Глава 1.
Нет ничего прекраснее летних каникул. Это вам скажет каждый, если конечно вам понадобится проводить опрос среди людей в возрасте от семи до пятнадцати лет. Летом все становится особенным. А в особенное время пора начинать особенные дела. Вообще – то, он давно собирался сделать это, и, как намекнул Эрни, срок договора уже истек. А значит, он мог в любой момент лишиться своего места в футбольной команде. Сама мысль об этом была невыносима. Все эти бесконечные бои за право носить желто – зеленую форму, это восхитительное ощущение, когда можешь запросто бросить Бэркли : «Как жизнь, приятель?», а потом с равнодушным видом сказать: «Знаком с Эрни?! Ты шутишь! Мы вместе на поле!» и смотреть как загораются восторгом глаза друзей. Лишиться пьянящего чувства, когда мчишься, зажав под мышкой скользкий от пыли и пота мяч, ближе… Ближе! И все это может исчезнуть, если только он не решится на чертово пари.
Солнце клонилось к закату. Черные верхушки елей казались еще более мрачными на фоне пламенеющего неба. Долговязый подросток в выцветшем свитере неприятно – лилового цвета неспешно брел между прямых стволов, рассеянно скользя взглядом по багряным всполохам, плясавшим на верхушках деревьев. Невдалеке он заметил несколько фигур и заторопился к ним, почти перейдя на бег.
- Тупица, думаешь мы тебя вечно ждать будем? – спросил один из них, когда мальчик в лиловом свитере подошел достаточно близко.
- Остынь, - перебил его самый рослый и самый старший, - Он пришел как раз вовремя. Ночью у него будет больше шансов показать чего он стоит. – остальные глупо захихикали, как будто услышали удачную шутку.
- Впрочем, ты всегда можешь уйти, -продолжал здоровяк, - ты же знаешь, любой душу продаст чтобы оказаться на твоем месте. Я имею в виду команду, конечно, - добавил он, и остальные снова заржали.
- Давай уже к делу, Бэркли- перебил их веселье мальчик в лиловом свитере.
- Не терпится, Эл? Но ты не переживай. Видишь, мы и веревочку для тебя прихватили. Не идти же тебе с пустыми руками.
Эл подумал о том, что Бэркли был порядочной сволочью, но он был капитаном команды. А это на многое заставляло закрыть глаза. И все, кто сейчас шел рядом с Бэркли думали, вероятно, о том же. Они и пришли – то сюда только из – за него. Неплохие ребята, уж им - то меньше всего была нужна эта гнусная проверка.
Бэркли придумал эту мерзость еще когда только перешел в старшие классы и всерьез занялся тем, что он называл «зачисткой рядов». Ему претила сама мысль о том, что слабые, безвольные слюнтяи расходуют воздух в одном с ним мире. И он успешно претворял в жизнь свои идеи, пока школьный комитет не решил направить его бешеную энергию в подходящее русло. Так Бэркли стал капитаном. Бои утихли. Но с того дня как он перешагнул порог спортивной раздевалки, будущее невзрачной футбольной команды изменилось навсегда. Его боялись и уважали, а он нещадно наказывал всех, кто проявил хоть каплю малодушия на поле. Вскоре он ввел целый свод негласных правил для тех, кто желал стать частью любовно выращенного им круга. Быть с Бэркли, значило быть на высоте. И неудивительно, что со временем, попасть в команду стало так же нереально, как удержать ветер или посадить молнию в банку. «Проверка оврагом» была заключительным пунктом испытаний, которые Эл прошел за эту неделю. И если учесть что среди них попадались совсем уж идиотские (как например, облизать болотную жабу и при этом не морщиться), Эл был склонен считать, что последнее испытание попахивает чем – то вроде той жабы, а иначе говоря, является простым издевательством.
Овраг был глубок. Когда то по его дну текла мелкая речушка, но многие годы прошли с тех пор, как мутные воды размывали его глиняные стены. По обеим его сторонам росли чахлые сосенки. Их корни переплетались и выходили из – под земли, словно гигантские руки подземных обитателей. Овраг петлял и извивался как взбесившийся уж. Дно его устилали замшелые камни, кое – где белели кости мелких животных. После наступления сумерек место становилось по – настоящему жутким. Жители маленького городка старались держаться от него подальше из вполне рационального страха зацепиться ногой за корень и разбить себе башку об острые камни. Но дети часто бывали здесь. Их любимым развлечением было спускаться на дно по корням и, хлюпая по вечно сырому ковру из гниющей хвои, пробираться вперед в поисках приключений.
Грин – Джонсон Младший пропал в середине июля. Спустя сутки он был найден на дне оврага со сломанной ногой в состоянии близком к полной потере рассудка. Малыш Грин – Джонсон не сказал ни единого слова. Он только тихо скулил, и, казалось, плохо соотносил себя с реальным миром. В областной больнице ему наложили гипс и уже через пару месяцев старина Джонсон вновь смог ходить без помощи костылей. Но вот заставить его говорить не смогли никакие врачи. Все тот же хирург, возившийся с его ногой, утверждал, что ночь в промозглом овраге кого угодно сведет с ума. Особенно если у тебя к тому же открытый перелом. От Джонсона отстали. А мамаши всего города строго - настрого запретили своим чадам приближаться к оврагу ближе чем на сто футов. И хотя страх наказания был силен, загадки манили куда сильнее. Через пол года пропал Энди Лейтон. Как позже признались его друзья, Энди давно собирался спуститься в чертов овраг. Но не просто спуститься, а пройти как можно дальше по извивающейся кишке. Для этой цели он прихватил с собой моток тонкого каната, один край которого привязал к ветке ели у того места, где обычно собирались местные искатели приключений. По плану Энди, спустившись, он должен был идти вперед, разматывая канат, тем самым отмеряя пройденный путь. Благополучно оказавшись на дне, Энди помахал рукой толпившимся вверху друзьям и ушел. Поиски длились около месяца. А когда стало окончательно ясно, что живым его уже никто не увидит, Бэркли, неожиданно для себя изобрел новый вид проверки будущих членов его команды. Требовалось всего лишь спуститься на дно оврага, пользуясь способом покойного Лейтона . Канат привязывали к дереву, а испытуемый, спустившись вниз, шел вперед до тех пор, пока у него в руках не останется второй конец. Такая прогулка не сулила ничего хорошего. Чем дальше бедняга забирался вглубь оврага, тем больше препятствий вырастало на его пути. Мелкая галька сменялась огромными валунами, и хотя предательские камни лежали довольно близко друг к другу, между ними всегда оставался зазор, в который не грех было сунуть ногу. Через несколько десятков футов путь преграждала поваленная сосна. Дерево был почти расщеплено ударом молнии. Весенние дожди довершили дело: изуродованный ствол опасно кренился в сторону оврага. Черные от сырости корни из последних сил цеплялись за почву. Иногда в предрассветной тишине был отчетливо слышен монотонный скрип искалеченного дерева. С каждым днем тяжелый ствол опускался все ниже. Никто не мог сказать, когда именно ветхие корни перестанут быть для него опорой.
Обычно длину веревки определяло отношение Бэркли к жертве. Ник Уилсон, добивавшийся места на поле не один год, чуть не заплакал от бессильной злобы, когда улыбающийся Бэркли достал из мешка моток каната, которым можно было бы измерить Миссисипи. Уилсон никуда не пошел, тем самым на веки вечные заклеймив себя трусом не только в команде но, кажется, и во всем штате.
- Я бы на его месте переехал куда–нибудь в Аркконзас. – поделился Бэркли во время очередной паузы между тренировками.
Они стояли на краю оврага. Сумерки уже спустились на лес и в корнях клубились плотные тени. Ветер шуршал в ветвях елей. Заметно похолодало.
- Погодка – то не летняя, - бросил один из ребят, скидывая с плеча темный мешок для мусора, - Но уж ты то знаешь, что в нашей команде нет места неженкам.
Он медленно раскрыл мешок и почти театральным жестом вытряхнул на траву толстый моток бечевы. На секунду Эл перестал дышать.
Носвел – Хилл был одним из первых поселений, зародившихся в этой части штата. Плодородные почвы и жаркий климат позволяли из года в год без особых усилий снимать отличный урожай. К югу от поселения раскинулись кофейные плантации, с противоположной стороны к которым подступали мрачные тени елового леса. Усадьба стояла где – то на границе между лесом и зеленым кофейным морем. Каменный исполин возвышался почти вровень с верхушками вековых деревьев. Мощные стены хранили покой более двух десятков обитателей. По обе стороны к усадьбе приникали хозяйственные пристройки. Они казались особенно убогими по сравнению с красотой балюстрад и портиков, выполненных в греческом стиле. С какой целью обитатели особняка решили изуродовать его этими отвратительными наростами, сказать трудно. Но для того чтобы содержать такой огромный дом нужен не менее огромный штат прислуги, а Миссис Большая Гордячка, вероятно, даже в самом страшном кошмаре не могла вообразить, что эти черные останутся в ее доме дольше, чем необходимо ей самой. Впрочем, Дебервили все до одного были ужасные гордецы. И главным предметом их гордости была Белая кожа.
Нет ничего удивительно в том, что однажды поместье запылало. Огонь неистовствовал. Горящие фигуры с воплями падали из окон особняка. Рушились перекрытия. Часть крыши с ужасающим треском обвалилась внутрь, навечно заперев тех, кому не посчастливилось погибнуть от удушья в первые минуты пожара. Уродливые пристройки были почти полностью разрушены под натиском огня. Из Дебервилей не выжил никто. Но вот что странно: как повествуют местные хроники, тело Констанс Дебервиль, жены и хозяйки дома, обнаружить так и не удалось. Поговаривали, что в последнее время бедняжка совсем помешалась. Может ее и вовсе не было в доме, когда начался весь этот кошмар. Проведенное расследование не дало результатов. Негры все как один клялись, что понятия не имеют, от чего случился пожар. Вытрясти из них хоть что - нибудь оказалось попросту невозможно. Комиссар, разбиравший дело Дебервилей, уехал через четыре дня, оставив около десятка тел качаться на старой ели прямо перед окнами сгоревшей усадьбы.
Но это были не последние жертвы. Всего за несколько месяцев число пропавших без вести перевалило за три десятка. Основную часть составляли черные рабы, продолжавшие трудиться на плантации. Жители тоже пропадали, но на одного белого приходилось по меньшей мере пятеро чернокожих. Расследование, как и раньше, ни к чему не привело.
Кем приходился покойным новый хозяин плантации, не знал ни один житель Носвел – Хилла. Но все они единодушно признавали, что он не имел ни капли внешнего сходства с прежними владельцами усадьбы, и, говорят, даже не носил фамилию Дебервиль. Молодой человек был болезненно худ, под глазами у него залегли тени, словно ему приходилось бодрствовать несколько дней подряд. Движения его были слишком резкие, а голос напротив, слишком тихий. На жителей он производил впечатление человека, страдающего неизлечимой болезнью. Приехав, он не проявил ни малейшего интереса к состоянию своего наследства. Сразу же по прибытию в Носвел – Хилл, этот тип изъявил желание как можно скорее осмотреть сгоревшую усадьбу. Всю осень он бродил по пепелищу, вглядываясь в обуглившиеся останки некогда огромного дома. В любой другой ситуации такое поведение могло говорить о скорби по погибшим, но парень, разгуливавший по обломкам поместья, вовсе не выглядел убитым горем. Он был встревожен и чем – то сильно озадачен. Любители посплетничать говорили, что новоявленный хозяин плантаций разыскивает на пепелище сокровища покойных Дебервилей. Бетси, служившая некогда при госпоже Констанс, клялась, что видела своими глазами, как Мистер Дебервиль клал что - то в небольшой сейф одной из комнат второго этажа. Она так же клялась, что прежде чем он успел закрыть дверцу, ей удалось увидеть краешек чего – то восхитительно блестящего. И хотя все знали об особенности Бетси молоть языком, стоило ей заговорить о загадочных бриллиантах, как всеобщее внимание сразу же обращалось в ее сторону. Наконец молодой человек перестал являться на место пожара. Его исчезновение еще более укрепило жителей в мысли о том, что удачливый наследник нашел средь пепла что – то по – настоящему стоящее. Возможно, это был тот самый сейф, о котором так любила трепаться Бетси. Больше этот господин в городе не появлялся. В управлении разводили руками: при Дебервилях плантация давала неплохой доход. Теперь же, после странного бегства молодого наследника стало решительно непонятно что делать со всей этой историей. Та же Бетси, не так давно болтавшая о сокровищах Дебервилей, стала остервенело кричать, что чертово место проклято. Впрочем, она много чего болтала после пары рюмок, и на этот раз ее никто не воспринял всерьез.
Идти по оврагу оказалось совсем не страшно. Лунные лучи пробивающиеся сквозь тонкие еловые лапы давали достаточно света, чтобы не свернуть шею в подступившей мгле. Опасность представляли только корни, которые так и норовили ухватить за ногу. Приходилось осторожно пробираться через выступающие из земли камни, а в некоторых местах даже прыгать подобно какой - нибудь лягушке: брести по щиколотку в жирной грязи Элу совершенно не хотелось. Место, где сосна опасно кренилась над оврагом, он преодолел без труда, хотя и пережил несколько неприятных минут, проползая под мертвым деревом. Сырая хвоя налипла на свитер, и теперь ему казалось, что и сам он стал чем то, вроде части пейзажа: такой же грязный и мерзкий, как и все вокруг. Почему - то в голову упорно лезли мысли о старине Грин – Джонсоне. Сломать ногу в темноте легче легкого. Но вот что заставило его нестись, не разбирая дороги, через такое гиблое место он не представлял. Уже совсем стемнело, когда Эл начал замечать, что овраг поднимается вверх. Деревья расступились, камни и цепкие корни остались позади. Эл огляделся: в нескольких футах от него возвышались черные останки огромного дома.
Когда Эл выбрался из оврага, время уже подбиралось к полуночи. Обглоданный месяц тускло светил сквозь сплетенные ветви. Место вокруг руин заросло дикой травой, и теперь она беззвучно колыхалась в такт ветру. Эл сделал несколько шагов - трава доставала, чуть ли не до пояса. Кое - где из упавших семян прорастали молодые сосенки, их тонкие стволы черными росчерками рассекали ночь. Он подошел совсем близко к руинам. Хвоя сменилась позеленевшими камнями, под ногами захрустели разбитые плиты террасы. Крыша почти обрушилась, дом таращился на гостя слепым провалами окон. Эл прислушался. Сквозь щели звучало монотонное завывание ветра. Сгнившие ступеньки вели из террасы в залы первого этажа. От передней стены остались одни обломки и лунный свет, насколько мог, пронизывал внутренности дома. В развалинах, некогда бывших правым крылом, что - то тихо поскрипывало. Может ветер, а может, и что – то другое. Не разберешь. Эл осторожно спустился с террасы - скрипы со стороны правого крыла становились все более явственными. Камни под ногами сменились кирпичной крошкой. От этой части здания практически ничего не осталось. Напротив груды битого кирпича росло несколько розовых кустов. Элу были видны темные очертания мелких бутонов. Он обернулся к руинам. С этого места отчетливо прорисовывались контуры единственной уцелевшей стены. Скрип доносился именно оттуда.
Эл начал осторожно взбираться наверх. Деревянный настил, некогда бывший полом полностью сгнил, обнажая куски балок. Кое – где все еще попадались серые от времени фрагменты чего – то напоминающего паркет, но Эл не мог с точностью сказать, что это был именно он. От развалин веяло сыростью. Вечерняя роса осела на старых камнях, и теперь они были холодными и скользкими. Перед стеной высилось нагромождение из разбитых блоков толщиной с бедро взрослого человека. Они перемешивались со сломанной черепицей, древесной трухой и прочим мусором, скопившимся за бесчисленное количество лет. Все это выглядело еще более ненадежным, чем злополучное дерево, зависшее посреди оврага. Эл медленно перебрался через препятствие. Несколько раз камни под его ногами начинали ощутимо дрожать. Мелкий щебень впивался в подошву, а один из осколков до крови оцарапал руку, в тот момент, когда Эл уже почти достиг края. Добравшись до уцелевшей стены, он медленно двинулся в сторону, с которой раздавался скрип. Это оказалось не так легко. На пути то и дело попадались провалы, и тогда он крался вдоль стен, стараясь как можно осторожнее ступать по обгоревшим балкам. Миновав последний опасный участок, Эл снова прислушался. Звук был совсем рядом.
Ветер стих, и вместе с ним стихли и странные звуки приведшие Эла к единственной уцелевшей стене. Он огляделся. Месяц завис над соснами, освещая бледным светом неприглядный пейзаж посреди соснового леса. Стена, к которой он прижимался, совсем не внушала доверия: ладонь явственно ощущала многочисленные трещины. В некоторые из них можно было легко засунуть пару пальцев. Эл посмотрел назад: дорога которую он выбрал для того чтобы попасть сюда уже не выглядела так привлекательно, более того, он был вынужден признаться себе что идея совершить прогулку по полуистлевшим балкам была не самой лучшей в его жизни. Теперь когда таинственный скрип умолк стало совершенно непонятно как выбраться обратно не уподобившись психу Джонси. Эл попробовал сделать несколько шагов назад, но шаткая опора под его ногами задрожала столь явственно, что эту мысль пришлось оставить. Эл двинулся вперед. Медленно, шаг за шагом он продвигался вдоль стены, изо всех сил стараясь не думать о том, как сильно прогнила балка, по которой он сейчас ступал. Неожиданно идти стало легче. Ноги почувствовали твердую опору и Эл заметил в нескольких футах от себя совсем недурной кусочек каменных плит, по которым можно было смело перебраться на землю. Мальчик шагнул туда, осторожно касаясь шероховатой стены. Руки ощутили покрытую мхом поверхность, слегка влажную от ночной росы. Касаться ее было неприятно и Эл собрался было убрать руку как вдруг пальцы скользнули по чему то гладкому и более холодному, чем островки мха, покрывающие стену. Эл удивленно остановился. Участок стены, привлекший его внимание находился выше его лица. В лунном свете невозможно было ничего разобрать, и мальчик медленно провел ладонью по стене, расчищая ее от налипшего мусора. Пальцы почувствовали холодный метал. Что у нас здесь? Эл еще раз осмотрел находку.Без сомнения,это была небольшая металлическая дверца вмонтированная прямо в стену.Сейф? Если так, то без инструментов не обойтись. Хотя все же можно попробовать. Из кармана мальчика появился складной нож. Элу не сразу удалось вставить лезвие в тонкую щель: проржавевший метал не желал открывать свои тайны. Но вскоре дело стало налаживаться, и нож со скрипом вошел по самую рукоять. Интересно, насколько сильно расшатался механизм замка? Эл надавил сильней,используя нож как рычаг, однако ничего не изменилось. Можно конечно попытаться еще, но чертов ящик простоял здесь прорву лет, почему бы ему не подождать несколько часов? Он резко рванул нож на себя, стараясь одним движением достать лезвие. Раздался противный скрежет и в следующее мгновение в руках мальчика осталась лишь черная рукоять. Чертыхнувшись, Эл отбросил уже ненужный кусок пластмассы. Да уж, день сегодня явно не заладился. Пора отправляться назад, он и так провел слишком много времени копаясь в этом мусоре. Мальчик собирался было отвернуться, но тут заметил как дверца загадочного ящика слегка подалась вперед. Получилось! Эл ухватился пальцами за тонкий край и потянул на себя. Неохотно заскрипели петли, Эл напрягся стараясь не отпускать. Насквозь проржавевший металл так и норовил порезать руки,но Элл не собирался сдаваться просто так. Наконец дело стало налаживаться. Мальчик потянул сильнее и дверца неожиданно резко оторвалась вместе с державшими ее петлями. "Ну дела"- подумал он, отбрасывая за спину ржавый кусок.
Из черного нутра сейфа пахнуло затхлостью. Эл осторожно просунул руку внутрь, готовый в любой момент вытащить ее обратно. Пальцы медленно опустились на дно ящика, не встретив сопротивления. "Пустой, что ли?"- промелькнуло в голове у мальчика. Но тут рука наконец нащупала какой- то предмет, и на лунный свет появился небольшой квадратный портфель.