Повесть является автобиографической. Полный вариант здесь http://www.proza.ru/2014/01/01/853
Синопсис.
Она всегда на виду. Ее любят и ей восхищаются. Ей завидуют и ее осуждают. Она путешествует, меняет автомобили и проводит праздную жизнь в ресторанах и клубах. Беспечная бабочка и вечный праздник...что прячется за глянцевой обложкой?
Случайное знакомство и странные отношения с известным спортсменом, изменившие ход ее судьбы. Что ей дороже - калейдоскоп глянца или любящее сердце? Спасет ли свою душу, отказавшись от своей жизни и веры? Как сделать правильный выбор? И был ли он у нее …
Обычная жизнь, кому-то казавшаяся яркой картинкой. Боль и трагедии, прикрытые яркой мишурой. Без громких разоблачений, описания низменных страстей и пристрастий.
Санкт-Петербург. 2004 - 2009 гг.
Все имена и события подлинные.
***********
Автор не ставит себе целью кого-то оправдать или обвинить.
Автор приносит свои извинения верующим любых конфессий, если своими высказываниями допустил бестактность.
Глава 27
Она встречалась с другом нечасто, пару раз в месяц, но они постоянно звонили друг другу.
— Я понимаю Хасана, ему тяжело. Но ты же взрослая, порви с ним раз и навсегда, порви! Я уже тоже с ним говорил, он меня не слушает. Молодой, наивный…
— Я его не веревками привязала, сто раз говорила, что ничего не получится… — И это было правдой, но ее попытки расстаться с Хасаном заканчивались одинаково.…
Изо всех сил сохраняя безразличное выражение на лице, она объявляла о расставании. Хасан кивал в ответ, прятал улыбку, целовал ее в лоб и уходил. Ненадолго…
— Давай поговорим.
Она покачала головой, как будто он мог увидеть ее через дверь: "Нет. Нет. Я устала. Я ужасно устала, это какое-то наваждение. Кто-то из нас должен быть разумным".
Она уже не чувствовала спины, железный косяк, о который она опиралась, был холодный и жесткий. Но она сидела, не шевелясь, уже битых часа три. И пытаясь расстаться с Хасаном в очередной раз, все же переживала - он вообще сидит по ту сторону двери на бетонном полу.
- Хочешь, я открою дверь и подушку тебе дам?- она засмеялась сквозь слезы.- Господи, мы такие дураки. Я вообще, старая дура, что совсем непростительно.
- Не надо, мне удобно. Но дверь открой, зачем ты это постоянно делаешь? - для него вопрос был решенным. Вернее, для него не было ни вопросов, ни сомнений в исходе дела. Он для себя все решил, еще в первую встречу и ни разу не поменял своего решения.
Вещи его так и были повсюду в ее квартире, но телефон она не снимала уже два дня. И вот теперь он стоял за дверью, которую она не хотела открывать.
— Я не хочу говорить, мы уже тысячу раз говорили. У нас ничего не получится, мы разные, я не могу… — У нее стоял ком в горле и щипало глаза. «Господи, ну почему я так размякла … соберись…» — Пожалуйста, уходи.
— Мне надо вещи забрать, открой дверь. — Это было абсолютной неправдой, вещи он мог забрать и без нее, у него и у брата были ключи от квартиры. Нет, так он не мог поступить, ему нужно было, чтобы она открыла ему дверь.
— Я не могу, у меня нет сил… Пожалуйста, не мучай меня, уходи… — она плакала. — Ты не понимаешь, у нас нет будущего, никакого.
— Успокойся, сделай сабур*. Давай поговорим нормально, сейчас уже соседи увидят. Или скажи мне, что я тебе не нужен. Открой дверь и посмотри мне в глаза, скажи, и я уйду, обещаю, ты меня не увидишь никогда.
Она не могла. Он был ей нужен. Он был как тихая бухта, куда ее яхта, раскрашенная всеми цветами радуги, слепя иллюминацией и оглушая музыкой, заходила и становилась обычной лодкой, не новой и сверкающей, а избитой и истерзанной штормами и ураганами. Устав от работы, тусовок, болтовни и каких-то вечно важных, срочных дел, где она не притворялась, а действительно была счастливой в этой кутерьме, с ним она была другая. И уткнувшись в плечо, могла плакать, жаловаться и вообще быть слабой и совсем-совсем простой. И тоже была счастлива. Он был частью ее жизни. Но ей хотелось эти две свои жизни соединить в одну, и она не могла отказаться от одной из них.
И зная, что будущего нет, тем не менее открывала ему дверь снова и снова. Он никогда не укорял ее и, входя в дом, делал вид, как будто ничего и не произошло.
— Чайник поставь, — коротко кидал он, и жизнь продолжалась по-прежнему. Она надеялась, что все образуется, и они найдут какое-нибудь решение.
*Сабур — букв. «будь терпеливым», от араб. «терпение».
Глава 28
— Может, курить бросим?
Они с подругой сидели в ресторане яхт-клуба.
— Мы что, так плохо выглядим? — подруга выпустила дым. — Спортсмен твой на тебя хорошо влияет, но я пока курить бросать не собираюсь. Ты была, кстати, на показе в «Vanity»*? Я уже в конце приехала и тебя не увидела.
— Нет, не была, мы с Хасаном за город ездили гулять.
— Неужели? — подруга фыркнула. — Что-то новенькое, ты раньше не увлекалась пейзажами. И что дальше? Дома осядешь?
— Да, мне просто не хотелось... А что плохого дома осесть, уже бы и пора, — она улыбнулась. — Тебе просто не хочется без меня везде ходить.
— Да нет, неплохо, только тебя ненадолго хватит. Хватит уже семейную из себя строить. — Подруга ее не была злой, просто знала ее очень хорошо.
— А если я соглашусь и уеду с ним… — и, перехватив насмешливый взгляд, она поправилась: — Не завтра, конечно, и не в ближайшее время. А вдруг? Как ты думаешь, ведь я в Бога верю, какая разница, христианка я или мусульманка?
При всей ее вере в какие-то высшие силы, религиозной она не была. И появлялась в церкви или в качестве приглашенной на крестины, от силы, раза два. И один раз на крестный ход, и то скорее от любопытства, что же там такое происходит.
— Ты на себя посмотри! В одной руке сигарета, в другой мохито, о Боге она рассуждает! Да ты в церковь-то не ходишь, и что изменится, если ты религию поменяешь? Набожная станешь? Ты же понимаешь, что религию из-за мужика менять, по меньшей мере, глупо. И потом, сама представь: ни тебе твоей работы, ни шоппинга, ни путешествий, ни кабриолетов, ни даже мест, куда ты свои туфли наденешь. Коровы в горах их не оценят…. — ее подруга была прямолинейно справедлива. Все было абсолютной правдой, и она это все и сама понимала.
— Но меня Бог любит. Может, это судьба моя. И даже, может, молиться начну, - хотя и так было понятно, что она и молитвы понятия несовместимые. И разговор, в общем, был бесполезным. Ей было это не дано. Или не пришло время.
— Да, что правда, то правда, Бог тебя любит. Хотя, может быть, просто к себе забирать не хочет — зачем ему такие потрясения? Вот и спасает тебя каждый раз...
Лет пять назад, с покупкой первого кабриолета, в нее как будто бес вселился. Она входила в поворот на ста двадцати или, поспорив с гаишниками, мчалась под двести километров по кольцевой**, как будто испытывала судьбу. «Мне терять нечего, уже все в жизни я пережила…» — так она говорила.
Кабриолет был ее гордостью — единственный в России, ярко переливающийся всеми цветами радуги, да еще и купила она его на первые заработанные деньги. Дети просто облепляли машину, а однажды какой-то малыш с визгом «Ой, карамелька» бросился целовать ее машину. Каждый раз, подходя к своей «игрушке», она видела, как люди фотографируются рядом, и они даже просили ее разрешить им сделать фото за рулем.
Свой первый кабриолет она любила как безумная и на мойке требовала, чтобы его мыли теплой водой. «Удивительно, что ты не спишь в нем», — смеялись друзья. Владела она своей игрушкой недолго, месяцев семь…
*Vanity - мультибрендовый бутик в СПб