Я спешил домой и остановил такси – старенькие «Жигули». Водитель оказался разговорчивым. Беседу начали с того, что в городе стало трудно ориентироваться. Многие улицы переименовали.
Вот я направлялся на улицу Отара Кинкладзе. Не хочу обижать человека с этой фамилией, надо полагать - уважаемая личность, но, кто он, я точно не знаю. Совсем недавно улица носила имя Петра Ширшова – академика, полярника. Крупного учёного и героической натуры в одном лице - одним словом.
- Признаться, я не имел представления об академике. Теперь буду знать. Для меня улица с его именем была известна тем, что вела на старое Кукийское кладбище, - сказал мой собеседник.
- Да, много разных похоронных процессий навидался, пока живу на этой улице! – поддакнул я.
- Веяние времени. Сносят и переносят памятники, меняют названия улиц, - философски заключил водитель и насупил брови.
Как оказалось, он - бывший инженер, «уже не временно безработный». Его организацию закрыли лет десять назад.
- «Веяния времени» - печально повторился он, - благо, у меня «жигулёнок» имелся. Начал таксовать. А что мои сотрудники, кто машины не имел?! На бобах остались.
Узнав, что у меня есть работа, шофёр крепко сжал руль и с горечью в голосе сказал:
- Сколько бы отдал, чтоб проснуться однажды утром и поспешить на службу! Потрудился бы всласть!
Его глаза увлажнились. На некоторое время мы замолчали. Разговор возобновился, когда наш авто застрял в очередной «пробке».
- Вкалываю с утра до ночи, - оживился после молчания мой собеседник, - другого дохода нет. Иногда такое приходиться выносить!
Он посмотрел на меня и, убедившись, что я заинтригован, с готовностью начал рассказ. Таксист располагал к себе. У него была приятная повадка общения, просторечная, без затей.
- Если помните, в начале 90-х годов у нас совсем плохо было. Энергокризис, голод. Ещё преступность бушевала.
- Как не помнить, - поддержал я тему.
В то утро я долго стоял на стоянке у метро «Вокзальная». От недосыпа глаза слипались, погода мерзкая была, серая, ноябрьская. Тут ко мне подсели. Не спросясь, двое верзил в форме «Мхедриони» втиснулись в салон.
Здесь рассказчик повернулся ко мне с видом, мол, знаешь, о чём речь.
- Да, известные были бандиты! – подтвердил я. В этот момент мы ещё находились в «пробке», шумной из-за непрекращавшихся гудков и нервных криков водителей, вонючей из-за выхлопных газов.
- Тот, что сел рядом, приказал мне ехать в Мухрани. Я говорю, что бензина не хватит, за город надо ехать.
«Пассажир» холодно посмотрел на меня и ничего не сказал. Физиономия у него был типично уголовная. Взгляд тяжёлый, с вызовом. Ещё шрам на щеке. Я не ожидал от него хороших манер, но все равно был ошарашен. Уж таким подавляющим было его хамство.
Второго сначала я не рассмотрел, и в зеркале заднего обзора его не увидел. Раза-два он подал голос, его тон не показался мне жестким. От сердца немножко отлегло.
За окнами всё ещё была «пробка». Казалось, что мы остановились навечно.
- Некоторое время ехали молча, - продолжил таксист, - когда подъезжали к Дигоми, тот, что сидел рядом, приказал притормозить у торговых палаток. Оба пассажира вышли. Я рассмотрел второго. Действительно, выглядел не так круто. Вроде, студент. Помните, сколько молодёжи тогда к «Мхедриони» примкнуло. Романтика какая-то была, махновская.
Я ответил утвердительно и сослался на пример своего родственника.
- Они пошли торговок грабить. Прямо с лотков всякую-всячину сгребали в сумку, которую тут же в одной из палаток «приватизировали». Торговки начали причитать. Когда мои «клиенты» возвращались, тот, что рядом со мной сидел, порывался пистолет из кобуры достать, угрожал женщинам, а «студент» его удерживал.
Когда они в салон вернулись, мужик со шрамом некоторое время хорохорился. Дескать, эти беженцы совсем обнаглели, он за них кровь проливал в Абхазии, а они сюда прибежали торговать. «Всего-то «сникерсов» для сына прихватил и выпивки», - уже успокаиваясь, сказал он. Мне показалось, что могу своё слово вставить, раз этот брутальный тип смягчился. Но меня опять осадил тяжёлый холодный взгляд, в который ещё примешалась насмешка.
Мой собеседник поёжился. Мне показалось, будто он снова переживает ту жуткую ситуацию. В это время в окно «жигулёнка» постучали кто-то из нетерпеливых водителей. Мой собеседник ответил грубой бранью. Наступил долгожданный момент – «пробка» начала рассасываться и мы понемногу стали продвигаться вперёд.
-Что было дальше? - спросил я.
- Они вели свои разговоры и не обращали на меня внимание. Первый рассказал второму, как за день до этого он со своими подельниками явился в главную прокуратуру, зашли к прокурору, который вёл дело его товарища. «Помнишь такого», - спросил первый у второго, и назвал имя. «Он армейского офицера из вертолёта с высоты скинул. Раскомандовался тот!». Продолжает: «Приставил я дуло пистолета ко лбу прокурора и говорю, чтоб никаких «высших мер наказания». Прокурор уделался. Обещал попросить у судьи срок по минимуму». Потом они стали перебирать знакомых. Звучали одни только кликухи типа «гробовщик», «грызун», «амбал».
Я опять попытался встрять. Вспомнил своего родственника - «мхедрионовца». Поймал себя на мысли, что заискивать пытаюсь. Снова ноль внимания к моей персоне. Может быть к лучшему, а то сам себе противным делался. На бензоколонке, где мы заправлялись, тамошние, от рабочего до директора, всячески угодничали перед моими пассажирами. Рабочий, который бензин заливал, юродствовал, мол, «дядечки» копейку подайте. Не подали. Я ещё подумал, чуть таким, как тот рабочий не стал. Но испытания были ещё впереди!
Наше такси вышло на оперативный простор. Чем выше была скорость, тем больше распалялся рассказчик.
- Мы въехали в деревню, потом во двор. Ворота открыла женщина с испуганным лицом. Во дворе крутились-хлопотали ещё несколько испуганных женщин. Их погонял один хлопец лет 5-6. Более отвратительного ребёнка я в жизни не встречал. Явно чадо того, что сидел рядом со мной. Папаша вышел к сынишке и протянул ему «сникерсы». Мальчишка потянулся к пистолету родителя, но тот был строг и оружие из кобуры не достал. Затем он пнул одну из женщин и зашёл в дом. Второй пассажир последовал за ним. Я же остался стоять у машины. Стою и маюсь. Не знаю, что делать? Рвануть обратно в Тбилиси? Но что-то я к этим негодяям «привязался».
Водитель осторожно перевёл на меня свои глаза. Я про себя хмыкнул, но ответил с сочувствием. Он продолжил:
- Тут мои «родненькие» появились, пьяненькие. Как ни в чём не бывало они приказывают: «Гони в Тбилиси. В Ресторан «Пепела», к 21-00 надо успеть». Всю дорогу до Тбилиси пассажиры забавлялись тем, что всякую живность постреливали, собак, индюшек, поросят. Ликовали, когда в цель попадали.
К ресторану подъехали чуть позднее. Оттуда доносился шум разудалой компании. Забавы ради пьянь постреливала из пистолетов. Пассажиры вышли. У входа их ждал «мхедрионовец» - толстый мужчина в форме. Они обнялись, обменялись словами. Толстяк звал тех двоих поскорее присоединиться к застолью. Потом, будто что-то вспомнив, в мою сторону повернулся тот, что со шрамом. Я похолодел от ужаса...
В это время такси подъехало к моему дому. Мне было выходить. Но я не пошевелился. Спрашиваю, что дальше произошло. Шофёр продолжил:
- Первый раз в моей жизни на меня смотрели с желанием убить, а я ничего не мог поделать! Тут на помощь поспешил «студент». Он начал отговаривать своего дружка. Видимо, знал, что бывает после такого его взгляда. Потом «студент» подбежал к машине и крикнул мне:
- Чего рот разинул, фраер! Беги отсюда!
После той поездки я несколько дней дома отсиживался. Тип со шрамом мерещился на каждом углу.
Мы посидели немножко. Помолчали. Потом я спросил:
- Сколько?
- Пять лари, – последовал ответ. Цена показалась мне завышенной, но я не стал возражать, безропотно расплатился.