Жемчужина Шуньяты

Васильев Миша
Проснувшись задолго до рассвета, я еще раз проверил наличие всего необходимого, прежде чем покинуть мою затхлую хижину. Все было готово: мое верное тхакку, короткое деревянное копье окаменелое от постоянного пребывания под водой, чеплашка холодного, вчерашнего риса, немного вяленой рыбы. День обещал быть долгим и насыщенным, и что-то давало понять, что это будет особенный день, это что-то было где-то внутри меня. Я отворил дверь. Передо мной открылась привычная мне панорама утренней рыбацкой бухты, туман размывал и без того еле заметную линию горизонта, сливая небо и водную гладь в одно бесконечное пространство. Мое старое выкрашенное в голубой цвет каноэ было привязано неподалеку. Я отправился. Прогулка по холодному, влажному песку всегда приносила мне массу удовольствий. Тому причиной было не только ощущение утренней свежести, это был своего рода ритуал. Во время ходьбы я обычно проникал глубоко в себя, ненадолго теряя связь с реальностью. Я переставал давать себе отчет о происходящем вокруг, голова освобождалась от случайных ассоциативных мысленных рядов, зрение притуплялось темной пеленой, а ноги шли сами собой на фоне моего созерцания тишины. Я отвязал лодку, спустил ее на воду. Сегодня залив не был спокойным, но и волны нельзя было назвать сильными, в такие минуты море являлось чистым воплощением маджхимникая. Туман постепенно рассеивался, и вода уже начала играть первыми лучами солнца. Светило поднималось довольно быстро, и его яркость уже становилась непереносимой. Утренняя прохлада плавно превращалась в полуденный зной, несмотря на столь ранний час. Я залез в лодку, достал весло и начал грести.

Я был единственным пармандади в деревне. Пармандади - это люди, владеющие редким искусством обнаруживать новые "пар", иными словами новые отмели, заселенные жемчужным моллюском. Основным источником поддержания жизни в деревнях, расположенных на побережье залива, был именно жемчужный промысел. Поэтому на моих плечах лежала огромная ответственность, ведь от меня зависело благополучие всей деревни. За все мои знания о поиске пар я благодарен своему отцу, он передал мне все тонкости этого древнего ремесла. Он научил меня основам навигации, что позволяет мне ориентироваться в открытом море, оценивать поведение морских обитателей, погружаться на глубину до шестидесяти хат'х и многому другому. Вместе с тем, я унаследовал многовековую мудрость и высочайший опыт, формирующий мою инстинктивную интуицию пармандади.

Все это давало мне довольно высокое социальное положение в деревне, что позволяло мне пользоваться различными привилегиями. Но это было мне чуждо, моя работа позволяла мне получать истинное наслаждение жизни - одиночество. Именно поэтому я с таким удовольствием мог уходить в плавание даже на несколько недель, ночуя на островах восточной стороны залива, упиваясь внутренней тишиной и неповторимой красотой природы. Вся суть одиночества заключается в том, что, только находясь наедине с собой, можно почувствовать вкус своего присутствия в этом мире. Да, я действительно не чувствовал себя одиноким, ведь есть не только вкушающий, но и вкушаемое, ведь есть не только я, но и само одиночество. И если человек когда-нибудь будет в состояние постичь истинное одиночество, он никогда не будет чувствовать себя одиноким, он начнет ощущать единство со всем всеобъемлющим существованием.

Концентрируясь на стекающих с вёсел струйках воды, я не заметил, как берег плавно растворился за моей спиной. Вместе с ним пропали в пустоте морского пространства звонкие хриплые крики чаек, так сильно напоминающие чей-то хохот. Состояние легкого волнения моря сменилось резко неспокойным. Каноэ здорово подбрасывало на волнах, и меня хорошо освежали миллионы мелких брызг воды. В открытом океане это было единственное спасение от беспощадно палящего солнца. Со всех сторон от меня на все триста шестьдесят градусов не было ничего кроме безграничной морской пучины, вода со всех сторон плотно смыкалась с небесной синевой, накрывая меня незримым куполом. В самом центре купола находился огромный светящийся шар, проливающий свою милость на все вокруг в виде золотого сияния. Когда я нахожусь «под куполом», я все больше убеждаюсь в том, что люди сильно ошибаются, считая, что они обуздали природу, что они подчинили себе ее законы. Я уверен, мы находимся здесь по одной причине, этот мир ненадолго распахнул двери, благословив нас своим гостеприимством. Возможно, в этом и заключается жизнь: сначала она позволяет увидеть ее красоту, а потом неминуемо раздавит.

Некоторое время спустя непрерывная прямая линия горизонта начала изгибаться, а в месте изгиба уже образовывались зеленые рельефные формы. Это был небольшой архипелаг. Область между островами и бухтой была довольно хорошо исследована, и настало время изучить на предмет наличия жемчужных отмелей территорию за ними. Приближающие острова позволяли забыть о диком истощении, боли в руках и спине, открывали второе дыхание. Мысль о том, что до заслуженного отдыха, пресной прохладной воды и тени оставалось не так уж и далеко, помогала грести еще интенсивнее. Каждый гребок давался все труднее, но мне приходилось снова опускать весло в воду и делать сильный рывок, преодолевая усталость. Прерывать движение было нельзя, потому как набрать темп после остановки будет очень трудно, к тому же солнце было уже высоко, и я находился на открытом пространстве уже довольно долго.

Наконец днище лодки коснулось песчаного берега. Я забил в него камнем деревянный кол, привязал каноэ, и не спеша отправился в сторону густых зарослей. Мой путь лежал к дереву, где располагалось моё излюбленное место для уединения и отдыха. Я вступил в джунгли и по руслу высыхающей реки вышел к небольшому каньону. В ожесточенной борьбе за право первыми прикоснуться к солнечному свету все растения устремились высоко вверх, окутавшись гигантскими лианами. Сезон дождей давно закончился, многие пальмы и кустарники увядали из-за недостатка влаги и нещадного солнцепека, что сотворило вокруг особую живописную атмосферу. Здесь определенно не обошлось без прикосновения божественной руки создателя, наполняющей это место всей палитрой красок и оттенков. На фоне изумрудной зелени поражали своим контрастом ярко-гранатовые, золотистые и янтарные листья тикового дерева, высоко над землёй орхидеи распустили благолепие своих пышных бутонов. Река тысячекратно приумножала красоту этого места, зеркально отражая все великолепие картины. Поднимаясь вверх по реке, я четко ощущал присутствие некой сторонней силы, словно кто-то шел вместе со мной, повторяя каждый мой шаг. Любое мое действие отзывалось сотней звуков и шорохов, испугавшиеся меня птицы, удалялись на безопасное расстояние, ящерицы и змеи быстро исчезали из вида, пытаясь притаиться под камням. Заросли расступились, открывая небольшую лощину. Река лениво спускалась с невысокого водопада, наполняя небольшую заводь, и не спеша продолжала свое течение. Посредине лощины произрастало огромное баньяновое дерево, поражающее своей необыкновенностью. Дерево словно парило в воздухе, опираясь на сотни раскинутых во все направление корней. Корни сложно переплетались друг с другом радостным танцем, создавай небывалой красоты узоры и разнообразные спиралевидные фигуры. Могучая крона казалась огромной зеленой горой и накрывала пышной шапкой почти всю лощину. Она оберегала своей тенью множество разноцветных ароматных цветов, хаотично разбросанных, словно звёзды ночного неба. Ствол казался сильнейшим источник жизни и дарил свою энергию всему вокруг.

Искупавшись в пресной прохладной воде, я утолил чувство голода и уселся под деревом, сложив под себя ноги. Я закрыл глаза и устремил свой взгляд в глубину разноцветных узоров, возникающих на бесконечном темном фоне пустоты. Узоры возникали и исчезали, плавно расплываясь и оставляя следы в виде размазанных пятен.

— Ом мани падме хум, — воспел я о красоте жемчужины, вечно блистающей в цветке лотоса, и почувствовал невероятную легкость в каждой частичке моего тела. Я начал падать, пролетая сквозь мерцающие кольца, и стало ясно, мое мышление остановилось, и я плавно растворяюсь в зыбком эфемерном мираже, падая в объятия самадхи…

Вот я уже обогнул одинокие скалы острова, принимающие на себя удар стихии в виде множества разбивающихся волн, создавая причудливые пенные рисунки. Песчаное дно сменилось каменистым, а значит, я был почти у цели. По дну не спеша скользили кипатти, рыбы, обитающие вблизи с жемчужным моллюском. Теперь нужно было достать несколько раковин, чтобы убедиться, что здесь можно приступать к промыслу, а затем вернуться на это место с парава, ныряльщиками за жемчугом. Впереди ждало меня то, за что я больше всего люблю ремесло Пармандади, манящее своей необъятностью, неприступностью, скрывающее главную тайну - морское дно. Я любил нырять главным образом потому, что вся позорная, гнусная жизнь вкупе с мыслями и переживаниями о ней остаётся вместе с ветром и волнами на поверхности. В глубине океана не может быть никаких волн, внутри есть только абсолютное спокойствие и гармония, и чем глубже, тем становится тише. Эта тишина позволяет тонуть в морской благословенности, и пребывать в примирении со всем сущим, освобождаясь от тюрьмы ложных «я».

Я измерил глубину отмели и начал кропотливую подготовку к погружению. Издав пронзительный крик, я всей своей мощью ударил веслом по сверкающей морской глади и топнул ногой по дну лодки. Удар со свистом рассекал воду, шум и сильные волнения от которого далеко распространялись во все стороны, пугая акул и других морских хищников. Спустя десяток ударов, я снял свой старый тюрбан из белой льняной ткани и потрепанную набедренную повязку, привязал тхакку к руке на случай, если все-таки придется столкнуться с опасным морским зверем. В лодке лежал огромный валун, связанный длинным канатом с бортом. Взяв валун в руки, я сделал несколько дыхательных упражнений, подготавливая свои легкие к поступлению большого объема воздуха, сделал глубокий вдох, а затем оттолкнулся от края лодки, и вода лестно поглотила моё тело приятной прохладой. Пока валун тянул меня вниз, я наслаждался безмолвной игрой света. Лучи словно стрелы пробивались сквозь плотность воды, медленно тая в пути. Я поднял голову, темное пятно лодки постепенно уменьшалось в размерах, а круг солнца терял четкость своего очертания, рассеивался большим белым бликом. Все вокруг, словно впервые, ошеломляло сладозвучной симфонией невероятной простоты, но сердце не начинало биться сильнее, а наоборот утихало из-за остановившегося дыхания.

Валун коснулся дна, и я завис над нескончаемым коралловым лабиринтом, наполненным разного рода живностью. Неповторимый рифовый ландшафт, состоящий из многочисленных расщелин и гротов, переливался многоцветием рыб и морских растений в прозрачной лазурной воде. Я заплыл в арку и оказался внутри обделенной светом небольшой пещеры, разогнав стайку кефалей. Подплыв ко дну, я приступил к поиску моллюсков. На глаза мне попалась довольно крупная раковина, и как только я решил подплыть к ней поближе, выступ камня обернулся огромной замаскированной муреной.

Мурена заструилась гигантским серпантином и угрожающе раскрыла свою чудовищную пасть, оголив большие шилообразные зубы. Она извивалась вокруг меня длинной змеевидной лентой. Холодные пустые глаза вселяли ужас, были слышны агрессивные сопения. В висках застучало, жар охватил мое тело, но я старался не поддаваться панике, крепко сжав тхакку в руке. Схватка с муреной может стоить мне жизни, так как запасы воздуха уже истощались. Я знал - у меня будет только один шанс, чтобы отразить атаку зверя, я собрался и стал ждать броска. Когда мой взгляд соприкасался с маленькими жадными глазами мурены, она втягивала свою голову в обделенное чешуей слизкое тело, подготавливаясь к нападению. Нехватка воздуха давала о себе знать, я утратил способность воспринимать полноту реальности, объекты действительности возникали, словно мой взгляд создает все вокруг, а за его пределами материя низвергается в небытие. Мурена делает смертоносный выпад в сторону моего лица, пытаясь увернуться, я наношу мощный удар. Изворотливый противник пронесся рядом с моей шеей, минуя брошенное ему на встречу копье. Я наполнился отчаянием, ведь я упустил тот самый подходящий момент для спасения своей жизни, и я знал, это было лишь прелюдией настоящей борьбы.

Ловкий неприятель уже делает разворот за моей спиной для повторного броска. Обернувшись, я увидел острый капкан пасти мурены, летящий ко мне. Я сумел избежать несколько попыток атаки, и вот мурена приблизилась ко мне совсем близко, и мы закружились вихрем смертельного танца. Мурена отскочила назад, чтобы сделать решающий бросок, и снова кинулась на меня. Резким волнообразным движением я выпустил тхакку ей на встречу, и вода закипела, наполняясь темной клубящейся кровью, мурена начала безжизненно содрогаться в предсмертной агонии, пытаясь издать жалобный крик своей немой пастью. Выдернув копье, я подобрал приглянувшеюся мне раковину и начал выбираться из пещеры.

Оттолкнувшись от дна, я приступил к подъему на поверхность. Раскрыв раковину, я увидел жемчужину небывалой красоты! Она была самая большая из тех, что мне приходилось видеть. Огромный шар с мягким перламутровым глянцем был не просто чем-то совершенным и прекрасным, а являл собой волшебное олицетворение самой жизни. От жемчужины исходило приятное пленительное сияние, которое заполонило все вокруг. Словно под действием линзы все пространство изогнулось, искривилось вокруг жемчужины, и некая непреодолимая сила тянула меня к ее центру. Я ясно ощущал благие намерения этой силы и не сопротивлялся. Меня притягивало все ближе, и вот мне начало казаться, что я уже нахожусь по ту сторону ее серебристо-розовой поверхности, став источником этой бесконечно блистающей ауры. В этот момент просветление снизошло на меня теплым светом, и я понял: "реально только отражение жемчужины, все остальное – сон".

Существование перестало приобретать формы. Формы больше не наполнялись и не опустошались, движение прекратилось, а поток времени уже не врезался в нерушимую стену настоящего. Эпоха моих сновидений закончилась, и настала пора просыпаться. Бренная тьма рассеялась, взошло благословенное солнце, наступило долгожданное пробуждение. И я понял главный парадокс человеческой жизни, страшную иронию бытия. Все люди изначально содержат в себе абсолютно все, что им необходимо, а жизнь заставляет искать нас во вне то, что уже в нас содержится. Это не так просто осознать, ведь сама жизнь - это преграда понимания этого, жизнь погружает нас в пучину повседневности, закрывая глаза на эту простую истину. Мне приходилось добывать все новые и новые жемчужины, хотя главная жемчужина была всегда со мной, мне больше не нужно было что-то искать. Больше нет никакого "мне" ровным счетом, как и нет того, что этому "мне" могло бы понадобиться. Я и есть эта самая жемчужина, Жемчужина Шуньяты.

Этот момент был ничтожно короток, словно удар молнии, поразивший меня своей невероятной информативностью. Я полностью утратил понимание того, что происходит, где я нахожусь, и кто собственно этот я. Окончательно дезориентированный я ощущал лишь одно – неукротимую жажду воздуха. Мое тело уже начало биться в судорогах, и я сделал глубокий вдох, наполнив соленой водой свои легкие…

— Ом мани падме хум, — прозвучало снова, прежде чем глаза открылись. Перед взором была все та же картина: лощина, нежно усыпанная распустившимися цветами, одинокие лучи солнца, пробивающиеся сквозь крону баньянового дерева, чуть слышное журчание водопада.

В первое мгновение разум был поражен реалистичностью грез и не мог понять, было ли все это на самом деле. Но потом в сознании воссоздались самые важные переживания, ощущение чарующей силы жемчужины и бесконечной глубины момента просветления, и ответ на вопрос уже стал не важен. Вокруг образовалась аура умиротворения, окутывающая все вокруг безграничным спокойствием. Морщины на лбу разгладились, а веки приспустились, наполовину закрыв глаза. Уголки губ слегка приподнялись в блаженной улыбке, кожа лица, озаренного светом заветного знания, наполнилась золотистым сиянием. Уши этого человека больше не слушали музыку жизни, этот человек слился с мелодией бытия, став тысячеголосой песней самого существования.