В цехе был разгар трудового дня. Шумели станки. Шумели люди. В конце цеха кричала крановщица, высовываясь из кабины мостового крана, как кукушка из часов. Обходил цех профорг со своим блокнотом и кричал на ухо каждому, к кому подходил.
Бегала по цеху освобождённый комсорг Маринка. Она кричала не на ухо, она предпочитала, чтобы смотрели на неё и кричала прямо в лицо. При этом правую руку периодически прикладывала к левой груди (в левой руке тоже был блокнот). И потом ею делала такое движение, как будто распахивала халатик. Видимо, этим жестом она располагала комсомольцев к откровенности.
Не бегал и не кричал только мастер Фотеев. Он тихо подходил сзади и молча пялился. Это Славу Деева очень раздражало. Его вообще весь цех раздражал, да и весь этот завод, при котором был треклятый трудовой наркодиспансер, куда «прикомандировал» его участковый на целых два месяца.
Восемь часов затачиваешь инструмент, а вечером: тетурам,*(препарат, использовавшийся для лечения алкоголизма) чифир, телевизор. Вот и все радости здешнего бытия. А Слава Деев, или «Злодеев», как его называли друзья, любил свободу и скорость. Крутишь себе баранку. Дорога серою лентою вьётся. Ни тебе гудков, ни тебе звонков, ни начальства. Шофёр он по специальности. Пил, естественно, только по выходным. Ну, бывало, иногда в вытрезвитель попадал. А кто там не был? И всё было нормально, пока это перестройка с ускорением не началась.
Нигде не выпьешь. Участковый прямо озверел – даже из собственного подъезда стал забирать! В своём-то подъезде он кому мешает? Спит тихо, не буянит. Раньше из вытрезвителя, только встал на ноги, выпинывали сразу же. Главное пятнадцать рублей вовремя принеси, оплати медицинские услуги. А в последний раз! Славик уже давно выспался – не выпускают. Миша Ломов, старшина, тоже вредный стал. «Вот, - говорит, - закроются магазины, тогда и выпущу!» Макаренко, блин, нашелся!
Долго тогда Славик его упрашивал через зарешёченное оконце железной двери, но Миша – Лом был неумолим. На ту беду привезли патрульно-постовые двух колхозников с початой бутылкой водки. В общественном месте распить пытались, лохи! Старшина, естественно, стал оформлять их в вытрезвитель. В это время в раскалывающейся похмельной голове Злодея мелькнула МЫСЛЬ. Он отчаянно забарабанил в дверь кулаками. Старшина подошёл:
- А по шее?
- Миша, выпусти! Выпусти скорее в туалет, не могу уже, мочи нет!
- Ну, ёш твою, всё у тебя не вовремя, доходяга! – нехотя достал из кармана ключи, открыл.
Злодей выскользнул, как только дверь открылась сантиметров на десять и, пока старшина закрывал замок, на цыпочках метнулся к столу. Схватил бутылку с водкой, приложил к губам строго вертикально, донышком в потолок. Левую руку приложил к бедру. Колхозники открыли рты и затаили дыхание. Три секунды старшина Ломов закрывал замок, а обернувшись, остолбенел от неожиданности и наглости Злодея. Он рыкнул как медведь, стремительно приблизился к фигуре «горниста» в трусах, вырвал из глотки бутылку, в которой оставались сущие капли, поставил её на стол. Левой рукой взял Славика за горло – пальцы сомкнулись на шее, а правой размахнулся.
- Ну, ты га-ад! А если я тебя по морде, злодейская рожа?!
- Убьёшь сразу! – пискнул Славик.
Через секунду он, получив сильнейший пинок в зад, распластался на своих нарах. Торопиться больше было некуда. Горячая жидкость из желудка, благотворя, растекалась по телесной периферии.
После этого фокуса участковый убедил маму пенсионерку, что Славу надо «полечить с недельку». Инспектору нужны были показатели «по борьбе». Та по простоте и подмахнула бумагу. Хорошо ещё два месяца лечения, а не три назначили.
Лечение! Нашли алкоголика в двадцать-то шесть лет! Козлы! Сейчас бы наматывал километры на кардан на своем «стотридцатом» и горя не знал, а тут – тюрьма да и только…
Мрачные мысли Славика прервал подошедший мастер:
- Деев, баки под мусор сварили, нужно покрасить!
- А я при чём?
- Давай, давай! Поработай кистью! Не буду же я опытных станочников отвлекать.
- Не умею я!
- Не придуривай, чего тут уметь-то!
Славик дёрнулся, выключил станок. Как они ему все надоели. Сейчас я вам поработаю кистью, нашли Васнецова!
Деев подошёл к баку. Рядом стояла тридцатилитровая банка с грунтовкой и валик вместо кисти. Но ему было всё равно. Он уже чувствовал в себе заряд нетворческого зла. Сейчас он покажет – кого надо отвлекать от станка!
Славик, будучи школьником, посещал школу искусств, немного рисовал и весь свой талант проявил, чтобы мусорный бак выглядел как можно безобразнее.
Сначала повозюкал валиком сверху вниз, оставляя незакрашенные полосы. Потом по диагонали. Нанёс несколько пятен с потёками. Нашёл сажу на полу цеха и густо посыпал ею валик. Сделал несколько коротких мазков. Потом просто побрызгал краской на поверхность бака. Повалял валик в металлических опилках. Мазнул. Получалось здорово! Пикассо со своим треугольным колесом, наверное, перевернулся в гробу. Славик даже рот открыл от вдохновения. Щепка в низу бака и прилепленный окурок сверху дополнили картину.
- Славик! Да ты экспрессионист! – освобождённый комсорг цеха Маринка Голубева, оформленная, кстати, токарем четвертого разряда, стояла за его спиной. Деев обернулся, готовый уже послать её куда подальше, но заметив в её глазах детский восторг, сплюнул: «Тьфу ты, курица!»
Подошёл Фотеев. Молча снял свои «двояковопуклые» - минус семь диоптрий, протёр их грязным платком. Снова посмотрел, чуть ли ни носом проведя по «свежевыкрашенному» баку. Что-то негромко сказал. Но Славик услышал:
- У самого оттуда растут! Я предупреждал, что не умею! – Бросил валик и пошёл к станку. Маринка, приложив руку к груди, пошла за ним:
- Слава! Они не поймут, потому что здесь не то нужно. Заходи к нам в четыре часа. Мы стенгазету делаем «Прожектор перестройки». Поможешь нам. Я знаю, ты умеешь!
- Ага, зайду! Только валик захвачу! – Он схватил тряпку и стал вытирать руки.
Мастер обратился к Васе Кочкину:
- Василий, ты умеешь валиком красить?
- А чего там уметь-то!
- Ну, вот у Деева не получилось.
Васька посмотрел на Злодея, хмыкнул, мотнул головой и решительно двинулся к недокрашенному баку. «Этот весь цех выкрасит. Только волю дай», - подумал Славик.
- Вон, Марина, его позови! Он тебе такой «Прожектор» изобразит, закачаешься!
- Славик, ты всё-таки приходи…
От неё не так просто было отвязаться. Злодей включил станок.
В пятнадцать сорок пять он уже начал смотреть на часы. Сразу после смены идти в общагу не хотелось. Опять смотреть телевизор, слушать ворчание Семёна Гордеича. Тот, конечно, алкоголик авторитетный: две ходки в ЛТП и три в ПНД. Ему есть что рассказать. Но уже неделю у них со Славиком отношения были натянутые. Из-за пустяка.
… Дело в том, что у них в комнате форточка отсутствовала, приходилось открывать створку в пол-окна, чтобы покурить. При этом во внешней створке стекла не было, ещё с лета. Открывали только внутреннюю и покуривали при свежем воздухе.
Слава Деев решил сделать доброе дело. Выпросил у кладовщика новое стекло и вставил. Семён Гордеевич, явившись со смены, этого не знал. Закурил сигарету, затянулся с наслаждением, открыл внутреннюю створку и … врезался красным носом в новенькое стекло с сигаретой в зубах. Слава Богу, что не разбил! Но сигаретой опалил свои пышные прокуренные усы, которыми так гордился. А раскалённый уголёк с кончика сигареты попал ему прямо в ноздрю. Он заорал матом и попытался пальцем извлечь его из носа. Но пальчики-то не музыкальные! В диаметре по двадцать миллиметров будут, не меньше. Только дальше затолкал уголёк. Гордеичу, наверно, было очень больно, он крутился на одной ноге, второй топал по полу, дёргал головой, руками пытался оторвать собственный нос и кричал:
- У-ы-а-ай-я!!!
Славик сочувствовал. Хотел помочь, но приблизиться к Гордеичу было невозможно. В своём неистовом танце он напоминал не то чукотского шамана, не то обкуренного индейца у костра.
Прибежали сначала соседи. Потом пришла медсестра. Почистила нос, намазала мазью. Просморкавшись, Семён Гордеевич лежал на кровати с повязкой на носу и стонал:
- Слави-ик, ты … па-адла! Злодей…ты и есть злодей. Горе той бабе, которой ты достанешься…
Гордеич в бабах толк знал – он уже сменил четырёх жён, вернее они его сменили.
…Славик посмотрел на часы. Без пяти. Стал убирать станок. Пожалуй, лучше сходить к Маринке в Красный уголок.
Сначала открыл дверь, потом постучал, потому что никого не увидел. Марина с бумагами вышла из подсобной комнаты:
- Славик, молодец, что пришёл! Мне надо макет «Комсомольского прожектора перестройки» сегодня сделать, а помочь некому…
На столе лежали в ряд три листа ватмана.
- А чего от меня-то нужно?
- Сейчас мы расположим материалы. Ты сделаешь заголовки и рисунки. Если не сегодня, то завтра нужно закончить.
- Ты меня в ПНД *(профилактический наркодеспансер) отпросила?
- Да, я звонила главврачу, он разрешил до восьми.
Они начали макетировать газету. «Маринка без косынки симпатичнее», - отметил про себя Славик. Волосы соломенные, глаза зелёные, носик прямой. «Ничего, цыпочка!»
- Марин, а чем от тебя так вкусно пахнет?
- Это шампунь такой. Ты меня не нюхай, Слава. Лучше подбирай шрифты для заголовков.
- Чего их подбирать, я и так запросто.
- Ты где-то учился?
- Нет, я от природы талантлив. Могу рисовать, могу на гитаре играть, могу стихи…
- Сам стихи сочиняешь?!
- Не сочиняю, а пишу.
- Славик, прочти что-нибудь!
- Пожалуйста:
На полярных морях и на южных
По изгибам зелёных зыбей
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей…
- Ой, да это Лермонтов!
- Какой Лермонтов? С чего ради он о полярных морях писать будет? И потом, почему Лермонтов может, а я нет? Между прочим он мой ровесник был.
- А тебе двадцать семь?
- Да. – Славик год прибавил. К слову пришлось. Он посмотрел на Марину
- Марина, а я тебе нравлюсь?
- Мне вообще люди творческие нравятся. Но это ничего не значит.
- Как не значит? Я ведь творческий! Ты бы в кино пошла со мной?
- Когда? Ты же арестованный. Тебе лечиться надо.
- Да брось ты! На октябрьские праздники уже выпустят. Пойдём на «Генералов песчаных карьеров»?
- Я уже видела.
- Ну и что, я тоже видел. Фильм – то хороший.
- Хороший. Я даже в конце плакала.
- Ну, так как?
- Пойдём, если скажешь чьи стихи прочитал.
- Скажу: Николая Гумилёва.
- Гумилёва… Я у него ничего не читала.
- Я тебе дам почитать. У меня мама всю жизнь в библиотеке проработала. У нас много чего интересного есть. – Славик поднял голову от газеты. На часы посмотрел. Уже семь.
- Ты знаешь, товарищ комсорг, без ужина я согласен, а без чая нет. Привык в армии, понимаешь.
- А ты где служил?
- В стройбате. Шоферюга я по случаю.
- Ты странный! То романтичный, то блатной какой-то. Почему тебя Злодеем зовут?
- Потому что люди добра не понимают. Со злом путают. Так чай-то есть?
- В шкафу.
Деев нашёл чай, сахар, печенье, стаканы и даже железную кружку.
- А где кипятильник?
- Какой кипятильник? Мы кипяток в столовой берём. Рядом же.
- Так всё уже. Закрыта столовая. Сейчас, я что-нибудь придумаю. – Он вышел, вернулся с куском алюминиевой проволоки. Зашёл в подсобку:
- Марина, ты сюда не заходи пока. Я чаёк заварю. Две минуты. – Славка налил полкружки воды.
Быстренько прикрутил к ручке алюминиевую проволоку. Из валяющихся на полу газет скрутил факел. Поджёг. Стал нагревать кружку. Вода никак не закипала. Руку обжёг и выронил кружку. Чертыхнулся. Стал поднимать и снова прикручивать проволоку. От упавшего факела загорелись газеты на полу и на нижней полке тоже. Стал затаптывать. Пламя распространялось. Снял куртку. Начал хлопать по горящим газетам. Они разлетались. Газетный пепел и дым заполнили комнату. Обеспокоенная Марина, почувствовав запах дыма, открыла дверь в подсобку. Разгорелось сильнее.
Она закричала:
- Надо пожарных вызывать!
- Ничего не надо! Неси из цеха ведро воды! Быстро!
Пока она бегала, Злодей на пламя вылил графин с водой и разбил два горшка с цветами, надеясь землёй погасить огонь. Вбежала Марина. С ней ещё трое. Все с вёдрами. Залили остатки пламени. Едкий дым разъедал глаза. Тлела ковровая дорожка.
Откуда-то появились диспетчер и заместитель начальника цеха:
- Голубева! Что тут случилось? А это кто? – спросил заместитель, показывая на закопченную, как головёшка физиономию Деева.
- Это Славик Деев. Он мне помогал…
- Поджигать помогал?
- Нет, нет… Это я сама. Я виновата… Он тушить помогал.
Народ, между тем, подходил к Красному уголку, всем было интересно. Появился и Семён Гордеич, вышедший во вторую смену:
- А, Злодей! А я думаю, что это тебя после смены долго нету! А ты и здесь диверсию устроил. Молодец! Продолжаешь свои злодейские дела: комсорга заживо – это тебе не усы подпалить…
Славик потихоньку протискивался через толпу. Надо было уходить. Гордеич не унимался:
- Теперь тебе точно месяц добавят. Ленинская комната – это уже политика! Злодей, ты и есть злодей… Горе той бабе, которой ты достанешься!