«… Да дайте вы ему, наконец, яду! И пусть он, в конце концов, уймётся!»
Яд – штука тонкая, требующая знаний и опытности. Да и впрямь, неужели же взалкавший Каин, ходи он в школу и изучай химию, стал бы бить своего брата ножом?! Он бы наверняка попотчивал его стрихнином, потому как это проще и совершенно бескровно.
Может быть, кто-то подумает, что при таком повороте событий Авель имел бы шанс избежать печальной участи? Ну, это вряд ли. Авель должен погибнуть от руки брата, так как без этого гибнет «его величество» сюжет. А дорогому человечеству, сюжет всегда был, есть и будет гораздо интересней, чем судьба какого-то там еврейского животновода.
Жизненные же перипетии ставят нас иногда перед дилеммой – что же на самом деле совершил человек – страшное… или мерзкое?
- Ой! Сёмушку-то, ни за что посадить хотят!
- Как так?
- Да дал он, своей лахудре гулящей, по башке цветочным горшком! И гераньку погубил, и головёнку бестолковую супружнице своей керамикой помял.
- Ой-ё-ёй! А как же это приключилось-то?
- Да в сердцах! Взбеленилось в нём ретивое…
Тут вот действительно и не знаешь, как при этом к Семёну Санычу относиться?! Порицать ли его, супостата, или же наоборот посочувствовать, что не запасся заблаговременно пузырьками с валерьянкой.
А вот если бы тот же Сёма взял бы и скормил соей неблаговерной полкило мышьяку, да после ужина сел коньяк кушать – тут уж согласитесь расклад иной! Потому как яд - это всегда умысел и терпеливая расчётливость.
Наука же тихого избавления от себе подобных достигла ныне таких высот, что я, честно говоря, даже бы не удивился, если б наряду с Нобелевской премией стали бы давать премию Медичи или Борджиа. Тем более что сейчас, по желанию клиента, можно отравить не всего горемыку целиком, а выборочно и частично. Ну, например, чтобы отнялись у того пара пальцев, лишая его возможности листать чужие СМС, и прилюдно ковыряться в носу.
***
- Да они же понапридумывали изощрённость потравы лишь на мясо твоё! А как незаметно, по-тихому, мозги твои, в другую, им нужную сторону, по-быстрому повернуть, до сих пор не знают! Вот и заливают всё вокруг дерьмом, как напалмом! Потому как над чертями, да над судом Божьим ты уже вовсю хихикаешь. А на колдунов с ворожеями, так просто рукой машешь! Не нашли они на тебя быстрого душевного яду…. И плюнули! … Мол, сам засохнешь к сроку…. А вот за детей взялись! С самого рождения! И кормят их помаленьку «волчьей ягодкой». Всех! Скопом!
То, что Пашка сегодня был не в духе, я понял сразу, как только он переступил порог моего дома. Что-то у него там случилось с сыном. Что именно он не говорил, а я и не насильничал. Знал лишь, что любит он его, как плоть и кровь свою безгранично, да при каждом раздоре мучается, не находя себе места.
Павлуха же немного посидел, молча попыхивая сигареткой, а придушив огонёк в пепельнице, рявкнул,
- Ну, какого хрена сидишь?!
Я разлил «ядовитую» по рюмкам, и подумал: «А что же тогда любовь? Неужели ж тот же «напалм»? … А может удачная «выжимка» древних алхимиков, парализующая мысли и волю? … Или?! … Или же всё-таки таинственное противоядие….»