Прощеные поэты

Евгений Габелев
Не стреляйте в поэта – он сочиняет как умеет.




Недавно я вновь посетил поэтов, и наверно они меня скоро отравят. Но пока яд готовится, я расскажу вам, что за дивное впечатление произвели на меня их прекрасные стихи и сам процесс общения. Тем более повод у нас был редкий – двести лет гения, к счастью поэтов давно и безнадежно покойного.


Уж он бы им показал.




БЫЛОЕ


Было время, когда поэт в России был больше чем поэт. Он был ведун и крушил язык, чтоб воссоздать его из пепла, обновленным и сильным. Он был учитель и обучал юных дев сексуальным практикам. Он был пророк и создавал будущее. Он был мятежник и бретер, и встреча с ним предвещала бурю.


Иногда он писал стихи. В этот миг обжигающе прекрасные слова каплями дождя срывались с кончика его заостренного языка, чтоб на лету превратиться в змей. Попав же в массу завороженных людей, стихи принимались их безжалостно жалить. Так, что спящие просыпались, а хромые вставали и шли.


К счастью это время давно прошло. Самых буйных поэтов перебили как бешеных собак, прочие сами все поняли и вернулись к сочинению сонетов. Впоследствии их племя, в обычном состоянии совершенно дикое, удалось приручить. С тех пор они мирно пасутся и выдают общественно полезный продукт.


И даже государь их простил.




ЮБИЛЕЙНОЕ


Недавно мы отмечали двухсотлетний юбилей одного из них. Разумеется, он был гений. Естественно, чтобы это понять его потребовалось убить. Потомучто живой гений до нас как-то слабо доходит и вообще не убедителен. С живыми вечно одни проблемы. Наверно потому война так любима всеми.


Отметить юбилей покойника собралась местная поэтическая общественность. Да и меня тоже нелегкая принесла, хоть сам стихов по возможности стараюсь не писать. А вот чужие послушать это всегда в счастье. Как ни радоваться могущественному и высокому творческому подъему, охватившему зал…


После третьего стиха я побежал за ружьем, попросив поэтов не расходиться. И ноги сами несли меня. Я летел и размышлял о метаморфозах русского слова. В прошлом я думал, что обращаюсь с ним слишком вольно, но рядом с этим... Пожалуй Мартынов и Дантес были действительно во многом правы.


Жаль их поняли слишком буквально.




ДУМЫ


Впрочем, ружья я в тот раз так и не нашел, да и не было его у меня отродясь… так что все обошлось. Поговорили о поэзии, послушали поэтов и мудрых критиков эти стихи обсуждавших, и решили… что сказать-то тут в сущности нечего. Во всяком случае, на простом русском литературном языке.


Тогда я хотел спросить их, не стыдно ли им… одним – писать то что они пишут и называть это поэзией в юбилей гения, а другим – всерьез обсуждать это, нагромождая друг на дружку гигантские горы слов, почерпнутых из философских трактатов и учебников филологии, да так и не переведенных.


Но я сдержался от пролетарской прямоты, решив что милосерднее их застрелить… а вы уже знаете, ружья у меня не было. Поэтому я спросил: как они узнают, что это поэзия? Как критик узнает что текст о котором он пишет – поэтический? И как поэт узнает, что написанное является стихами…?


Но те не выдали тайны.




P.S.


Впрочем впоследствии недоумение мое разрешилось. Один из поэтов оказался на удивление прекрасным парнем, признавшись что никак… и иногда пишешь в рифму а получается проза, иногда точно наоборот, а чаще всего вовсе никак. Другие несли привычную белиберду, и я решил сжалиться.


Пусть пишут.






Примечание:

 

Во время описанных событий ни один поэт не пострадал. Литературным критикам тоже повезло. Во всяком случае, их тела не претерпели ущерба… что же касается душевных мук, то разве не ими живет гений…?

 

Пусть у них все получится.