Молодожёны

               
               
Пролог

  Жить с тёщей под одной крышей нельзя. Если вы стоите перед диллемой - жениться на девушке, которую любите, и жить потом вместе с её мамой, или не жениться вовсе - не женитесь. А если не можете без этой девушки жить - ложитесь в гроб и умирайте, но с тёщей под одной крышей не живите.


До свадьбы

  Автор - человек прозаический и высокого слога, как правило, избегает. Поэтому воздержимся от высокопарно-претензиозного "они любили друг друга" и сформулируем проще - Нора и Гриша очень друг другу нравились и, по меткому определению нориной мамы Евгении Наумовны, которая в статусе будущей тёщи была жениху чуть ли не другом, ждали малейшего намёка на законность, чтобы отправиться в постель, и считали дни до загса. Сегодня в такое трудно поверить, но тогда, в начале семидесятых, приступать друг к другу до свадьбы было как-то не то чтобы не принято, но осуждаемо.
  Гриша работал допоздна - делал халтуры, чтобы подсобрать денег на свадебное, прости меня, Господи, путешествие на дикий берег Крыма, и возвращался домой электричкой, поскольку жил в пригороде. И Нора, с разрешения родителей, предложила ему ночевать в их трёхкомнатной квартире, устроенной  таким образом, что из прихожей вы попадали в столовую, а оттуда - в родительскую спальню, тогда как в  спальню Норы можно было попасть непосредственно из прихожей. Так вот, в связи с добрачными ночёвками Гришы были произведены некоторые перестановки, а именно - Нора отправилась ночевать в родительскую спальню, родители перебрались в столовую, а Гриша пролучил в своё распоряжение спальню Норы. И если Норе требовалось ночью в туалет, куда попасть можно было всё из той же прихожей, норин папа Соломон Мордкович, спавший чутко, выходил с ней и бдил, чтобы дочка, возвращаясь, спросонья не перепутала спальни. "Я хочу, чтобы Норочка вышла замуж девственницей" - сформулировал он как-то своё отношение к происходящему.
  Позиция мамы в данном вопросе несколько отличалась от позиции папы - она больше полагалась на благоразумие дочери, нежели опасалась настойчивости жениха. Нора училась заочно в другом городе и дважды в году ездила туда на сессию. Накануне её последней перед свадьбой поездки Евгения Наумовна, дабы дать молодым людям побыть наедине перед месячной разлукой - Соломон Мордкович работал во вторую смену - отправилась погостить к снохе. И Нора доверие матери оправдала.  Гриша скрупулёзно исследовал все возвышенности, впадины, закоулки и ложбинки её пышного розового тела, но внутрь допущен не был. Чтобы облегчить гришины мучения, Нора позволила ему всё, кроме проникновения, и таким образом анатомическое Status quo  было сохранено. Любопытствующих, каким же всё таки образом они достигали состояния, которое лучше, чем известной поговоркой "И овцы целы, и волки сыты", и не опишешь, отсылаю к старинным китайским трактатам на эту тему. Хотя молодые люди трактатов этих не просто не читали - они о них, думаю, и не знали. Выход был найден, скорей всего, именно благодаря упомянутым выше качествам - благоразумию Норы и гришиной настойчивости.


Свадьба
 
  Но довольно о гормональных безумствах юности. Пока довольно. Позднее мы так или иначе будем к ним возвращаться. А пока сконцентрируемся на событийном ряде.
  У Норы после возвращения с сессии оставалось несколько дней отпуска, Гриша взял на работе отгулы, и они отправились гулять по городу - сходили в кино, пообедали в пельменной, долго целовались, сидя на скамеечке в парке, а потом как-то очень синхронно встали, и, пройдя несколько кварталов, зашли в загс и подали заявление на регистрацию брака, благо паспорта были при них. Опять гуляли, пили кофе в кулинарии на Крещатике, целовались в какой-то подворотне, откуда их погнал дворник, потом вернулись домой и сообщили предкам.
  Гришины родители и норин папа восприняли новость, преподнесённую им в виде свершившегося факта, спокойно и даже радостно, тогда как Евгения Наумовна была уязвлена. Привыкшая контролировать своих домашних, она не могла смириться с тем, что её Норочка совершила столь серьёзный шаг, предварительно не поставив её в известность. Но возмущение своё выплеснула не на дочь, а на Гришу, причём в достаточно резкой форме. Это был её первый акт агрессии по отношению к будущему зятю - первый из долгой череды подобных актов, переросших со временем в  отравляющее жизнь её и её близких противостояние. Отныне её многочисленные претензии к молодой семье высказывались только ему, и Гриша, достаточно лояльно воспринимавший на первых порах тёщины нападки, со временем начал показывать зубы. 
Однако же воздержимся от забеганий и продолжим строить наше повествование в хронологическом порядке.
  Обиды обидами, но нужно было готовиться к торжеству, и Евгения Наумовна вполне ожидаемо взяла инициативу на себя. У неё был двоюродный брат дядя  Володя Наровлянский - так заочно представила его жениху Нора. Дядя  Володя работал в городском управлении ресторанов и столовых, и при его посредстве было снято помещение столовой, сдававшееся в выходные под разного рода торжества.  Договариваться поехали опять же Евгения Наумовна, а также гришин папа Оскар Иосифович, ну и, естественно, виновники события. Гришин папа с заискивающим видом ходил за фактурным дядей Володей и, заглядывая ему в лицо, пытался сторговать приемлемую цену. Дядя Володя что-то важно ему объяснял и вообще разговаривал с ним, как с маленьким. Гриша, с горечью следивший за пресмыкающимся отцом, в конце концов не выдержал и вышел наружу, напевая сквозь зубы "Я польку танцевала с большим нахалом в отдельном кабинете под одеялом...".  Следом вышла Нора, и, утащив расстроенного жениха за угол, впилась ему в губы долгим поцелуем. Тем временем переговоры внутри продолжались, цену утрясли, оставалось назначить дату. Объединить загс и гулянку в одну дату не получилось - в день регистрации зал была занят, и пришлось устраивать свадьбу в два захода - сперва загс, а спустя два дня - торжество.
  В день регистрации устроили небольшие посиделки для самых близких дома у Норы. Молодых хватило только на первый тост, после чего они в срочном порядке, несмотря на раннее время, удалились в норину, а теперь их общую, спальню, оставив родных допивать и доедать. И вышли из спальни лишь назавтра к обеду, голодные, как два медведя-шатуна.
  На торжестве жениху, выполнившему и перевыполнившему сверхзадачу первой брачной ночи, было позволено нажраться. После чего пьяный Гриша, перецеловав подружек жены, полез в оркестр с намерением исполнить песню "Журавли". Попытка Норы остановить и образумить результата не дала, и тогда была призвана гришина мама Барашит Адамовна. Отвесив сыну оплеуху, она водворила его за стол.
  В свадебное путешествие на дикий берег Крыма молодые не поехали - Норе не дали отпуск. На отложенные с гришиных халтур деньги был куплен телевизор "Темп 3" и водворен в спальне молодых. Предполагалось смотреть его перед сном, но вместе никак не получалось - кто-то обязательно оказывался к экрану спиной. Справедливости ради отметим, что и тот, кто оказывался к экрану лицом, не сказать чтобы как-то в содержание трансляций вникал.
  Медовый месяц цвёл и пах, бурлил и переливался всеми оттенками красного спектра, когда грянул гром - у Норы случилась задержка.


После свадьбы

  Несколько слов о контрацепции. Люди постарше помнят - назовём это слоганом: в СССР секса нет. Ну, а раз нет секса, то и контрацепция не нужна. Но на самом то деле секс - это часть природы, и он есть всегда, независимо от социального устройства общества и фантазий идеологизированных ублюдков, растиражированных разного рода идеологизированными изданиями. Как-то довелось мне на Стихире переписываться с неким виртуальным персонажем, позиционирующим себя как молодая питерская дама и зарегистрированным под ником Аллес Люге. Так вот, эта дама писала мне - цитирую: вы же не думайте, что в России женщин не ебут. Ебут, и ещё как, уж поверьте мне. Так и в СССР - секса не было, но дам ебли, и ещё как ебли, уж поверьте мне. А вот контрацептивы...
  Начнём с простого - с презервативов. В аптеках их не было. Можно было достать с переплатой, но для этого нужны связи. Допустим, вам повезло, вы нашли нужных людей, заплатили требуемую цену и стали обладателем латексного чуда. Аккуратно раскатав его на соответствующем органе, вы помещаете всю конструкцию в уготованное природой место и возноситесь на седьмое небо... Но не спешите радоваться, ибо велика вероятность, что извлечёте вы не конструкцию, а её ошмётки... Известно, что в России отрицательная рождаемость. Т.е. правомерно допустить, что если бы презервативы на членах российских мужчин, введённых во влагалища российских  женщин, не рвались, численность населения в России стремилась бы к нулю, не так ли?
  Были ещё спирали и диафрагмы, но считалось, что они провоцируют воспаления у женщин, и многие дамы опасались к ним прибегать.
  Ну, а о противозачаточных таблетках тогда и слыхом не слыхивали, по крайней мере, в СССР.
  И что оставалось? Правильно, следовать рекомендациям древних китайских трактатов. Вот только где их было взять... И не нагуглишь - на дворе начало семидесятых. Так и жили.
  Но довольно лирики, будем повествовать.
  Норе оставалось ещё два года учёбы, и обзаводиться ребенком в этот период молодые не планировали. Но лопнул шарик, и грянули осложнения. Тёща во всём обвинила Гришу, обрушив весь свой праведный гнев на его несчастную голову. На семейном совете, состоявшем из наделённых правом голоса родителей её и родителей его и лишённых права голоса молодых, ребёнка решено было оставить. Тем же вечером Нора была отселена в дальнюю спальню, дабы молодой муж неуместными вмешательствами не нарушил нормальное течение беременности.
  Вообще говоря, Евгения Наумовна предлагала более радикальные меры, а именно переезд Гриши к родителям на какое-то время, но этому категорически воспротивились молодые, а Нора даже всплакнула. Да и расселение их результатов не принесло - они постоянно уединялись в отведённой Грише спальне. Но решение семейного совета оспорить не посмели и спали в разных комнатах.
  Первые месяцы беременности были трудными. Пришлось Норе даже в больнице полежать. Это называлось - на сохранении. Гриша каждый вечер отправлялся туда и часами простаивал у окна, обмениваясь жестами с женой. Палата Норы хоть и находилась на первом этаже, но окна открывать не разрешалось - киевский октябрь временами очень даже прохладен.
  По возвращении Норы домой Евгения Наумовна сделала было попытку устроить молодым раздельные ночёвки, но неожиданно получила резкий отпор у дочери, в категорической форме заявившей маме, что отныне решать, где и с кем ей спать, будет она и только она. Гриша обрадовался, но, как оказалось, преждевременно. Беременность зачастую непредсказуемо влияет на женский организм, одних переполняя гормонами, других оставляя в дефиците. И не вина Норы, что она оказалась среди других. Пришлось опять прибегнуть к апробированному когда-то методу сытых волков и целых овец, худо-бедно устраивавшему обе стороны.
  Пожалуй, отсюда и до нориного разрешения от бремени нашему повествованию и зацепиться-то не за что. Всё шло поступательно, кроме взаимоотношений тёщи и зятя, имевших вид синусоиды. Своего пика они достигли в декабре, когда Нора, с уже приличным животом, отправилась на зимнюю сессию в далёкий город Витебск, и Евгения Наумовна затеяла ремонт в квартире, главным действующим лицом которого предстояло стать Грише. Он и стал, взяв незапланированный отпуск - зимой с этим проблем не возникало. И, видя прилежание зятя в деле приведения квартиры в порядок, Евгения Наумовна, не поверите, покупала ему мандарины на рынке у грузин.
  Ну, а до и после было как всегда: тёща наезжала, зять огрызался, и всё  шло своим чередом.


Рождение дочери. Уход.

  Вечером 28-го февраля, у Норы отошли воды. А назавтра, в 11 часов утра 29-го февраля - год был високосный - она родила чудную здоровенькую девчушку.  Гришу, сидевшего с утра на телефоне и по получении радостного известия оправившегося в роддом, предупредили, что в вестибюле со словами "Поздравляем с рождением ребёнка, он - ваша копия" его встретит то ли санитарка, то ли няня, и нужно дать ей рубль.  На самом деле всё призошло иначе - на входе его тормознули и завернули, и в такой ситуации давать деньги было бы неуместно. Хотя, кто знает - дай он рубль, может, и впустили бы.
  Дома  Гриша навёл марафет - выдраил спальню, собрал кроватку и каляску. Евгения Наумовна составила список необходимых Норе и малышке вещей, и Гриша, взяв на работе отгул, битый день мотался по киевским аптекам, разыскивая то, чего там не было. Т.е. было, но по блату и с переплатой, так что часть вещей из указанных в списке куплена не была, на что Грише строго попеняли.
Через несколько дней он привёз жену с дочкой домой.
  Тёща встречала их на пороге - увидела из окна, как они выходили из такси.
"Ну вот, дочка у тебя есть, теперь никто не нужен" - приветствовала Нору Евгения Наумовна, забирая малышку у зятя - "мы с папой приготовили вам комнату".
Почуяв неладное, Гриша заглянул в их спальню, но ни кроватки, ни каляски там не было - Евгения Наумовна и Соломон Мордкович перенесли их в дальнюю спальню, пока Гриша забирал девочек из роддома.
  Нора в их комнату даже не зашла - последовала за родителями в столовую и закрыла дверь. Гриша постоял в коридоре, прислушиваясь к радостной возне и угугуканью счастливых бабушки и дедушки, и ушёл на работу.
  Вечером он вернулся в пустоту. Заглянул в ближнюю спальню - никого. Заглянул в салон - там тесть смотрел телевизор. Спросил, где все. Тесть кивнул в сторону дальней спальни. Он заглянул туда. Тёща проводила мастер-класс по пеленанию. Нора была вся внимание и повторяла за мамой все её действия, осторожно прикасаясь к малышечке. Гриша поздоровался и спросил, не нужно ли чего. Нора кивнула в сторону стоявшего на стуле таза со снятыми пелёнками: "Постираешь, а?". "И повесь потом на балконе" - добавила тёща, стоя к нему спиной.
  Он забрал таз и вышел. Постирал, повесил, потом зашёл на кухню сообразить себе перекус, вернулся в спальню пообщаться с женой и малышкой, но был выдворен откуда тёщей. "Они отдыхают" - изрекла Евгения Наумовна, не глядя на него. Гриша  вернулся к себе, посмотрел телевизор и лёг спать.
  Среди ночи он был разбужен тёщей, вкатившей каляску с плачущей малышкой.
- Гриша, Сонечка поспит у тебя - не допускающим возражения тоном сказала Евгения Наумовна - Норочка за день с ней навозилась, пусть отдохнёт - тёща вышла и плотно прикрыла дверь.
- Козочка моя, так ты, оказывается, Сонечка! Хорошее имя. Хотя могли бы и у меня спросить - Гриша осторожно вынул дочку из коляски и, едва касаясь губами лобика, принялся ходить с ней по комнате, раскачиваясь, как еврей на молитве. Девчушечка затихла и, вернув её в каляску, он отправился досыпать.
  Для Гриши наступили трудные времена. Он уходил утром ниоткуда, а вечером возвращался в никуда. Жену он практически не видел - вход в дальнюю спальню отныне был для него закрыт, а с малышкой виделся только по ночам - каждый вечер тёща прикатывала её в Гришину комнату. Невыспавшися, уязвлённый безразличием жены, он, что называется, существовал на автопилоте, и только ночное общение с дочуркой расцвечивало его быт.
  Как-то в выходной он попытался выяснить у Норы, что происходит, и был ошарашен фразой, которую она сочла пригодной для того, чтобы ответить ему: никакой муж не заменит маму. Больше они не говорили. В следующий выходной, тихонько собрав свои вещи, он уехал к родителям.
  Перед уходом он зашёл в столовую и попросил тёщу позвать Нору.
-  Нора занята с Сонечкой - тёща на мгновенье взглянула на него и уткнулась в вязание.
-  Евгения Наумовна, я ухожу.
-  Куда?
-  К родителям.
-  Едешь навестить?
-  Я ухожу совсем и хочу попрощаться с девочками.
Тёща отложила вязание и воззрилась на него уничтожающим взглядом:
-  Бежишь от трудностей?
-  Не от трудностей. От людей, которым я не нужен.
Они помолчали.
-  Я хочу увидеть их.
-  Это ни к чему. Что ты хочешь передать им?
-  Я хочу их увидеть.
-  Нет. Я сама всё Норе скажу. Катись.
-  Ну, что ж... Передайте Норе, что я позвоню.
  В тот же вечер он позвонил. Трубку взяла Нора - видимо, была предупреждена. Но разговора не получилось - она ни о чём не спрашивала и отвечала односложно - да, нет, не знаю, мне пора. И положила трубку.
  Вот такая история. А теперь ещё одно, последнее отступление. Непонятно, почему, но имеющий место в старших классах курс полового воспитания не включает в себя изучение такого специфического состояния женщины, как постродовой синдром. Не знаю, как объясняет его наука, да и неважно это, но у меня есть собственное объяснение странностям женского поведения в постродовой период. Во-первых, прошедшая через родовые мучения женшина начинает ненавидеть мужа как виновника этих мучений.  Во-вторых, с появлением ребёнка все её эмоции сосредоточены на маленьком существе, и муж оказывается в аръергарде её внимания. Ну, а уж если рядом оказывается мать, подпитывающая направленный на мужа негатив, нельзя исключить вероятности того, что случилось в нашем повествовании. Думаю, понимай мужчины, что происходит с их жёнами в первые несколько месяцев после родов, немало браков бы уцелело.


Эпилог.
 
  "...не понимая, что люблю их больше жизни...эгоизм, человеческая незрелость не справятся с обидами, которые зрелый, состоявшийся человек попросту не заметил бы...годы одиночества, безлюбовья,  ненужных романом невесть с кем, никчемной женитьбы невесть на ком...нелепое, лишённое смысла существование...терпеть, чтобы выжить и вернуться через вечность длинною в семь лет - у вечности, оказывается, тоже есть сроки..."
  Ну что ж, всё хорошо, что хорошо кончается? Не совсем так. А  всё потому, что мне, как автору, следует обеспечить этой истории некую цельность, дабы не обессмыслить того, что сказано в прологе. Ну так вот: за пол-года до возвращения нашего героя к семье от острой сердечной недостаточности скончалась Евгения Наумовна.