Рассказ
Разные мысли приходят и уходят…. Думаешь – «надо бы эту сентенцию запомнить, при случае использовать как-то, ну там при сочинении или к слову в быту…» но такие мыслительные находки забываются.
А вот сейчас решил записать.
Потому что, как ни странно, хотя через полмесяца мне исполнится семьдесят девять, я сегодня вдруг поймал себя на мысли, что ни разу не подумал о себе, как о старике.
А случилось это, когда кольнуло сердце, и я пошёл разводить корвалол. Лет сорок тому назад, когда впервые закололо в сердце, я запаниковал, побежал к полковому врачу.
А потом привык. Кольнуло, значит – бывает, надо просто положить под язык таблетку валидола или принять ещё что-то и пройдёт, как прежде… и так будет всегда…
Да, так вот, налив половину чашечки воды, я подумал: «можно и больше; слышал, что НАМ, СТАРИКАМ, полезно употреблять больше жидкости». Вот тут я и поймал себя на том, что впервые причислил себя к старикам. Сам себя, то есть – наедине с собой…
Вот такие дела, брат… Станислав Иванович. И, действительно, хотя сослуживцы до последнего дня моей работы обращались ко мне «Стас», никогда не делая скидки на возраст, о старости мне недавно напомнил главный врач санатория, который сказал, что «в связи с террористической угрозой» сторожами должны быть люди помоложе. И я написал заявление.
Летом я иронизировал: никто из троих нынешних сторожей не выдержит со мной в походах по грибы, когда я по кочкам и болотам осиливаю в день до 24 километров с контролем по навигатору. Правда, мой прибор (GARMIN 62S) малость привирает, но не так, чтоб уж очень. Во всяком случае, внук, которого я однажды взял с собой в лес, на десятом километре взмолился – «дед, ты что, издеваешься?».
Ну да, я знал, что я ДЕД, но НЕ СТАРИК.
Однако не стану «духариться»… тьфу-тьфу, чтобы не накликать… у меня просто армейская закалка… и потом, ведь бывают дни, когда действительно я чувствую усталость с утра…
Но такое бывало и раньше, когда мне было то ли за сорок, то ли под сорок.
Вспомнилось: когда-то, лет эдак тридцать тому назад, один лейтенант жаловался на «усталость от жизни». И все его понимали: когда давит рутина службы, серость окружения, непреходящее чувство опасности…
Это было в Афганистане. Жизнь в палатках, вдали от семей, а для лейтенантов – просто от женского общества, – угнетала.
Да и хожу я по лесам неспешно, с пятиминутными отдыхами, хотя делать такие остановки приходится всё чаще…
Может быть, и вправду, НАМ, СТАРИКАМ, надо во время угомониться?
Или повлияла осень?
Но здесь, на Карельском, осень в этом году чудная – добрая к человеку и вообще – просто красивая…
И всё же осень – пора умирания.
Тьфу-тьфу.
Мои размышления прервал вызов по СКАЙПу: звонил двоюродный братишка с Алтайского края.
Поговорили о родственниках, о погоде, о заготовках на зиму.
Я так и думал, что Женя решил отметиться на связи, чтобы я не думал, что он меня совсем забыл…
Но вот прозвучал вопрос, и я понял, что это причина звонка.
- Слава, что с Украиной?
На Украине прошло наше детство. Военное и послевоенное.
Правда, Жене, его брату Юре и сестрёнке Людмилке не пришлось пережить пребывание в немецком детдоме, как мне и моей родной сестричке Светлане (мир праху её). Но им досталось больше моего: тётя Клава, их мать, умерла в тюрьме в сорок первом и вся троица провела детство в детдомах. После войны это был детдом в городе Хотине Черновицкой области.
Директор детдома, высокий плотный мужчина по фамилии Манчул был дружен с моей мамой. Это он восьмого мая сорок пятого года вынырнул из кустов цветущей сирени с воплем «Победа! Александра Петровна, это победа!»
Мама уже загоняла меня и Светку в дом, так как поднялась стрельба и она решила, что на город напали бандеровцы. Оказалось – это на радостях палили в воздух все, у кого было из чего стрелять.
А бандеровцы в некоторых деревнях уже тогда отметились зверствами: замучивали и убивали то врача, то учительницу… даже отца знакомого нам парнишки, наезжего бухгалтера. (В колхозах бухгалтеров не хватало, так приезжали на помощь городские).
В Хотине из учителей и разных совработников был организован «истребительный батальон», которым командовал Манчул, и в котором числилась моя мама. Батальон оружия не имел, но по тревоге он собирался по цепочке быстро и мог получить автоматы. А стрелять из автомата в то время умели все взрослые.
Связь с Украиной у меня редкая. Одна племянница из Черкасс нарядилась к дочери в Америку (она историк советской школы и рассудила, что оставаться в Украине опасно), другая замужем в Ивано-Франковске… по совету третьей моей племянницы, живущей здесь, в Питере, иванофранковских о событиях на Донбассе лучше не расспрашивать: включи сто двенадцатый украинский канал и услышишь то же самое. А летом они вообще беззаботно отдыхали в Карпатах и о том, что творилось на Донбассе, просто ничего не знали. А хоть бы и знали?
Что я мог рассказать Жене? Наш внук в Ивано-Франковске там же отучился в школе с первого до последнего класса… а как и чему их там учили, нам ведомо.
Интересно, захотят ли они слушать наши рассказы о буднях хотинского истребительного батальона в послевоенные годы, о зверствах бандероввцев, о братской могиле в центральном парке Хотина, где похоронены замученные ими люди?
Доживу ли я до примирения в нашей семье?
Впрочем, тьфу-тьфу!