Звезда любви

Геннадий Ефиркин
            

 Анна Тимирева, Александр Колчак.

          Она, любившая его больше жизни, и следовавшая за ним те кровавые годы, через пятьдесят лет написала эти строки…

Полвека не могу принять
Нельзя ничем помочь
И все уходишь ты опять
В ту роковую ночь
        И, если я еще жива,
Наперекор судьбе
То только, как любовь твоя,
Как память о тебе…

   И я увидел! Возможно ли такое?!  Я увидел  Александра Колчака. Именно в ту роковую ночь...


«ЗВЕЗДА ЛЮБВИ»

    ...Близился рассвет. Только-только начинал светлеть восток, когда   с берегового обрыва, что у Знаменского монастыря в Иркутске, начала спускаться группа людей. Это был конвой из восьми солдат и нескольких командиров. Вели офицера...

Длинная помятая шинель, седеющая шевелюра. Руки связаны за спиной. Держится прямо. И без того холодная зима того года этим утром, казалось, решила испытать на стойкость движущуюся процессию. Солдаты, одной рукой придерживающие  приклады винтовок, другой прикрывали  лица. Командиры это могли делать обеими руками. Хоть и стоял  морозный туман, но по Ангаре тянул леденящий низовой ветер, называемый здесь хиузом, к которому уже примешивался запах дыма: жуткий холод заставлял людей раньше затапливать печи...

Уже  обозначились черты противоположного берега Ангары и стало видно устье ее притока Ушаковки, когда процессия подошла к вырубленной с вечера большой проруби. Остановились. Один из командиров, с тяжелым квадратным подбородком, в черной кожаной куртке поверх меховой подкладки, такой же шапке, приказал проверить прорубь.

      Солдаты, сначала ногами в  толсто подшитых валенках, затем, когда ничего не вышло, прикладами винтовок разбили намерзший за ночь лед.

Офицер видел, как расползлись белые трещины от первых ударов, как выплеснулась вода в пробитую дыру. Морозный ветер  усиливался. Вдали начали проявляться очертания города: светало.

Тот же старший командир, грубо подтолкнув офицера к проруби, хриплым отрывистым голосом приказал конвою: «Стройся!». И через мгновение срывающимся: «Быстрее! Быстрее! Да подальше. Не рядом...». Чувствовалась нервозность и нарастающее волнение…

Офицер встал у проруби, на ветер, лицом к строящейся цепи. Прекрасное, одухотворенное лицо спокойно. Не дрогнул ни один мускул.  В глазах, под которыми густая синева, -  всепрощение…

- Быстрее, быстрее! Еле шевелитесь….! – подгонял солдат старший в кожаном, вынимая из кобуры револьвер. Остальные командиры, стоявшие рядом, повторили его движение…

И вдруг…! Вдруг раздался ясный, чистый и сильный голос от проруби! Не  речь!… Зазвучала романс!…

 - Гори, гори-и-и, моя звезда-а-а…  -   солдаты, полу испуганно, полу удивленно, еще не до конца ставшие в цепь, застыли на месте…

 - Звезда любви-и   приметная-я,

   Ты у меня-я одна заветная

   Другой не будет никогда-а-а...
               
Растерявшийся было командир лихорадочно рявкнул:

 - Равняйсь!» - солдаты переступили с ноги на ногу, но никто не подравнялся. А между тем голос наливался и все громче звенел надо льдом Ангары.

- Звезда любви, звезда волшебная,

  Звезда мои-их прошедших дней

  Ты будешь ве-ечно незабвенная В душе изму-ученной моей…

Остальные командиры заворожено смотрели на офицера. А он, закрыв глаза, пел! Пел самозабвенно, подняв гордо голову. Ветер шевелил седину, распахнул шинель…

- Очей твоих неясной силою

  Вся жизнь моя-я  озарена-а

  Умру ли я-я и над могилою

  Гори сияй моя звезда-а-а...

Перебивая, раздался крик:

   - Приготовиться!…
Никто из солдат не поднял винтовку.

   -   Сволочи! – заорал с матом в кожаном.
- Всех под суд! – и командирам уже срывающимся голосом: «Огонь!».

      Раздались хлопки. Голос оборвался на повторе. Офицер качнулся и медленно повалился на бок.

      Командир кинулся к нему, пытаясь сходу спихнуть  в прорубь. Не вышло. Тогда, приподняв за руки, подтянул, затем за ноги, лишь после этого раздался всплеск. Кожаный выпрямился, облегченно вздохнув, и вдруг яростно заматерился: еще не труп, офицер всплыл в проруби, успевшей окраситься в красный цвет.

      Кожаный, упав на колени, в ярости пытался загнать его ногой под лед, а он все всплывал… Тогда командир соскочил, выхватил у ближайшего застывшего в ужасе солдата винтовку и штыком, в лихорадке, протолкнул убитого под лед…

   ... На востоке, в сторону Байкала, занимающаяся заря окрасила небосвод в невероятной красоты картину. Весь город дымился трубами. Шла зима 1920-го года…

               


Расстрелянного звали Алексанр Колчак. Действительный адмирал флота,  погибавший и выживший в полярных экспедициях , проводивший личные благотворительные концерты для детских приютов и сиротских домов, беззаветно любивший и сделавший немало для процветания своей отчизны – России и спасавший её в те кровавые дни…

PS
Этот рассказ был написан в одно дыхание ночью 11 ноября 1994-го года. Толчком послужила услышанная информация о том, что «в ту роковую ночь» Колчак, находясь в Знаменской тюрьме Иркутска, действительно пел романсы своей любимой женщине, которая их слышала, находясь недалеко. Об этом свидетельствовала охрана. Анна Тимирева следовала за ним все эти жуткие годы самоуничтожения русского народа, даже не показываясь ему на глаза. Но он об этом знал и чувствовал ее. Я же увидел это его действие перед уходом в легенду, в вечность, именно там, у проруби…
Один из моих очень близких и гораздо старше меня друзей сказал, что не может человек перед лицом смерти петь такой романс… Не знаю. Любовь всегда, во все  времена творила чудеса. Влюбленные всегда, во все времена, находились вне времени и вне пространства. И я не сомневаюсь, что Анна Тимирева, не спавшая в ту и многие другие ночи, слышала своего любимого и его посыл помог ей прожить в этой жизни, как память о нем, еще более полувека… Пока они не соединились.

Недавно я побывал в Иркутске в районе Знаменского монастыря у памятника  Александру Колчаку. И был по человечески рад тому, что увидел, и благодарен авторам и исполнителям увековечивания памяти великого русского человека.