Иванов. Второе пришествие

Зяма Политов
Вторая часть дилогии. Начало, пожалуйста, здесь: http://www.proza.ru/2014/05/27/215




                Нары


- Слышишь, ты, Дракула, хорош уже бормотать! - увесистый пинок снизу подбросил меня на кровати, - а не то я тебе самому кол в глотку забью.
Дракула. Какая дурацкая кличка. Главное, если по уму разобраться, то я как раз не вампир, я - наоборот, вот! Я - наоборот - с оборотнем в борьбе чуть голову не сложил. Но с зеками разве поспоришь! Брошено кем-то из паханов сквозь зубы - Дракула - значит, будешь Дракулой весь оставшийся срок, от звонка до звонка. Да и то сказать, низкий поклон, что не Упырь или Зомби какой-нибудь.
Как зекам стала известна вся подноготная моего дела, одному богу известно. Я слова не успел молвить. Едва в камеру вошёл, а вокруг все - все двенадцать - зубы скалят, в бок друг дружку пихают и ржут в голос. И рожи такие противные, будто сами не одно горло тёмной ноченькой перегрызли. Хотя так наверное и есть. Иначе что бы они здесь делали, в зоне для особо опасных?
А что я? Я ничего. Пришлось смиренно перетаптываться с ноги на ногу на пороге и терпеливо ждать, пока они там себе натешатся вволю. Я же наслышан, представьте, что с дерзкими да непокорными на зоне делают.
Я не ропщу, не подумайте. Я давно смирился. Ещё на суде решил твёрдо: надо забыться на несколько лет и вытравить из сознания мою жизненную катастрофу как сон. Как дурной сон, да.
В этом сне я швея-моторист. Нет - швей. Или как правильно - швейник, швец, швейщик? Тьфу! Обалдеть, насколько позорна такая профессия для мужика! Для неё даже названия не существует. Скажу так: я специалист по ватникам. Я уже побыл немного главным по пуговицам, и вот теперь меня повысили и даже похвалили: я лучший по карманам. Вернее, по правому. Левый Пашка пришивает - тот самый, что меня сейчас по почкам через жиденький матрас угостил. Он, если что, может мою почку запросто отрезать - такой вот мерзавец. Через эти зверства и сидит. За глаза - Мясник. Но попробуй в глаза назвать - действительно, узнаешь, какого оттенка у тебя селезёнка. Или камень тебе подарит из твоего же желчного пузыря. А на вид чистый херувимчик. Это когда не улыбается. Улыбнётся - всё, беда. Лучше беги. Или лучше... Лучше, лучше... лучше - мне даже не придумать что - лучше собственную руку вместе с карманом пришить? Тогда Пашка отсмеётся вдосталь, сердце - или что-то там у него вместо сердца - малость отмякнет, и Пашка простит. Он отходчивый, Пашка.
Наши швейные машинки - да, такие вот мощные. Им твою кисть пришпилить быстрее, чем анкиному пулемёту в праведном революционном гневе белогвардейскую конницу подкосить.
Помню, в детстве бабулиным „Зингером“ на свой палец напоролся. Палец, конечно, насквозь, но и иголке кирдык! Хиленькая. И бабуля, родное сердце, вместо того, чтоб обломок из пальца тащить, ещё и подзатыльник вдогонку. Как же - я же, стервец, безобразил, без спросу педали её чугунному другу крутил! Это после уже, поостыв, слезами мой пальчик поливала обильнее, чем зелёнкой. Ну да ладно, дело прошлое.
Я Пашку понимаю. Конечно, смешно. Представляете, надели вы ватник... Ну-у... - у кого жизнь не сложилась, тот наверняка знает, что такое ватник. Словом, надели. Руку в карман - нырк. А там уже есть рука, прикиньте! Но не ваша. Кошмар? Не-ет, чтобы узнать, что такое настоящий кошмар, надо над Пашкой вторым ярусом с месяцок поночевать. А я уже почти два - вообразите только - ни жив, ни мёртв. Всё потому, что у Пашки сон чуткий, будто у мамаши над больным ребёнком. А я наоборот - во сне ворочаюсь и сам с собой разговариваю. Не контролирую я себя во сне. А кто, скажите, может? Вот и маюсь: проснусь я завтра целиком или по частям. Я же говорил, Пашка до расчленёнки дюже любопытен. Наверное, в детстве хирургом мечтал стать, но как-то не сложилось.
У меня же, как на грех, медицинское образование имеется. Немного не законченное - не в этом дело. Дело в том, что я, почти настоящий доктор, ничего со своим недугом поделать не могу. Разглагольствую спящий - хоть плачь! Вот с тех самых пор, как я в тюрьме, бормочу. Хотя, может, и раньше болтал, не знаю. Женщины, что со мной в одной постели время проводили, мне не рассказывали. А кроме них кому? Вот, спасибо Пашке.
Чувство благодарности, впрочем, у меня к Пашке было весьма условное. Не надо ведь объяснять, почему?
Больше меня волновало чувство страха. Надеюсь, это тоже понятно. Я исхудал и стал бледен лицом. Я думал и боялся. Боялся и думал. И чем больше я думал, тем сильнее вздрагивал во сне. Чем сильнее вздрагивал, тем больше боялся. Мясник долго шутки шутить не будет.
Это всё Иванов виноват. Он, сволочь, не оставил меня и после смерти. Каждую ночь я проводил в беседах с бывшим дружком, раз за разом переживая с самого начала тот злосчастный вечер. Где я допустил промашку? Когда все пошло наперекосяк? Когда Иванов… Нет! Нет, стоп. Я запутался. Разумеется, виноват не мой друг, разумеется, это тот, второй, пришлый турист, лже-Иванов испортил нам обоим жизнь. Накрыл своей высокоцивилизованной задницей наше с Ванькой беззаботное завтра. Причём, если для меня самого ещё где-то там вдали маячило призрачное послезавтра, то другана моего уже не вернуть никогда.
Я замер на постели. Извиняться перед Мясником бесполезно. Лучше сделать вид, что крепко сплю. Не дышу. Подо мной в темноте тихонько брякнуло, поворочалось, пару раз сонным голосом буркнуло матом и засопело. Я немного расслабил мышцы. Осторожно выдохнул.
Странно. Странности повторялись из ночи в ночь, только почему-то раньше я об этом не задумывался. Каждую ночь в мой сон врывался Иванов, и каждый раз наш кухонный спор обрывался на одном и том же месте. Почему, например, сегодня мне „прилетело“ ногой от Мясника именно в тот момент, когда я спросил Иванова о боге?
Конечно, я слышал гипотезу о том, что кажущиеся продолжительными сновидения на самом деле возникают в мозгу в краткий миг пробуждения. Зачастую мозг даже подстраивает „предысторию“ под финал, пробудивший тебя. Например, громко хлопает входная дверь. Наяву хлопает. А ты спишь. И вот, перед тем как проснуться от этого звука, ты „проживаешь“ сногсшибательный курортный роман с потрясающе роскошной блондинкой. Третий номер, осиная талия, высокая тугая попка - всё при всём. Ужинаешь шампанским и лобстерами в ресторане, гуляешь под Луной на ночной набережной... Первый робкий поцелуй, объятия, сладкие предчувствия... Ведёшь к себе в номер, последние одежды падают на пол, благоухающие простыни, охи, вздохи... И вдруг раз - хлопает дверью... собственная  супруга. Всё, проснулся. Уфф.
C одной стороны - радость, что до скандала наяву не дошло. Жена-то , оказывается, здесь, в реальности, сапоги в коридоре стягивает, а всё приятное - там осталось, за призрачной гранью. С другой - ну просто слезы: такое романтическое свидание сорвалось - не досмотрел, не пережил, не прочувствовал, не... Э-эх.
И вот все - абсолютно все - досадуя кто молча, а кто иногда и вслух, винят в этой неудаче не вовремя хлопнувшую дверь. Вернее даже не саму дверь. Убить готовы того паразита, кто дверью хлопнул. А на самом-то деле, если верить гипотезе учёных-гипнологов, совершенно напрасно. Упрекать надо лишь свой собственный мозг. Он „придумал“ всю историю от начала до конца лишь после того, как дверь уже хлопнула.
Странно. Что же хочет сказать мне мой - мой! - мозг? Или, наоборот, не хочет? Почему обрывает воспоминания в этом самом месте? Не желает делиться чем-то важным? Или оберегает меня от чего-то ужасного? Хотя что может быть ужаснее, чем то, что уже произошло!
Вот чудила! Ну конечно! Ну конечно же дверь. Всякий раз я подскакиваю во сне, когда неожиданно вламывается Юлька. Я и тогда, помню, подскочил на табуретке. Конечно. Какой бог? При чём тут бог? Юлька - вот! Как я мог забыть о Юльке?! Главное, сам дал ей ключи, но совершенно не ожидал, что кто-то может зайти к нам с Ивановым на огонёк. Подумал, вдруг кто-то из ивановских соплеменников всё-таки прилетел с ним за компанию на Землю в тарелке. А что, этим пришельцам палец в рот не клади, они соврут - недорого возьмут.
Подскочил. Ха! Я взметнулся так, что пребольно стукнулся... э-э-э... животом о столешницу. Все же знают, в этих советских кухнях плюнуть негде. И повернуться-то не моги, разве что с большой оглядкой, а уж прыгать от неожиданности - боже тебя упаси. Если конечно ты не самоубийца или, напротив, не Железный Дровосек.
Короче, Юлька вошла, я подпрыгнул, отшиб „хозяйство“ снизу, а Юлька мне с левой (она левша) добавила сверху. А уже после, пока я одной рукой растирал глаз, а другой судорожно прикрывал всё остальное, презрительно процедила: нажрался уже, успел. Вы бы слышали, сколько вселенской глубины было в этом её „успе-е-ел“!
И вышла. Опять же, с такой выразительной глубиной - Станиславский бы поверил.
Разумеется, ей обидно. Сами судите. Когда ты приходишь, а компания уже „в дугу“, у тебя есть только два варианта. Быстренько „накидаться“ самому, чтобы окружающие не казались тебе мерзкими идиотами. Или второй вариант, пораженческий - обидеться. Юлька предпочла второй, но я её в этом нисколько не виню. Даже вполне оправдываю и вхожу в положение. Поссориться ради любимого с мужем это, скажу вам, не абы что. Любимый, напоминаю, это я, а муж - козёл, тюфяк и тряпка. Но даже самый козлиный козёл в один прекрасный вечер перестаёт верить в безутешную подругу, больную маму, дежурство вне графика и прочие „отмазки“. Лимит благопристойных версий ночного отсутствия у Юльки кончился ещё с месяц назад, так что Юлька именно поссорилась, будьте уверены. И убежала из дома ко мне, продолжать столь трагически оборвавшийся в субботу романтический ужин.
Такое фиаско впечатлительными дамочками долго помнится. На крыльях страсти взлететь по лестнице (до лифта ли!) на чёрти какой этаж, забыв даже бросить контрольный взгляд в зеркальце - вдруг чего с помадой! - затаив дыхание подкрасться, а тут... Бардак, неуважение, пьяная скотина, мразь - и всё это я, я, в одном лице, в полный рост и во всей кривой красе. Вдобавок Иванов в углу икает с перекошенной от подобного заворота событий мордой. Любая же сломается, понятно.
Но Юльке и меня надо бы понять. Не каждый день твой кореш заявляет, что он инопланетянин. Этакий стресс просто так не снимается. Тут даже настойка пустырника не поможет. Прям ни в какие ворота! Страшнее может быть только если друг признается в „не той“ ориентации. 
Этих убедительных слов в своё оправдание я Юльке сказать не смог. Она скрылась в спальне, не успел я сообразить что к чему. И только высокомерный зад её, доселе столь аппетитно-манящий, удаляясь, своим строгим покачиванием как бы намекнул: сегодня, мол, парень, тебе не обломится ни-че-го. И всё. Дверь закрылась. Я на суде только узнал, что ушла она не одна. В сумочке среди прочего пленились армянский пятилетний в плоской изогнутой фляжке и батончик „Пикник“...
Да. Только после этого я спросил Иванова о боге. А иначе бы с чего? Конечно, Юлькин фортель надоумил. Такое „своевременное“ испытание мне могли подстроить только свыше.
- Тьфу, идиот! - как по команде кончив икать, взорвался Иванов. - Я ему серьёзные вещи пытаюсь втолковать, а ему о ерунде думается. С какого перепугу ты вообще решил, что какой-то мужик с бородой сможет наказать тебя за то, что ты трахаешь чужих жён, бузишь и глушишь водку вёдрами. Бог что, их муж или брат? Или бог прокурор? И почему он живёт на небесах? Какой-то ад, райские кущи, Сатана, падшие ангелы... Тьфу! Ты, вообще, разве не видишь здесь чудовищного противоречия? А? Я спрашиваю! Если Сатана точит зуб на Бога, то с какой стати он обязан помогать ему наказывать несчастных, которых боженька посчитал грешниками? Наоборот, он должен всех сосланных из небесной канцелярии в преисподнюю собирать под свои знамёна и идти войной на его злейшего обидчика. Враг моего врага - мой друг. Разве забыл ты этот принцип человеческого бытия?
Интересно. В эту минуту он как две капли воды походил на настоящего Иванова. Подобные рассуждения я слышал не раз на наших совместных посиделках. Сказать правду, от представителя высшего мира я рассчитывал узнать совсем, совсем другое.
- Иванов! - возразил я, - кончай придуриваться. Даже сама современная церковь уже не представляет бога мужиком с бородой.
- Ой, извини, друг, - принялся оправдываться турист, - у вас какие-то перебои с вайфаем, а в памяти Иванова я не нашёл ничего кроме этого. Объясни, будь добр, что ты имел в виду...
«Вот так номер! Понятно теперь, почему он в нашем мире как рыба в воде. Сосёт по-тихому знания из всемирной паутины. Ну, ловкач. А я и уши развесил, лопух».
Я достал из кармана смартфон. Вайфай ловил исправно. Видимо, сам турист уже вне зоны доступа.
«Ага, клиент дошёл до кондиции. Посмотрим, что ты теперь запоёшь. Память настоящего Иванова явно не так богата сведениями, как интернет».
- А! Всё. Понял! - Засиял вдруг Иванов.
Не иначе, связь наладилась. Только сейчас, на тюремных нарах, я сообразил, что сам оказал ему услугу, включив доступ к интернету в смартфоне. Видимо, выпитое повлияло лишь на радиус действия лжеивановского „коммуникатора“.
 - Понял, - заявил сияющий Иванов. Ты имеешь в виду высший разум, главную силу, некое существо, которое придумало и устроило этот мир, и теперь управляет им.
- Именно.
- Ты не поверишь, старик, но я даже догадываюсь, откуда на Земле все эти религиозные мифы. Похоже, и Иисус, и Мохаммед, и Будда - все были посланниками высших уровней. Ну, туристами вроде меня. Или командировочными, не знаю, миссионерами, что ли...
- И их всех, получается, отправили тебе в... в тебя?
- Кретин!
- Ну а как? - возмутился я, - ты же сам на этом настаивал!..
- Гм, - промычал Иванов и после небольшой паузы нехотя добавил: - оно как бы да, но не совсем...
- Не совсем?
- Ну, понимаешь... для меня да, для тебя - да... м-м-м... в данный момент… Но для них, понимаешь, все может быть совсем по-другому.
- По-другому? - я озадаченно поскрёб в затылке.
- Точно. Но, боюсь, ты не готов, дружище, - Иванов потешно хлопнул себя ладонью по горлу. - Давай лучше ещё вмажем. Плесни-ка на два пальца.
Он сложил вместе указательный и средний и вытянул в мою сторону.
- Ха! - прыснул я, - и после этого я ещё кретин. На себя полюбуйся! Умничает похлеще Академии Наук в полном составе, пространственно-временной континуум влёгкую по молекулам распихивает, а простые вещи уже не „рубит“. Допился, пришлый? - я прижал к груди бутылку и с деланной строгостью посмотрел Иванову прямо в глаза. Затем будто в сомнении покачал головой: - В таких случаях у нас говорят, этому субчику больше не наливать.
А вы как думали! Я, знаете, тоже в душе артист тот ещё. Видели бы, как смешно дёрнулся его кадык. То ли от огорчения, то ли от испуга - кто их там, туристов, разберёт.
Сообразив, на что я намекаю, Иванов сжал пальцы в кулак и поспешно убрал протянутую руку. Но вопросительный взгляд осоловевших глаз не погас.

- „Два пальца“ это мера, шкала, дурень ты галактический, а не способ поглощения алкоголя. - всхлипывая, объяснил я.
Я, наконец, торжествовал. Три один.
- Ладно уж, на, остограмься, космоалкаш, помни мою доброту.
Тут моя рука впервые дрогнула. Я даже пролил несколько драгоценных капель на стол, вдруг осознав, насколько пророческим стало ни к чему, вроде бы, придуманное когда-то слово „алконавт“. Придуманное в годы, когда ни о каких космонавтах-пришельцах, а тем более с подобной „миссией“, никто не помышлял. Каким же оно теперь стало понятным!
Иванов выдохнул, опрокинул рюмку в рот, крякнул и... попросил огурец. Увидев в ответ мою красноречивую фигу, рыгнул и занюхал рукавом.
«Обрусел иностранец, - подумал я, - свой в доску стал».
Жалко, у меня в холодильнике салата не завалялось. Глядишь, интернет научил бы туриста и этот расхожий штамп из анекдотов исполнить. Мордой в салат - это ж наше всё. Как Пушкин. Классика. А икает турист, наоборот, оригинально. Залюбоваться можно. Хоть гастрольный тур ему организовывай да билеты продавай.
- Вот скажи... - заплетающимся языком начал Иванов после необходимой „технологической“ паузы.
«Немой заговорил, - автоматически отметил я про себя. - Сломался, блин, тонкий механизм». Впервые с момента нашего знакомства пришелец заговорил по-нашему, по-человечески.
- Вот скажи мне на милость, где ты отводишь место этому высшему божеству? - хитро улыбнулся Иванов. - Кем бы оно ни было: мужиком с бородой, бесплотным духом, волшебным разумом. Где оно? Где оно располагается?
 - Нну, - робко промямлил я, вновь почувствовав какой-то подвох, - я, конечно, не великий спец в теологии, но, по логике да и по всяким там библиям с евангелиями выходит, что нигде, кроме как над нами - где-то там на небесах, в космосе. Ему же всё видеть надо, за всем следить. Он же когда-то наш мир строил. Значит, мы перед ним, как рыбки в аквариуме. Захотел, корма подсыпал, захотел - воду освежил. А захотел - грешную рыбку сачком подцепил и - плюх - на сковородку. А рыбки, значит, плавают и молятся, хвостиком подобострастно виляя, бога-хозяина аквариума умасливают, чтобы милостив был.
- Постой, постой! - перебил меня Иванов, - давай без розовых соплей. Другими словами, бог - какая-то высшая система над вашей собственной системой мироздания, над вашей вселенной.
- Ну, как-то так, - неуверенно согласился я.
- Болван! Я же говорю, что ты тупой, неотёсанный болван! - вспылил Иванов. - Я! Я, слышишь, я твоя высшая система. Твой высший разум это я! Забыл, где ты у меня находишься?! От меня зависит судьба твоего мира. И незачем вам молиться на меня и бить поклоны - я вас не услышу! Вы для меня никто. Пыль, прах, пустое место!..
В голове грохнул взрыв ядерной бомбы. Меня снова подбросило на постели. «Чёрт! Опять заснул!» Видимо, на этот раз я здорово разозлил Мясника, раз он выцелил в голову. Из глаз по-прежнему сыпались искры. Я затаил дыхание, обхватив руками полыхающую салютом башку. Прислушался. Подо мной тихонько храпело, посвистывало и причмокивало.
- Прости, Пашенька! - на всякий случай прошептал я, - я, мамой клянусь, больше ни звука. Могила!
Прислушался. Тишина…
- Успокоился, клоун? - донёсся вкрадчивый голос.
- Кто здесь? - испуганно шепнул я в душную темень камеры, хотя готов был прозакладывать всё на свете, что голос прозвучал прямо в моей голове.
- Не вопи! - одёрнул меня голос, - если не хочешь разбудить Мясника или кого-то из его дружков. Я тебя прекрасно слышу.
Было во всём этом что-то гнетуще знакомое.
„Внутренний“ голос, неуловимый тембр, саркастические нотки.
- Иванов?!! - снова вслух, не удержавшись, воскликнул я.


Следующая глава - „Свидание“ -  здесь: http://www.proza.ru/2014/11/18/138
 Следующая, „Побег“ - близится!