ней с подсвечником в руках было глупо. Я поставила подсвечник на место и легла спать.
Как ни странно, я быстро погрузилась в сон. Ведь я была ещё слаба после потери крови, а волнения вымотали из меня остатки сил.
Проснулась я поздно. Гюрза уже встала, оделась. Теперь она расчёсывала волосы. Заметив, что я не сплю, она приветливо улыбнулась и сказала:
-Вставай подружка, а-то проспишь царство небесное. Если ты принимаешь моё предложение, то нам пора в путь. Денег осталось мало, а нам ещё квартиру надо будет снять.
«Итак, убийца из меня пока не выходит», - подумала я. – «Боже, как это всё мерзко! Как я устала от жестокости и предательства! Да пропади ты пропадом!».
Мне захотелось уйти куда-нибудь далеко-далеко в поля, упасть в траву и смотреть на небо. Но, если я откажусь, отпустит ли меня Гюрза так просто. Ведь тогда она поймёт, что я догадываюсь о её гнусном предательстве. И она прикончит меня. Ведь ей нужны деньги, а у меня в кошельке ещё лежат двадцать семь экю и тридцать су. Правда, за гостиницу и стол придётся отдать еще десять ливров. После этого останется ещё двадцать четыре экю с мелочью. Как только мы покинем гостиницу, она прирежет меня. И никто даже не станет меня искать.
Странно, но смерти я не испугалась, а вот денег стало жалко. Было обидно и несправедливо, что деньги, полученные за мамин изумруд, достанутся этой твари. Вот уж нет! Я сама прекрасно потрачу свои последние деньги. А когда они кончатся, сдамся властям, или покончу с собой, или сдохну от голода, или пойду просить милостыню. В общем, там будет видно.
Только бы удрать от неё! У неё есть большое преимущество надо мной. Она всегда точно знает, чего хочет. И она идет к цели, не стесняясь в средствах. Обман, притворство, кровь, предательство – всё годится в дело. А я не могу добиться своего потому, что не знаю, чего хочу. Ну, как получить то, не знаю что?
Чтобы достичь цели, нужна хотя бы цель, для начала. Пусть эта цель будет глупой, но без цели победа невозможна. Итак, я желаю удрать от неё, чтобы не быть червяком на её крючке.
Теперь, о средствах. Всё то же, что и у Гюрзы, кроме убийства. Убийца из меня никудышный, но притворщица я отменная. Для начала усыплю её бдительность.
-Я согласна, - сказала я. – Прости мне мои глупые колебания. Ты была права. Другого выхода всё равно нет. В конце концов, палач сам виноват. Он не оставил мне другого выхода, значит, все мои грехи падут теперь на его голову!
-Вот и отлично! – улыбнулась Гюрза. – Я знала, что ты умная девчонка. А будь ты глупой, я бы не сделала тебе своего предложения. Возможно, ты когда-нибудь даже будешь благодарна лилльскому палачу. Ибо он всего лишь посланец судьбы. Прозябать в прислугах, целыми днями кланяться, тереть щёткой паркет, копить медяки - это не для тебя. Ты создана для лучшей доли. Вот увидишь, судьба ещё вознесёт тебя над толпой!
-Ты имеешь в виду виселицу?- спросила я.
-Ценю твоё чувство юмора, детка! Но даже виселица лучше, чем жалкое прозябание, поедание объедков с хозяйского стола, донашивание обносков. Доверься своей судьбе. Не воспринимай то, что случилось как беду. Это не беда, а приключение. И чем больше опасность, тем слаще победа!
Гюрза говорила так убедительно, что я почти готова была согласиться с ней. И только какой-то упрямый страж внутри меня, неустанно повторял: «Не верь, это опять обман!».
Через несколько дней мы добрались до Менга. Это стоило ещё десять ливров. Гюрза потёрлась среди толпы, поспрашивала прохожих и нашла недорогую комнату с отдельным входом, всего за шесть ливров в неделю. Но хозяйка потребовала оплату вперёд за две недели. Пришлось отдать требуемую сумму. Потом мы закупили продукты. Осталось пятнадцать экю. Вечером мы вышли на разведку, как она это называла. Один тихий переулок ей понравился.
-Здесь, - сказала она. – Ты будешь гулять вон там, рядом с харчевней. Клиент напивается, после чего его тянет на подвиги. Он выходит на воздух, а там прогуливаешься ты. Ты делаешь загадочное лицо, может быть, роняешь платок. В общем, сама придумай, как его привлечь.
Если первый не клюнет, не смущайся, клюнет пятый, или двадцать пятый. Дураков с деньгами много, а нам нужен всего один. Ты с ним кокетничаешь, потом просишь проводить тебя до дома, ибо темно, а ты боишься. Он, конечно, расправляет плечи, важно крутит усы и ведёт тебя туда, куда ты скажешь. То есть, это он думает, что ведёт тебя. А на самом деле, это ты ведёшь барана на бойню. И ведёшь ты его сюда, в этот переулок. И не молчи, забалтывай его, задури ему мозги. Побольше лести. Мужчины это любят. Восхищайся в нём всем, чем можно - силой, если он силён; благородством, если он благороден; храбростью, вежливостью, добротой. В общем, хвали его за всё, что найдёшь в нём достойного.
Теперь мой выход.
Я выхожу вам навстречу, разыгрываю роль твоей служанки, которая обеспокоена долгим отсутствием своей госпожи.
Я подхожу, нет, я подбегаю к вам, делаю книксен. Плету какую-нибудь чушь, например:
«Боже, как я переволновалась за вас, госпожа. Время то позднее»!
Ты отвечаешь: «С такой охраной, Жанетта, мне ничего не страшно»!
И вы продолжаете свой путь.
Я маленько отстаю от вас, для того, чтоб вытряхнуть камушек, якобы попавший мне в туфлю. Потом я вас догоняю.
Постарайся в этот момент, занять его чем-нибудь: погладь по щеке, или споткнись и ухватись за него. Если будет уместно - поцелуй, прижмись к нему какой-нибудь интересной частью своего тела. Хорошо бы взять его за обе руки, чтоб ему неудобно было выхватить шпагу. Можешь прижать его руки к своим мягким частям груди. В общем, помоги мне, чем можешь, подыграй. Мы с тобой теперь, как две руки, должны помогать друг другу.
Вот и всё. Остальное сделаю я. Грязная работа остаётся за мной. А ты просто беги, якобы испугавшись. Отбежав за угол, перейди на шаг, успокойся, иди домой. Перед домом отдышись, поправь прическу, платье. Квартирная хозяйка ни в коем случае не должна видеть тебя запыхавшейся или растрёпанной.
Я, как покончу со своим делом, поплутаю немного по улицам. Когда буду убеждена в отсутствии слежки, тоже вернусь домой. Деньги, как известно, не пахнут. Их можно и дома держать. А вот приметную часть добычи – колечки, медальоны, лучше припрятать в тайнике. В общем, приду, когда покончу со всеми делами.
После инструктажа, мы с Гюрзой трижды прошли по маршруту и повторили, что где делать. Гюрза играла роль кавалера. А я должна была каждый раз придумывать новый способ привлечения нашей будущей жертвы и новый способ отвлечения его внимания.
Гюрза осталась довольна мной. Потом мы вернулись домой, поужинали и легли спать. Выход на охоту намечался на следующий вечер.
План Гюрзы казался идеальным, продуманным во всех мелочах. Я даже подумала, что она уже делала нечто подобное в паре с другой женщиной, или делала это одна - сама же завлекала свою жертву, сама же и расправлялась с ней.
Лёжа в постели, я много думала о Гюрзе и её ремесле. Где это видано, чтобы червяку, насаженному на крючок, доставалась половина улова? Я исполняла роль наживки. Гюрза была рыболовом. Зачем ей со мной делиться? Ведь она могла бы работать одна, исполняя обе роли. Пусть у неё невзрачная внешность. Что с того? Ей ведь не требуется, чтоб на неё вешались все прохожие. Правильно она сказала: «Дураков много, а нужен только один»! Хотя бы один пьяный ухарь клюнет и на неё. Так зачем ей я?
И вдруг я со всей отчётливостью поняла, что деньги Гюрза даст мне не насовсем, а только временно подержать в руках. А потом, когда настанет нужный момент, она прирежет меня и заберёт себе всю добычу. Действительно, пусть грязная часть работы достанется ей. Ведь она будет работать в тёмном пустом переулке, а я на многолюдной набережной. Я уведу из кабака одного мужчину, а обратят на меня внимание человек десять. Я привлекаю внимание своей красотой и необычной внешностью. Я на виду, Гюрза в тени.
Рано или поздно должен наступить момент, когда кто-либо из сыщиков обратит внимание на то, что убийства происходят именно в те дни, когда красивая блондинка в бесстыдном платье прогуливается по набережной Луары. Тогда меня сцапают сыщики. А если они не успеют этого сделать, тогда меня зарежет Гюрза. Мою долю она заберёт себе и тихо растворится в темноте. Отсидевшись в карантине, она вынырнет в другом уголке Франции, и будет продолжать своё мерзкое дело в паре с другой красивой дурочкой.
Собственно говоря, перед Гюрзой стояли две взаимоисключающие задачи: С одной стороны, нужно быть яркой, чтобы привлечь внимание мужчин. С другой стороны, нужно быть серенькой, как мышка, чтобы не попасться. Как этого достичь? И вот, Гюрза придумала план, который заключался в том, чтобы разделить эти роли. Я должна быть заметной и привлекать внимание. А она будет серенькой и незаметной. Когда она сочтёт, что я попала под подозрение, она меня уберёт и, забрав всю добычу, исчезнет.
Я лежала в постели и поражалась невероятной подлости этого плана. Должно быть, сам сатана измыслил этот план, сидя на своём подземном троне, и вложил его в голову Гюрзы.
Нет! И совесть, и здравый смысл подсказывали мне, что от Гюрзы следует держаться подальше.
Я пролежала всю ночь без сна. Потом с утра стала клевать носом. Гюрза заметила это и спросила, что со мной. Я сказала, что не спала, ибо сильно нервничаю перед решающим вечером. Тогда Гюрза заставила меня прогуляться, выпить бокал вина и уложила спать, так как перед «делом» я должна быть свежей и отдохнувшей.
После обеда мне всё же удалось уснуть, и я восстановила силы. Гюрза разбудила меня ближе к вечеру. Ужин прошёл в молчании. Потом я вырядилась в наряд ночной бабочки. Мы присели на дорожку.
-Ну, пошли, - сказала Гюрза, вставая. – Действуй строго по плану, но, если что-то пойдёт не так, не впадай в панику. Сохраняй хладнокровие и выкручивайся, как можешь, импровизируй и подыгрывай мне.
В переулке Гюрза отстала от меня и заняла свою позицию. Я прошла дальше на набережную, походила туда-сюда, убедилась, что Гюрза за мной не следит. Потом я зашла в лавку. Хозяин уже запирал её, но я упросила его продать мне перо и бумагу. Там я набросала несколько строк:
«Прощай. Я ухожу. Не воображай, что сумела меня обмануть. Я знаю, кто меня предал. Я знаю, какое будущее ты мне уготовила. Оставляю тебе платье шлюхи. Носи его сама.
Навеки не твоя Шарлотта Баксон»
Потом я вернулась домой другой дорогой.
Ключ от нашей квартиры был у меня, ибо предполагалось, что я должна вернуться домой раньше Гюрзы. Новое платье я сняла и с отвращением бросила на кровать. Потом, я надела свое старое платье, которое достал для меня ещё отец Роже, и дорожный плащ, положила на стол прощальное письмо и ушла прочь.
Расчёт оказался точным. К городским воротам я успела как раз к моменту закрытия. Я выскользнула, и створки ворот закрылись за мной. Теперь раньше утра Гюрза не сможет преследовать меня.
http://proza.ru/2014/10/26/1074