Е. А.
1
Когда Серёжа выбежал из дома, он уже знал, что выпал первый снег. Проснувшись, он первым делом подбежал к окну, отдёрнул штору, потом тюль и сразу широко отвёрстыми глазами увидел то, что он так долго ждал. Он помнил свои прежние впечатления, примерно знал, когда приходит это чудо и вот, где-то с середины октября, он каждое утро таким простым молитвенным образом встречал свой новый день. Каждый год каждый первый снег чуть-чуть отличался от своего прошлогоднего собрата. Он примечал это по едва уловимым одному ему известным приметам. Количество выпавших снежинок, их размер, консистенция шапок, кое-как нахлобученных на стройные веточки, холод, идущий от стёкол… Всё для него имело значение. Родители всегда подшучивали над ним: когда он ждал, ждал, а чудо всё не приходило, и он искренне огорчался и ходил полдня понурый; и когда снег выпадал, тогда Серёжа летал по квартире вне себя от радости, собираясь в школу, наспех проглатывал завтрак, кое-как одевался, наконец, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки выбегал из подъезда. Мама, забывшая обо всём, о том, что надо собираться самой на работу, с затаённой грустью и в то же время исполненная самого настоящего счастья, следила из окна украдкой за Серёжиной радостью, за Серёжиным счастьем и вспоминала то первое утро после его ночного рождения, когда из окна палаты родильного отделения на неё смотрели счастливые, опушённые первым снегом, чёрные ветви. Она вспоминала, а он, весь уже перепачканный белым и мокрым, кружил по аллейкам двора, подхватывал и распушал его в небо, лепил комочки и ими бросался, и бегал, и бегал, оставляя за собой смешные дорожки, чёрным пунктиром пролегшие в белом ковре. В школе он делился своей радостью и с друзьями, и с учителями. Он взахлёб рассказывал о своём счастье, о красоте, которая предстала его очам по пробуждении, о том, как это было неожиданно и чудесно (Сережа всегда пытался скрыть факт своего напряжённого ожидания, однако никто ему не верил, ибо все давно уже знали о его страсти). На уроке физкультуры они играли в снежки (после долгих уговоров учитель предоставлял им эту возможность), а после уроков он поведал об этом Наташе. Они шли по дорожке, меся ногами грязную снежную кашу, и Серёжа рассказывал ей о том, чего уже не было. Он рассказывал ей и о своём ожидании, каждодневном и долгом, как он всегда старался пораньше, самым первым из всех домашних, проснуться, подбежать к окну, отдёрнуть штору, потом тюль и… либо разочарованно поплестись умываться и завтракать, либо, не помня ничего от радости, всем наперебой рассказывать о своём счастье и о красоте, которая неожиданно предстала ему. Потом он говорил о взрослых, о том, что они совсем ничего не понимают в той самой красоте, совсем не восхищаются ею и даже почти не замечают её. Вот, например, этот чудесный кустик… И он принимался бегать вокруг одного, чудом к вечеру сохранившего белоснежный махровый наряд, куста. Смотри, смотри, как сверкают снежинки в свете вон тех фонарей, смотри, смотри… Потом останавливался и загадочным голосом говорил – вчера этого не было и, я знаю, завтра – не будет. Вот она – тайна! Самая настоящая тайна! А Наташа стояла, куталась в шарф и, переминаясь с ноги на ногу, слушала Серёжины мысли.
2
В тот день они договорились встретиться как обычно – около шести, после занятий, в старом парке, под давно ими уже любимой плакучей ивой. Сергей заранее напустил тайны, приглушённым голосом сообщив это Наталье в телефонную трубку, когда она к тому же сидела на лекции, и поэтому ничего не было слышно. Ты ничего не заметила? Нет? Говори громче, Серёжа. Ты совсем ничего не заметила сегодня с утра? Событие свершилось в мире, и этот день не мудрено – в истории теперь отныне, так и запомним мы его. Сергей продолжал замогильным голосом бубнить в трубку им самим же сочинённые строки, когда Наталья не выдержала и отключилась. Конечно, это была не та, школьная, Наташа. Это была уже повзрослевшая, отяготившаяся заботами и материальными замыслами Наталья, поэтому она с утра так ничего и не заметила. Но Сергей в душе был пока ещё всё тот же Серёжа. Конечно, он уже не бегал по снегу, не кидался в прохожих снежками (если только совсем изредка), но свой дневник наблюдений он вёл по-прежнему зорко. Первый снег этого года он встретил в особенном настроении. Ещё с вечера он загадал, если это случится, то пусть оно будет знаком ему к одному важному действию. Так и произошло. И вот ему предстояло прожить замечательный день, прожить его предчувствием вечера, когда они встретятся под давно ожидающей этого ивой. Теперь он никому не рассказывал своих мыслей, своих тайн и наблюдений за ними. Пусть не знают ничего, думал он, пусть лучше не видят. Пусть топчут красоту, жестокие, своими слепыми глазами. Кое-как наспех дождавшись конца дня и даже не пообедав, он прибежал в парк, сделал пару лишних кругов по знакомым местам (благо, время ему позволяло) и, поздоровавшись за ветку со старой ивой, приготовился ждать. Наталья пришла, но опоздала. Зябко кутаясь в свою лёгкую курточку и несмело переминаясь с ноги на ногу в своих модельных сапожках, она никак не могла дождаться окончания Серёжиной речи. Основной мотив её был бесхитростен – признание в любви, однако Сергей уже научился облекать свою речь в привольное кружево изысканных предысторий, метких метафор и изобретательных контрапунктов. Когда главное слово, наконец, было тихо-тихо и невероятно смущённо вымолвлено, оба влюблённых от холода ли, от переполнявших их чувств ли никак не могли надержаться за руки, а их объятия были столь жаркие и тесные, что снова пошедший снег остался совсем незамеченным. Потом поженились, стали встречать снега вместе. Конечно, Сергей был более к этому чувствителен, но Наталья тоже старалась не отставать, а иногда в угоду мужу слегка притворяться. Поначалу они все, как и прежде, с каждым годом были отличны от предыдущего, но постепенно Сергей с ужасом стал сознавать, что уже не так явно чувствует разницу: первый снег этого года начинал потихоньку сливаться с прошлогодним и будущим в один непрерывный снегопад, мягким ковром устилающий жизнь. Он стал казаться ему уже не красивым, а жутким; не сразу, но пришло к нему осознание, что отныне его он не ждёт, а боится. С наступлением осени он каждое утро, особенно с тех жутких пор, когда в своём зеркале он однажды увидел не Серёжу и даже не Сергея, а (о, ужас) Сергея Николаевича, каждое утро резко отдёргивал штору, потом тюль и либо с облегчением проводил дрожащей рукой по влажному лбу, либо в неподдельном отчаянии видел – да, опять началось. Или не началось, а продолжается, продолжается… Он задумал было восстановить утраченное ожидание прихода красоты и чувство обретения настоящего чуда с помощью своего маленького сына (которого он назвал Константином), но мама вовремя заметила что-то неладное, и сын стал, как и прежде, воспитываться ею нормальным человеком, таким же, как все. Сергей Николаевич уходил тёмными октябрьскими вечерами из дома – искать красоты, говорил он – и до глубокой ночи месил по всей округе грязь под моросящим петербургским дождём, пока весь мокрый не возвращался обратно в своё тёплое гнёздышко.
3
Как только он впервые увидел Алексея Константиновича, так сразу влюбился в него без памяти. Точно такие же, как у него, глаза, улыбка обворожительная и, главное, он почувствовал в нём заново воскресшее ощущение красоты. Странно, подумалось ему, как это удалось мне почувствовать? Мне, давно забывшему, что это такое, и вдруг – в другом человеке. Странно. Костя сразу, вне себя от счастья, принялся щебетать – Алёша, Алёша, Алёша, улыбнись дедушке Серёже, ну, вот так, ага, хорошо, дай ему ручку, вот, а теперь ножку, смотри, смотри, это твой дедушка Серёжа… и так далее всё в том же духе. Уже ночью, лёжа в постели и слушая, как сопит давно уснувшая бабушка Наташа, он понял, что красота вернулась к нему, он снова стал Серёжей, как в детстве; рядом с ним спит Наташа, строгая и рациональная, а ему, он теперь в этом уверен, снова позволено встречать первый снег, радоваться ему и ни от кого своей радости не скрывать. Так совпало, что на следующее утро он действительно выпал, новый, особенный, ни на что не похожий, такой пушистый и белый, ровным слоем укрывший чёрную землю, такой долгожданный и неожиданный первый снег, он снова подарил всем людям ощущение чуда, но только Серёжа, первым на всей Земле проснувшись, подбежав к окну, отдёрнув штору, а потом тюль, почувствовал это. Он стоял заворожённый и не мог надышаться, не мог наглядеться на красоту, впервые за много лет вновь представшую пред его очи. Он знал, что когда-нибудь первый снег вот так же укроет и его тело, так же чисто и смело, но теперь он не боялся этого. Он чувствовал, что по его щекам впервые за долгие годы текут слёзы, настоящие слёзы счастья, и он, спохватившись, бежал одеваться, чтобы скорее выйти из дома, на улицу, к красоте, пока она не исчезла, пока не превратилась из особенной, ни на что не похожей, никогда больше не повторящейся субстанции в грязно-серую снежную кашу. А ещё, и теперь он видел в этом высший смысл своей жизни, он спешил успеть рассказать обо всём маленькому Алёше, успеть показать ему всё, успеть напитать его таким родным и близким ощущением красоты.
21.10.14