Приют для души. главы 12 - 15

Рух Таисия
Повесть является автобиографической. Полный вариант здесь http://www.proza.ru/2014/01/01/853

Синопсис.

Она всегда на виду. Ее любят и ей восхищаются. Ей завидуют и ее осуждают. Она путешествует, меняет автомобили и проводит праздную жизнь в ресторанах и клубах. Беспечная бабочка и вечный праздник...что прячется за глянцевой обложкой?
Случайное знакомство и странные отношения с известным спортсменом, изменившие ход ее судьбы. Что ей дороже - калейдоскоп глянца или любящее сердце? Спасет ли свою душу, отказавшись от своей жизни и веры? Как сделать правильный выбор? И был ли он у нее …
Обычная жизнь, кому-то казавшаяся яркой картинкой. Боль и трагедии, прикрытые яркой мишурой. Без громких разоблачений, описания низменных страстей и пристрастий.

Санкт-Петербург. 2004 - 2009 гг.
Все имена и события подлинные.
 
***********
Автор не ставит себе целью кого-то оправдать или обвинить.
Автор приносит свои извинения верующим любых конфессий, если своими высказываниями допустил бестактность.


Глава 12

Дайвинг и палящее солнце пусть и не принесли облегчения, но отвлекли хоть ненадолго. Через десять дней, загоревшая и похудевшая килограммов на семь, по причине рациона, состоящих только из фруктов, она вернулась в город. Ее сопровождал шикарный круглый красный чемодан, и на всякий случай она купила себе такого же цвета кеды, чтоб веселее было путешествовать.

Хасан  ждал ее у подъезда. У нее как ухнуло внутри, она ужасно соскучилась по нему. Но малолетняя хихикающая дурочка с волосами вороного крыла и его руки на этих самых волосах, так и стояли перед глазами. Никаких разборок или разговоров она устраивать не собиралась, поэтому мило улыбнулась и спросила "Ждешь меня, чтоб ключи отдать? Молодец, а то у меня, мои что-то клинят, наверное, менять придется".  Она смотрела на него без сожаления, без злости и без обиды, она всем этим переболела под палящим солнцем с помощью нескольких бутылок мартини и килограммов фруктов. И как бы ей ни хотелось сейчас сделать вид, что ничего не произошло, и вернуть те несколько месяцев, проведенные пусть и странным образом, но рядом с ним, она решила не поддаваться  этой слабости. Переживет, она уже большая девочка.

-  Может, в ресторан поедем? Или ты устала с дороги? - она даже не понимала, что это. Он или великий актер или великий мерзавец, что, в общем-то, одно и то же. Скорее всего, он ее не видел тогда, так был увлечен. Но догадаться-то мог, что она неспроста уехала.

 Она покачала головой: " Нет, я устала, мне надо выспаться. А вечером у меня встреча" - он смотрел на нее как обычно, по-простому, ничего странного в его глазах она прочитать не смогла, да наверное, уже и не пыталась. Ей было все равно. Она открыла дверь и зашла в подъезд, не оглядываясь.

Только уже в квартире разрешила себе снять улыбку с лица и, чтобы занять себя чем-нибудь, начала разбирать накопившуюся электронную почту.

Уже поздно вечером, поняв,  что проголодалась, она сначала хотела было заказать что-нибудь на дом из ресторана, но потом решила, что прятаться дома губительно для ее психики. "Чем хуже на душе, тем лучше ты должна выглядеть"- говаривала ее бабушка, поэтому новые золотые сапоги и черные шорты победили по всем параметрам. Она оглядела себя в зеркало. Длинные загорелые ноги вкупе с Лоретой Петтинари* сотворили очередное маленькое чудо..."чего я действительно парюсь...", от макушки до пяток она была идеальна, теперь "одеть" вечную улыбку и вперед. Жизнь действительно была хороша, а мелкие недоразумения легче переживать в ресторанах.

Пока она спускалась вниз, она позвонила подруге и дала ей задание срочно собраться и даже успела позвонить в ресторан. Сделав, как обычно, за три минуты массу полезных дел, она, довольная собой выпорхнула на улицу. И тут же уткнулась взглядом в Хасана.

Он стоял на том же самом месте, где она его оставила, когда заходила в подъезд. Ей даже не по себе стало.
- Да, видимо, всю жизнь так долго будешь собираться, - он засмеялся и взяв ее за руку, покрутил вокруг оси.- А что, сейчас так модно - голышом на улицу выходить?

Она разозлилась, да что он вообще о себе возомнил, или она совсем идиотка для него?
- Послушай,- она тоже широко улыбнулась. - Давай не будем ломать комедию и парить друг другу мозг. Тем более ту игру, в которую ты играешь, я еще в детстве придумала.- Она выдернула свою руку из его ладони.- Просто оставь меня в покое, хорошо.

Она начинала его ненавидеть. У него еще наглости хватило испортить ей настроение, которое с таким трудом она себе поднимала. Она качнулась влево и попыталась его обойти, но он схватил ее в охапку. У нее опять что-то разорвалось в голове. "Слишком много потрясений он мне дает, пожалуй, многовато для его персоны"- она холодно пыталась отстраниться, но он держал ее мертвой хваткой.

- Мы же не будем здесь соседей смешить, правда? - она посмотрела ему в глаза. - Не знаю как ты, а я уже взрослая для истерик и объяснений. По крайней мере,  на людях. Отпусти меня, я начинаю злиться.
Он разжал объятья, но крепко держал ее за одну руку. И при этом чуть ли не смеялся, или ухмылялся, она так и не поняла по его гримасе.

- Ты можешь мне объяснить, почему ты уехала? У тебя кто-то есть? Что изменилось, не хочешь мне рассказать? - он взял ее за подбородок приблизил ее лицо.

Признаться ему, что она его видела и ни грамма не верит? Но тогда перед самой собой признать себя жертвой, что ее уронит ниже некуда в собственных глазах. Сказать, что у ней кто-то есть - тоже не вариант, чего ради она будет придумывать и наговаривать на себя. Тем более под тропическим солнцем, несмотря на ее решение переспать с кем-нибудь, настроения совсем не было, тут ей нечем похвастаться.  В голове промелькнула мысль, что она могла ошибиться, но ведь была еще подруга, которая галлюцинациями не страдала. И, вообще, если она начнет сейчас что-то объяснять, тот ком в горле, разорвется и выльется слезами, что еще хуже самих объяснений.
 
-  Мы сейчас поедем в ресторан и поговорим, хорошо? А потом ты поступишь так, как захочешь. Я тебя держать не буду, скажешь уйти - уйду. - он улыбнулся и добавил.- Пожалуйста.

"Черт с ним, по крайней мере, из ресторана легче будет уехать, чем сейчас вырываться из его рук" - Хорошо, поехали.

*Loretta Pettinari – обувная марка


Глава 13

- Я не пью, - Хасан  укоряюще,  посмотрел на нее, когда она заказала подошедшему официанту мохито с двойным ромом.
- А я пью. И курю,- она выпустила дым ему в лицо.- И живу, так как мне нравится. Одна. Сама по себе.

Она любила ночной Питер. Днем она тоже его любила, но с наступлением темноты он становился совсем другим — более роскошным, каким-то душевным и стопроцентно своим. Не было ни одного приличного ресторана или клуба, где бы ее машина не засвечивалась в течение ночи. Плавно перетекая из одного заведения в другое, выслушивая новости, из которых больше половины были сплетнями, ловя на себе взгляды знакомых и не очень и отдавая взамен свои, она чувствовала себя как рыба в воде.
Это определенно был ее мир, который те, кому был этот мир недоступен, называли пустой фальшивкой. Как бы это ни называлось, она любила дорогие авто на паркинге, любила тусовщиков, она любила фейсконтроль, зная, что внутрь пропустят только самых-самых, даже не смущаясь, она любила эту атмосферу. Ночная жизнь была ее привычкой, она не задумывалась, пойдет или нет. Она не выбирала наряды, для нее это не было каким-то особым событием. Она не раздавала всем знакомым журналы, где освещалась ночная жизнь и мелькали ее фотографии. Это было само собой разумеющееся, что она там, и это определенно ей нравилось. Не было никаких громких скандалов или разборок — ничего общего с ночной жизнью девяностых.
Тусовка в нулевых — это респектабельный закрытый клуб. Ночная жизнь в начале двухтысячных была самая интересная. Потом уже в хороших ресторанах замелькали поддельные бренды, на парковках китайские авто с претензией на «люкс» и красные лаковые сапоги, а посетители литрами пили пиво и выясняли отношения. Нет, это уже был не Питер, это были не рестораны, а столовки, как она их называла, это уже наступала какая-то серая усредненность.

Обо всем этом она думала, сидя в недавно жутко модном месте и разглядывая чью-то сумку с огромными буквами DG, выложенными пластмассовыми камнями, небрежно кинутую на столик.

«Побыстрее бы это закончить. И главное. Не взорваться, уходить надо с улыбкой…»

— Это мой брат. — Ее выдернули из раздумий.
Возле их столика стоял… Хасан... Нет, конечно, Хасан сидел напротив нее, а рядом стоял еще один Хасан. В голове замелькали картинки: ...вот она оглядывается, когда они впервые встретились — другие глаза... вот мелькнуло его лицо в ночном клубе... вот он наматывает на палец  лохмы хихикающей дурочки... «Черт, да их двое».

— Это Хусейн, мы двойняшки, — как-то сразу, по смеющимся глазам Хасана, она поняла, что он знает о ее сомнениях. — Ты знаешь, что иногда рождаются двойняшки и иногда даже тройняшки.

Она знала. Но изо всех сил хотела бы это когда-нибудь забыть.



Глава 14

— Я могу взять их на руки? Я хочу их увидеть!
— Мммм... Понимаете... — доктор запинался и заикался, — думаю, что это невозможно...
— Почему? Я знаю, что они… — она не могла произнести это вслух. — Не бойтесь, я в сознании, я в порядке, я просто хочу посмотреть на них.
— Я не знаю, как вам сказать, это неприятно. Вы не можете их взять на руки... Мы доставали их практически по частям… Нет тел, только фрагменты...
— В смысле?
— Они умерли месяц назад и... — врач топтался и что-то мямлил.
— Как такое могло произойти? Я их чувствовала!!! Они же шевелились! Все же было нормально... — она задыхалась от боли и ярости, но держала себя в руках из последних сил. Боль в животе и слабость не давали ей говорить, и она почти шептала. — Немедленно объясните мне! Слышите? Вы не имеете права, я хочу увидеть своих детей... — только бы не заплакать, только бы не броситься и не разодрать его виноватое лицо. «...Дыши... дыши глубже...»
— Это перистальтика, они уже замерли, так бывает, это невозможно объяснить, все было в порядке, никаких отклонений. Я вас прекрасно сейчас понимаю, это сильный стресс для любой женщины.

«Ты не понимаешь, придурок, это не стресс»... Ее мир в одночасье рухнул днем ранее, в десять пятнадцать, когда молодая кореянка, только что окончившая институт, позвала ее на УЗИ и спросила, как давно ее осматривал лечащий врач и когда делали последний забор крови.
— Что-то не так? — она, замерев, ждала ответа...
Кореянка вызвала доктора и медсестер, и она даже не успела опомниться, как оказалась в операционной. И теперь этот эскулап пытается утешить ее.

— Так бывает, редко, но случается… все в руках Божьих.
Она собрала остатки сознания и вздернула подбородок: — Я вас правильно сейчас поняла? Вы сказали, что лично контролируете мою беременность. Вы ежедневно слушали и осматривали меня. Я сдавала все анализы и принимала все прописанные вами медикаменты. Вы ежедневно принимали от меня мзду за отдельную палату и персональное наблюдение. И мои дети умерли внутри меня месяц назад, а теперь, перенеся две операции, потому что при первой вы забыли фрагмент одного ребенка, и я чуть не отправилась на тот свет, — ЭТО все по воле Божьей? Я правильно все услышала? — она уже кричала, сжимая его руку. Она бы хотела убить его сейчас.
Вбежавшая медсестра сделала ей укол...

Она не помнила, как она оказалась дома. Доктор платной клиники, приехавший на дом снять швы, посетовал, что правды она все равно не найдет. Ей уже было все равно, она не испытывала никаких эмоций. Ей не нужна была правда. Дни, недели и месяцы менялись за ее окном, она оставалась безучастной ко всему. Она не выходила из дома, не смотрела телевизор и не читала. Она не притворялась безучастной, у нее просто не было ни сил, ни желания, ни цели... Она ничего не чувствовала и была как в ватном коконе. Она проклинала и врача и бога. Тогда, она оправилась через год. Но только внешне.

Каждый раз она пресекала все разговоры о случившемся и пыталась убить в себе воспоминания. Но эта боль не проходила и не притуплялась ни через год, ни через пять...
Каждый раз, увидев в жизни или в фильмах двойняшек, не важно — детей или взрослых, она вспоминала, что сейчас, могла бы быть матерью. Странно, но вид других детей не вызывал у нее приступов отчаяния, только двойняшки.


Глава 15

— Эй, ты в порядке? — братья склонились над ней. — Ты белая, как бумага, тебе плохо?
— Извините меня, приятно было познакомиться, извините... — если сейчас она не убежит отсюда, то разрыдается. Пусть лучше они считают ее слегка не в себе, чем объяснять что-то. Она чувствовала, как слезы душат ее, и в груди как будто опять стянуло стальным обручем. Определенно, кто-то или что-то издевалось над ней самым изощренным способом...

-  Их двое!- она выпалила в трубку, как только подруга ответила на звонок.
- Мы сейчас о ком?- деловито поинтересовалась та.
- О Хасане! Их двое!
Подруга замешкалась с ответом и тревожно протянула: " У тебя...у тебя опять началось? Где ты?"
- Я в порядке, ничего не началось! Они двойняшки, у него брат - один в один! Это не он был  на Петроградке! Я идиотка! - она выдохнула. - Я такая дура! Второй раз, не разобравшись, всех собак на него навешала!
- Да ладно!- подруга была удивлена не меньше, - подожди. Двойняшки, ты сказала? Ты вообще как?
- Не знаю пока, опять накрыло. Господи, он мне кукушку свернул уже! У меня  перед глазами все плывет.
- Пьешь?- за столько лет дружбы, подруга с полуслова понимала ее состояние.
- Нет,- она затянулась.- Курю. Без травы мне это просто не осилить. Скажи, это…,  это какое-то дурацкое совпадение или действительно, кто-то сверху играет нами, как марионетками?
- Все, успокойся. И много не кури. Главное - ситуация прояснилась и он совсем...- подруга засмеялась.- Да, удивительная история, может все это неспроста, может это знак, какой? И что, они прямо похожи-похожи?
- Просто одно лицо....

Вместе братья были единым целым и, дополняя друг друга, сливались в одну личность. Но поодиночке были полярно разными.

Серьезный и рассудительный Хасан, несмотря на свои домостроевские замашки и внешнюю суровость, смотрел на мир бесконечно добрым и каким-то очень взрослым взглядом. Но, в то же время, он как будто был более беспомощен в мире, не приспособлен к этому огромному мегаполису. Он напоминал ей персонаж какого-то фильма, доброго и очень умного, который вырос на необитаемом острове в дикой природе и не знал теперь, как устроить жизнь среди людей. Он не любил рестораны и ночные клубы, с ее друзьями он был угрюм и немногословен. Ему было без разницы, где покупать джинсы или обувь, ему было наплевать на автомобили, все, кроме спорта и истории, ему было неинтересно. И у него было просто гипертрофированное чувство вселенской справедливости — он всегда подходил к старикам на улице, заговаривал с ними о жизни, а они охотно отвечали ему, увидев в нем благодарного слушателя. В магазинах он порой накупал продукты какой-нибудь старушке, увидев, что в корзине у нее лишь каша и хлеб, и потом они отвозили ее домой. Он успокаивал плачущих женщин, если они встречались им на пути, и мог остановиться на детской площадке, чтоб поиграть с детьми, которые с визгом на нем висли. Ему до всего было дело.

Хусейн был другим — открытый, свободно себя чувствовал в любой компании и легко заводил новые знакомства. Позже, если она ходила по клубам, он всегда соглашался ее сопровождать и, не навязывая свое общество, был всегда неподалеку, пока она упивалась ночными встречами с друзьями. Он разбирался в новинках модных домов, автомобилях и новых фильмах. Он был как бы более подвижен, более гибок в суждениях, больше говорил и улыбался, чаще шутил и вообще казался душкой. И именно казался, потому что глаза его, несмотря на вечную улыбку, были все же колючими и жесткими. И ей он казался циником, как и она сама.

Теперь уже, когда все встало на свои места в ее голове, она попыталась глубоко запрятать свои эмоции.  «Неисповедимы пути…», так говорят?