- Чтобы вместе жило столько людей! Ни одного аила кругом… Все куда-то идут, многие торопятся. А сколько товару разного в ихних лавках! Вот бы иметь бо-о-льшую карету, тогда бы Митрофан Романыч реже ездил, да побольше привозил товаров по заказу, – взахлеб рассказывал о поездке в Бийск Гаврила.
Его с интересом слушали меньшие братья и сам отец, Василий Иванович, и в перерывах между делом мать, Степанида Семеновна.
- Мне Митрофан Романыч недавно сказал, что в степи, на полях, появились машины, чтоб скашивать хлеб. Не махать чтоб руками, а запряг ее парой лошадей и – вперед! Сиди себе, покуривай. Кони идут, жнейка косит. Вот едреный корень! А? – Изумлялся Василий Иваныч чуду. – Да едак мы ишшо столь же десятин сумеем засеять! Скотина справная будет круглый год…
- Да ты поменее мечтай, а то готов всех обскакать. Не забывай про годы, а то уж… шибко уж скорый. Машину-то надо сперва посмотреть, может не поглянется, может, не стоит она таких денег, – как всегда притормаживала его хозяйка. – Ты лучше порасспроси, как там кума живет, как Агаша, как чо…
- Да, ета, - засуетился Василий, – и какова дорога до Черного? Шибко плохая?
- Да так-то ничо, – ответил Гаврила, - только перевал немного крутоват. Как так ездит дядя Митрофан?
- Привык! Да! Меня бы вдругорядь не заставили поехать там, а ему – все едино, везде для него путь хороший, - восторгался Василий своим кумом.
Когда же Гаврила оказался вдвоем с отцом, сказал:
- Дядя Митрофан просил, чтоб ты рассказал мне, что произошло с Агашей… - и запнулся, не зная что еще сказать.
Василий Иваныч тоже поначалу сник, но, подумав, для начала решил рассказать два случая более чем десятилетней давности. Первый произошел здесь, в Илушихе, а второй, похожий – в Черном Ануе.
В Илушихе было примерно так:
- А - а - ай! Пошел к черту!... Пошел к черту! – Дрожащая от страха Нюра кое-как в темноте отыскала входную дверь, заскочила в сени, вспомнила нужные слова запричитала ими, осеняя все вокруг крестом. - Сгинь, нечистая сила! Сгинь, нечистая сила!
Отдышавшись и уняв дрожь во всем теле и вытерев рукавом лопотины потное лицо, она без стука потянула избяную дверь на себя. Запущенное впереди себя облако холода чуть не задуло горящую для освещения избы лучину.
- Вы чо? - Ни с того ни с сего начала она вроде как ругаться на соседей. – Пошто не загоняете скотину на ночь? Шляется по ограде… чуть меня не забодала!
- Какую скотину? - Андрей отложил на лавку подшиваемый валенок, – У меня вся скотина в хлеву, а на ночь и на запоре, к тому же…
- Так выгляни в ограду… Счас вот, шла я по ограде, а она – рогами на меня… То ли бык, то ли – корова, не разглядела, хоть и снег… Вроде бы вся черная… В темноте-то одни глаза да рога светились…
Вскоре Нюра и Андрей обошли всю ограду. Все ворота и воротчики, пригоны были заперты. Скотина – семь дойных коров, три бычка и полугодовалая поросль вели себя спокойно. Кто-то из них лежал, кто – лениво жевал сено, кто – жвачку. Жена Андрея Полина, тоже не вытерпела, оказалась рядом.
- Ну и где, Нюся, твоя корова?
- Может, через ограду маханула? Вон, у тети Мани корова Галька, дак её ни один заплот не держит… - гадала Нюра.
- Э-э! У тети Мани-то красно-пестрая, пеганка, а эта?
- Ета – вся черная… Одни глазищи в темноте…
Андрей затянулся своей махорочной оглоблей и, выпуская дым, загадочно произнес:
- Ну – ну! Всё равно, как–нибудь припрём тебя… Посмотрим, кто ты такой–едакий. Что будешь делать потом, - и замолчал.
Молчаливая тишина прервалась поскуливанием пса Дозора. Вместо того, чтобы построжиться, как обычно, на соседку, тетю Нюру, Дозор заискивающе терся об её ногу.
- Эй вы! – Удивилась и Полина. – Ведь Дозор-то не лаял ни на кого. А? Пошто?
- По то! – Отрезал Андрей. – Сам, видать, напужался… - Эх! – И пошел в избу.
За ним потянулись и две женщины – соседки. Не скоро, видать, обсудят они загадку с вечерним привидением. Главное – что делать дальше. А ежели снова рогатое существо будет шастать, несмотря на запертые ограды? В избе Нюра спохватилась:
- Я чо к вам на ночь глядя-то? Соль… соль кончилась. Ежлив богаты солью – выручайте уж! Скоро Митрофан Романыч приедет с товарами, уж соль-то он обязательно привезет… Приедет – ондадим!
- Вишь! Темная история какая, - продолжал Василий Иванович, - но пока никто тогда не пострадал. Сначала грешным делом решили, что это сама Нюра напридумывала, любила соседка всякие там лицедейства, но вскоре она сама стала бояться выходить по темну на улицу.
Долго думали, кто же это такой. Ну не зверь же превращается в чудище. Всех на деревне перебрали. Кто заговаривает от болезней, у кого глаз худой, кто поближе к могилкам живет, кто гадает на чем – на картах или ишшо как. Нет, вроде все в порядке у всех, по ночам не шляются. А потом – не поймешь, где и у кого правда. Вроде бы стала замечать иногда молодежь по вечерам, что им иногда че-то чудится где-то. То замычит, то копытами простучит. Ну не то чтобы рядом, а где-то там…
Во время одного из таких явлений, забрело неведомое черноголовое существо в ограду Шумкиных. Ведь ни заборы, ни ворота и засовы для него не были преградой. Хозяина, как всегда, дома не было, но хозяйка с вечера проверила, надежно ли все было заперто. Сама Таисия Павловна находилась «на сносях» на последних месяцах, но все равно, хоть изредка, но выглядывала из сенок во двор, держа в руке восковую свечку, которая дрожащим, неровным светом освещала в полсилы очертания знакомых предметов. Пятилетняя дочка Таня уже видела свои детские сны, обняв самодельную тряпичную, набитую соломой куклу. И почудилось вдруг Таисье Павловне, что кто-то сделал нерешительный стук в дверь в сенках. Мало ли что – или на ночлег просится кто, или соседей за чем-то бог послал вечерней порой. Зажгла женщина свечу и, отодвинув засов, толкнула сеночную дверь. На нее, не мигая, смотрела голова коровы, уперев передние ноги о доски крыльца. Свеча задрожала в руке Таисии Павловны и она без чувств повалилась на пол, подмяв под себя потухшую свечу…
Вот такая история. Так вот и появилась дочка у них, Агаша. Такая… А саму Таисию Павловну еле откачали. Хорошо еще, что в деревне много повитух. Особенно две – Феона и Марфа. Марфа, считай, Агашу оживила, а Феона трое суток не отходила от Таисии Павловны, колдовала… После этого и появились, как заново, на свет два божьих человека, две калеки, богом хранимые… - Голос Василия Иваныча задрожал и Гаврила впервые увидел, как отец вытирает бегущие ручьями по его щекам слезы.
Гаврила опустил голову, в его груди что-то и как-то незнакомо защемило и он отошел подальше, чтобы тоже не разреветься…
- А потом, – снова услышал он голос отца, – опять же слышали ночью, как в одном из аилов кто-то шибко кричал по-коровьи, чуть не словами, видимо, от какой-то невыносимой боли. Через пять дней нашли в лесу тело женщины. На ее голове лежала коровья морда. Подняли, а там и смотреть не на что… Сплошное мясо.
Помолчали. Как бы отвечая на последний немой вопрос, отец подытожил:
- Нет, никто ничего не знает больше. Что было и как… Говорили только потом, где-то через полгода, что аккурат в то время Карпуши дома не было дня два. Да мало ли что можно наговорить…
Продолжение следует:
http://www.proza.ru/2014/10/29/1316.
*********************
Иллюстрация: Бийск купеческий, начало 20 века.
Фото взято из интернета. Спасибо автору.