Зачёркнутая буква

Дмитрий Гостищев
     Если дом покинут людьми,в нём нет воспоминаний. Человек поневоле уносит их с собой. А под защитой крыши и стен остаются дорогие сердцу вещицы и просто домашняя утварь, любимые уголки и целые комнаты… Всё это – ключи от воспоминаний…   
     По карнизам покинутого дома на улице Орджоникидзе барабанил дождь. Два этажа, соединённые деревянной лестницей, несколько жилых комнат наверху, одна из которых казалась более прибранной, нежели другие, и глухой, равномерный звук… Чудилось,  будто на разрозненных островках из жести плясал невесть откуда взявшийся народец… Кое-кто прицокивал в такт языком, кое-кто тихонько хлопал в ладоши. Радовались ли они дождю, подобно дикарям, радовались ли краткой жизни и шансу потанцевать – неизвестно. В упомянутой комнате тоже никого не было, однако обстановка ясно говорила о привычках обитателя, точнее, обитательницы (уж примите на веру). К узкому простенку между двумя окнами жался компьютерный стол (при виде нескольких вилок, вставленных в сетевой фильтр, создавалось впечатление, что и стол, и человек, некогда купивший его, питаются от розетки). Над монитором висел большой склеенный пазл с пейзажем. Пожалуй, он один мог сойти за украшение комнаты. Диван, стоявший слева от входа, не представлял никакой ценности,  а книжные шкафы привлекли бы внимание разве что любителя детективов. Меня же заинтересовало нечто другое… Рядом с монитором лежали старенький плейер и стопка плоских коробок с болванками. При ближайшем рассмотрении на каждом вкладыше обнаруживался определённый символ: «восклицательный знак», «вопросительный знак» и «многоточие»… Самой загадочной оказалась нижняя болванка: та же рука, вернее, тот же фломастер, вывел  слово «Лепра», а потом зачеркнул среднюю букву… Что побудило человека превратить название страшной болезни, о которой и думать не хочется, в красивое женское имя?! Может  быть, оно принадлежит обитательнице комнаты?.. Так и есть…
     Я вставил немое тело диска в плейер, надел наушники и приготовился слушать… Я знал, что история не начнётся в отсутствие Леры: если дом покинут людьми, в нём нет воспоминаний… Музыка зазвучала, когда ключ два раза повернулся в замке! После недолгого вступления полился голос одного из участников легендарной ливерпульской четвёрки. Тотчас комната погрузилась во мрак, словно кинозал, но дворик совсем не изменился: кусты сирени, дорожки, вымощенные мелкой плиткой, кованые ворота и точно такой же дождь… Тусклый свет не проникал внутрь моего убежища.
      Из калитки выходят двое. Незнакомые люди принимают их за бабушку и внучку; знакомые – за хозяйку дома, вдову известного в прошлом дантиста, и  квартирантку.  Ошибаются и те и другие… Ольга Львовна и Лера – родственные души, компаньонки, товарки… Обе любят слушать песни Анны Герман и говорить о далёком Ургенче, откуда и приехала девушка. Я отметил хороший вкус компаньонок.  Они одеты соответственно возрасту, и зонты в их руках принадлежат разным поколениям. При взгляде на двух женщин, не возникало сомнений в том, что они отлично ладят и по мере сил заботятся друг о друге. Им хватило бы и одного зонта (в этом случае Лера могла бы взять Ольгу Львовну под руку), но, судя по всему, компаньонкам нравилось быть равными, независимыми, нравилось просто обмениваться взглядами…
Can you hear me
That when it rains and shines
It`s just a state of mind
Can you hear me
     Я гадал, куда же свернут обитательницы дома… Мысленно прокладывал их маршрут: с Орджоникидзе – на улицу Розы Люксембург, затем – вверх по проспекту Карла Маркса, окажутся на проспекте Октябрьской революции, а там – улицы Дзержинского, Артёма… Думают ли они о тех, чьи имена значатся на табличках с номерами домов? Вряд ли… Люди переименовывают улицы и города; это происходит не часто и не везде, но переменам нет конца… Наверное, Ольга Львовна с грустью вспоминает первоначальные и куда более звучные названия родных улиц…
     Задумавшись, я забыл о хозяйке этой комнаты; возможно, она раскладывала покупки где-то внизу,  возможно, стояла за спиной и тоже смотрела в окно… Стало совсем темно… Пришло время новой песни и новых декораций.
     Я не мог понять, ночь на дворе или поздний вечер… Звуки, издаваемые насекомыми, казались дыханием самой темноты (впрочем, не помню, стрекочут ли они во время дождя). Свет фонаря падал на тротуар и робко просачивался во дворик… Кого я мог увидеть в этот час? Двое появляются у калитки. Спустя несколько минут одна фигура отделяется от другой. По-прежнему идёт дождь.
     Я слушал грустную песню Savatage  (мне впервые не нравился надтреснутый голос вокалиста):
And do I stand alone
Like a fool out in the rain
     Как прошёл для них этот вечер? Откуда они идут? Конец июня – время всяческих выпускных; может быть, они возвращаются из кафе, где отмечали конец юности и начало… Чего? Зрелости? Да, в жизни много концов и начал, а мы-то думаем, всего по одному…
     Допустим, кафе, выбранное для вечеринки, называлось «Солнечное», что не соответствовало погоде, но устраивало всех: вроде настроение поднимает...  Отмечали смешанным составом. Девчонки с экономфака и парни-автотраспортники. Всего четыре группы. На месте никто не сидел. Ходили взад-вперёд, от столика к столику, постепенно перемешиваясь. Почему-то я  решил, что Лера не умеет шумно веселиться… В её облике и окружении всегда присутствует недосказанность… Полуулыбки, полувзгляды, полужесты… Даже на тёмном фоне её шифонового платья только угадывались очертания цветов… 
      В наушниках снова воцарилась тишина. Чего только не придумали люди!.. Помню, когда мне подарили первый плейер и я включил его, мой разум не устоял перед иллюзией громкой музыки… Я воскликнул: «Почему не работают наушники!» - или что-то вроде этого; а потом отвёл их в стороны и услышал какой-то писк в тишине комнаты… Диск, записанный Лерой, заёрзал и слегка повернулся. Третью песню я тоже знал. Она вконец расстроила меня: должно быть, Лере грозит какая-то опасность… Фредди Меркьюри пел:
Out in the city, in the cold world outside
A don`t want pity, just a sate place to hide
Mama please, let me back inside.
     Я представил девушку. Она поднимается по деревянной лестнице. С волос часто-часто капает дождевая вода; туфли зажаты в левой руке; каждым сантиметром босых ног она ощущает ласковую шершавость деревянных ступеней… На лице – счастливая улыбка. И в эту самую минуту начинает звонить телефон! Лера вздрагивает… Резкий звук нарушает очарование вечера… Наверняка будит Ольгу Львовну… Лера не знает, кто и зачем звонит в этот час, но дурное предчувствие уже тяготит её.
- Алло, - испуганно шепчет Лера.
- Ты уже дома…
- Тата, что случилось?
- Я хочу задать тебе один вопрос…
- Другого времени не нашлось?
- Один вопрос… Серёжа говорил тебе, что его отец – врач?
- Да… Завтра мы едем к нему…
- Лера, он не окулист и не ортопед. Этот человек возглавляет…
- Что? Тата, ты пьяна?
- …лепрозорий…
      Лера сидит в тёмной комнате и безостановочно вертит попавшийся под руку карандаш. Она почти не ощущает головной  боли  и тошноты. Какое право он имел прикасаться к ней? Почему недоговаривал всей правды о себе? И откуда эта самая правда известна Тате? Лера ещё не понимает, что её напугало в большей степени… Тайна Серёжи? Угроза заразиться? Или же нелепое вмешательство лучшей подружки?.. Рано или поздно она узнала бы эту страшную подробность, но как-то иначе… 
     А туфли валяются на деревянной лестнице… А телефонная трубка заходится гудками… Одна Ольга Львовна по-прежнему лежит в своей комнате, ни о чём не подозревая…
     Четвёртой на диске оказалась песня испанской группы «Dark moor», по ходу которой настроение менялось от меланхолии до бравады… Дни и ночи не знали числа… Я смотрел в окно и напоминал себе фонарщика из «Маленького принца».  «Доброе утро!» - говорил я и провожал взглядом Леру, уходившую на работу; стоило ей появиться во дворике, и таинственный наблюдатель в моём лице заученно произносил своё «Спокойной ночи». Она машинально готовила ужин, машинально проглатывала его и шла наверх… Хозяйка дома умерла. Ей больше не требовалась компаньонка и собеседница, чего не скажешь о Лере…
Now I see
How I am free.
Behind in the past
Time is running fast
From then to me.
     Песня почти закончилась… Я снова увидел её холодное лицо: дождливое лето смыло последний румянец, уравняло количество улыбок и погожих дней. Мне показалось, что Лере нравится мокнуть под неутомимым дождём. Может быть, она усматривает в этом некое очищение? Может быть… Не знаю, сколько раз я зажёг и погасил воображаемый фонарь, прежде чем Лера изменила свою жизнь… Кто-то предложил ей сдавать одну или несколько комнат, мол, и денег заработаешь, и дрожать в пустом доме не будешь. Лера долго колебалась… Она не доверяла людям; но апатия, всё чаще овладевавшая девушкой, заставила её сделать выбор и бросить работу.   
     Пока звучало вступление к очередной песне (мне не составило труда узнать группу «Metallica»)   я представлял известный всем горожанам пятачок напротив Нижнего рынка, где при желании можно снять или сдать жильё. Говорят, одни и те же люди десятилетиями всматриваются в лица прохожих, как бы фильтруя толпу. Я не хотел, чтобы Лера оказалась там… Но разве от меня что-то зависит!
     Особняк на улице Орджоникидзе превращался в доходный дом. Незнакомцы и незнакомки коротали дни и ночи в чужих стенах… Почему Лера предпочла ничего - неделание брезгливости? Возможно ли, чтобы короткий телефонный разговор и жуткая гипотеза о природе пятен на лице Серёжи (раньше она считала их следами от юношеских угрей) вызвали  к жизни некую форму безумия, при которой терпишь нескольких случайных постояльцев ради ухода ото всех остальных?..  А как бы я повел себя, узнав, что ненароком приблизился к чему-то зловещему?
     Наконец пришло время моего любимого места в этой песне – припева!  Думаю, Джеймсу Хэтфилду оно тоже нравится:
What I have felt, what I have known
Turn the pages, turn the stone.
     Внезапно моё подсознание, словно желая отвлечь меня, оживило в памяти историю одной семьи…  Отец, мать, дочь… Им выпало счастье жить в курортном городке, богатом не только чистым воздухом предгорий, но и целебной минеральной водой. Они распорядились таким везением на свой лад: начали сдавать отпускникам две из трёх комнат большой квартиры. Стабильный доход позволял старшим не работать; к тому же у главы семейства пошатнулось здоровье… С трудом обходясь одной-единственной почкой, он числился где-то вахтёром и полагал, что не задержится на  этом свете… Но первой умерла его супруга-молчальница… Принесли ли ей счастье три рубля в сутки с каждого постояльца?
     Впервые за полчаса я не сдержался и поторопил диск раньше времени… Очень захотелось услышать следующую песню… Но её не было. Сняв наушники, я обернулся. От двери на меня смотрела немолодая женщина. Лера…
- Мама,- прервал я долгое молчание, - этот Серёжа… Он мой отец?..
. . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .