Степан Закатай-Губа

Альжбэта Палачанка
Степан Закатай-Губа

Старшина Степан Закатай-Губа люто ненавидел этих «москалів поганих». Но будучи человеком скрытным и по-житейски хитрым он эту ненависть прятал глубоко в душе. Но иногда эта ненависть всё-таки прорывалась, и была замечена высшим командованием. Поэтому, несмотря на свой природный ум и смекалку, старшина так и оставался старшиной. Годы шли, приближалась пенсия, и идти на пенсию старшиной было страшно унизительно. И поэтому ненависть «до поганих москалів» с каждым годом росла в душе Степана и затапливала его душу едкой желчью.

Степан считал себя потомком Тараса Бульбы,  а, возможно, кто знает, Тараса Шевченко. Но в годы голодомора случайно выживший двухлетний отец Степана, Богдан, попал в детский дом в Подмосковье. Кроме имени он ничего не помнил.

В первый же день своего пребывания в детском доме, уже никто не помнит по какой причине, он вдруг закричал Петьке Ермакову: «чого губу розкатав москаль? Закатай назад!».  Семилетний сорванец и хулиган Петька был поражён и восхищён такой смелостью малыша и взял его под свою защиту. Но за Богданом закрепилась кличка, Закатай-Губа. А поскольку фамилии он своей не помнил, и отчества тоже  его так и записали: Богдан Степанович Закатай-Губа.

Вначале чахлый и бледный от пережитого голода Богдан постепенно поправился, окреп похорошел. И дура-нянечка Аглая любила над ним подшучивать: «Добрый будет казак! А ну, повернись-ка, сынку! Совсем как Андрий.»

И за эти жестоко обрубленные корни, связь с предками и родилась в душе Богдана, а потом и сына его Степана, ненависть «до поганих москалів».

Всякий раз, когда прибывали новобранцы, старшина просматривал списки и выписывал себе на отдельную бумажку всех москалей, в первую очередь, прибывших из Москвы.

Потом подсаживался к одному из них, когда поблизости никого не было, и говорил отеческим тоном:

- Ну, и худющий ты, сынку, а бледный то какой! Зачахнешь здесь совсем. Тут тебе не Москва, не тиятры-оперы,  с проспектами, тут тебе армия суровая. Так вот, дам тебе совет.  Положи себе в карман хлеба немного. Изголодаешься сильно до ужина…

…А после обеда на общем построении он, пройдясь вдоль рядов, приказал всем вывернуть карманы… И у кого там оказывался хлеб, спрашивал:

- москвич?
 - москвич..
 - москвич?
 - москвич...

под нарастающий хохот.  И это было как бальзам для его души.