Очень загадочная личность – наш Создатель. Идут века, потопы сносят хижины и небоскрёбы, по земле прокатываются и затихают чумные напасти, а мы до сих пор не знаем ни лика, ни нрава Творца.
Однако более пристально приглядевшись к его главному творению, то есть к самим себе, можно сделать пусть и косвенные, но всё же выводы о характере и привычках Великого Скульптора.
Всего несколько минут неторопливой задумчивости – и вот Он предстаёт перед нами искусным Мастером, в меру рассеянным, где-то даже непоследовательным, и в окончании любой своей поделки вполне ироничным.
Пять долгих дней Он кудесил и ворожил, а на шестой взялся за нас горемычных. Может статься, что и подустал, а может, попал под влияние красоты и меланхоличного романтизма созданного мироздания.
Первым делом Он стал лепить голову, поглядывая на завораживающее мерцание Плеяд, а потом вдруг спохватился: «Э-э-э! Что ж это я?! Одна голова хорошо, да уж больно ненадёжно!»
Однако пристраивать к ней вторую, для пущей живучести не стал, сочтя любую переделку для себя недостойной.
И решил выйти из положения иначе – слепил два уха, два глаза и вновь отвлёкся на свои грандиозные мысли, наградив нас единичным носом и ртом.
Потом поцокав языком, прилепил по бокам две руки, засунул вовнутрь пару мешков для воздуха,… и опять впал в полудремотную меланхолию, перебирая пальцами в податливой глине, творя непарное сердце, а вместе с ним и всякие печёнки – селезёнки.
Под конец своих мучений Он собрал волю в кулак, и завершил своё детище двумя круглыми вполне сносными пятками.
Затем поглядел на свою работу и, решив как-то скрыть допущенную невнимательность в чередовании «чёт-нечет», лукаво хихикая в бороду, пристроил к рукам и ногам по пять разномастных пальцев.
Вдохнул в «перекошенного» первенца жизнь и стал думать, наблюдая, как тот побежал добывать себе корм: «Нет! Ничего толкового на шестые сутки ждать не приходится, - и, отпив из небесного ковша пенного кваса, добавил, - Тем более после вечера пятницы….»