Город жалок, связан
по рукам и ногам:
Дорогами,линиями трамваев,
огнями реклам.
И он взывал к людям,
как к врагам:
"Почему так одинок,
хоть и полон?"
Плакал и говорил
сырым углам:
"Бедлам,
сплошной бедлам..."
Страшный,
скрюченный,
мокрый от слёз
Город.
ПОЗДНИЙ УЖИН.
Тяжёлая металлическая дверь дежурной части с грохотом распахнулась и застыла в косом проёме.
- Всё, пока, мужики. - Бросил я через плечо.
- Ты «ствол» сдал? – дежурный оторвал голову от книги учёта преступлений, куда сосредоточенно заносил очередную «заяву».
- А как же, - машинально проверил во внутреннем кармане наличие удостоверения и «карточки-заместителя», – рапорт на «постоянку» я не подавал.
- И правильно, - на столе задребезжал телефон, - Серёга, закрой, будь другом, - крикнул дежурный помощнику, вздохнул и снял трубку: - Милиция, дежурный - майор Токарев!
Из комнаты отдыха показался «помдеж», закусывая на ходу нечто только что выпитое.
- Погоди, Серый, домой забыл звякнуть, - вдруг вспомнил я.
- Тогда жди, - помощник вернулся в комнату к поздней трапезе, - Жек, может зайдёшь пока на «соточку»? - позвал он в приоткрытую дверь.
- Успею ещё, ночь длинная.
- Вам, урядникам, ещё времени и сил на блуд хватает, - Серёга поставил на стол поднятый было пластиковый стаканчик: в одной из камер начали колотить в дверь, послышались невнятные угрозы и отборный мат в адрес милиции, - опера вот накатили по чуть и в кабинетах задержанных отрабатывают.
- Кого там отрабатывать, - отозвался я, пытаясь перекричать грохот и вопли, - рейд то фуфельный, вон пьянь одна, да нарики…
- Да заткните вы этого урода! - заорал дежурный, прикрыв трубку ладонью. – Гражданка, я вас услышал! Да, записал! Да, знаю! Опергруппа уже выехала, дежурный Токарев,
Т о к а р е в, блин!!!
Трубка грохнула об пульт. Майор щёлкнул тумблером, посмотрел на жующего помощника, выдохнул, взял стоявшую в углу резиновую дубинку и направился к камере.
Я набрал домашний номер. Один гудок, два, три… лучше бы все спали, и тогда не нужно ничего говорить… четыре, пять… и ощущать пустоту и космический холод на другом конце провода… шесть, семь… хорошо, что спят.
- Да, я слушаю.
Буквально увидел, как жена сидит на краю дивана, держа в одной руке трубку, а другой разглаживая складки голубой фланелевой пижамы, той самой пижамы, которая мне так когда то нравилась…
- Это я, чего не спите?
- Я Дашку купала. Вообще-то мы уже легли. Ты скоро?
- Пока на работе, - из камеры послышалась возня, глухие размеренные удары и затихающие пьяные крики, перешедшие в стоны, - наверное, буду поздно. Надо ещё задержанных отработать…
- Скажи лучше, рано, – в динамике послышался шорох, – Па, а сосиски с кетчупом будут? – приблизившись на минимально возможное расстояние к трубке, бодрым голоском поинтересовалась пятилетняя дочь: озорные глаза, вздёрнутый шмыгающий носик, на щёчках ямочки. Наверняка топчется рядом, кутаясь в жёлтый махровый халатик, полотенце сползает с головы, готовое упасть.
- Как всегда, конечно будут. Знаешь что, малыш, а давай…
- Это уже не малыш, - космос стал ближе, - Даша, бегом спать, - кричит почти в трубку, - папа приедет не скоро. Ты можешь хотя бы не будить её, когда возвращаешься… с работы? – жена сделала ударение на последнем слове.
- Ты же знаешь, она сама просыпается, а сосиски с кетчупом – это единственное, что она готова есть в любое время…
- Я знаю, что нормальные люди, тем более, дети должны спать по ночам. И я, кстати, тоже.
А ведь когда-то у нас было «одно на двоих дыхание», а сейчас одна Большая Пустота.
Нет больше той Маринки, которая любит меня, и нет меня, того, прежнего...
- Послушай, не начинай, я постараюсь…
- Ребёнку нужны не сардельки, - холод заструился по телефонным проводам, - дочери нужен отец, которого она видит двадцать минут утром, за рулём, по дороге в детский сад, - пустота стала вязкой и осязаемой, - и ещё пол часа ночью, пока он варит эти грёбаные сардельки. Поэтому она тебя ждёт…
- Марин, сосиски, не сардельки…
- Пока ждёт. Ждёт и любит...
- А ты?
- А я устала, я иду спать…
Гудки в стынущей трубке. Пустота и холод. Космос вокруг меня.
За мутным, в палец толщиной, оргстеклом дежурки, в неярком свете, мелькнул силуэт. Генка Пригородов, участковый, зажатой в пальцах сигаретой показал на выход, давая понять, что будет ждать на улице.
Я аккуратно положил трубку. Вернулся дежурный, поставил дубинку в угол.
- А где у нас опергруппа?
- На краже, - отозвался помдеж, - потом ещё две «квартирных», а чё?
- Да там истеричка одна вроде грабёж заявляет, все мозги по телефону вынесла… Адрес в рабочей тетради, не забыть бы группу потом туда направить…Телефон слушайте. Пойду руки помою.
- Серёг, у тебя там не осталось? - с надеждой спросил я, когда майор удалился.
- Во, блин, одумался! Давай по быстрому, - Серёга наполнил тару, - а то Василич вернётся, гнилить начнёт. Ему каждое дежурство проверяющий из Управления мерещится: не выпить, не закусить. Базара нет, два года до пенсии. Ну, будем…
- Спасибо, братан, подогрел, - бросив в рот кружок полукопчёной, я направился к выходу, - вы там повнимательней…
- День простояли, и ночь продержимся. Бывай…
Февральский воздух, после пропахшей мочой и потом дежурки, в сочетании с алкоголем, не просто пьянил, он манил и будоражил воображение. Последний день зимы. Хрупкий лёд вдоль бордюров, лёгкий глянец на асфальте, зыбкий свет уличных фонарей…
- Ну чё, ко мне в клуб, - Генка, стоя на ступеньках райотдела, щелчком отправил выкуренную сигарету в ночь, почти весеннюю, - у меня сегодня аншлаг, «ночники» все компы заняли. Кассу сниму, пива, водки возьмём, к Нариману за шашлыком смотаемся, оттянемся по сетке…
Я закурил. Наверное, не плохо, когда у тебя есть компьютерный клуб, пусть не большой, но свой, и в хорошем месте. Квартира рядышком, и тесть помогает, когда совсем туго. А у нас - домик на два хозяина, в сорок седьмом году поставленный, в задрипанном пригороде. На электричке, и то не быстро. И бабка за стенкой, которая себе два века отмерила. Маринке по крови родная, но так вышло, что чужая нам обоим …
- Нет, Геныч, давай не сегодня, я – в ночь…
- Слышь, хорош, каждый день «шкиперить» что – ли?
- Не день, а ночь. Днём, мы типа, работаем...
- Да Бог с ним, с клубом этим, время - двенадцати нет, - Генка достал из мятой пачки очередную сигарету, - давай Людке со Светкой позвоню, - прикурил, прикрывая огонёк зажигалки от ветра, - в сауну поедем. Моя спит уже, знает, что я в рейде…
- Не трави. В другой раз…
- Как знаешь, тугой ты сегодня, - друг сделал рукой прощальный взмах и направился в самый конец парковки, - «селектор» не проспи, - крикнул он издалека.
Я нащупал в кармане ключи, нажал кнопку на брелоке. Стоявший чуть поодаль серебристый «форд», подмигнул мне как старому приятелю. Остывший движок запустился с пол оборота.
Мимо прошелестела шипованной резиной вишнёвая «ауди». Поморгав мне фарами, Генка выехал с парковки. Я коротко просигналил ему вслед.
Кто бы говорил. На ежедневном селекторном совещании, по не понятной никому прихоти «папика», должен был присутствовать весь офицерский состав райотдела, хотя вполне было бы достаточно начальников служб и их заместителей. Отсутствие и опоздание без уважительной причины, расценивалось как неуважение руководства и каралось «объяснительными» и душевными беседами с кадровиком. Правда, стоит отметить, что к прослужившим больше четырёх – пяти лет особо не придирались. Я, и некоторые мои товарищи уже приблизились к «границе лояльности», но не перешагнули её. Поэтому «старлеи», вроде меня и Генки, иногда попадали в поле зрения начальства по причине «молодости» и явного «неуважения», обусловленного хроническим недосыпом, после проведённых с пользой ночей.
Дабы постоянно не расстраивать уважаемого нами Петровича - начальника службы участковых, приходилось подрываться чуть свет и мчать в райотдел, что бы в восемь пятнадцать упасть в кресло в зале совещаний. После этого оставалось лишь придать заспанному лицу заинтересованное выражение и постараться не задремать под монотонный доклад оперативной обстановки в городе.
Двигатель, прогревшись, сбросил обороты. Хорошо, рейд сегодня «по гражданке», на «опорном» переодеваться не придётся. Пару часиков покатаюсь, и домой. Я закурил, и, включив фары, бодро отъехал от райотдела.
«Форд» был не молодой, но резвый, и выглядел вполне прилично. Что бы пересесть на него с умирающей «девятки», пришлось занимать у немногочисленных родственников, и близких друзей. О последнем, естественно, жена не знала. Я проявил максимум терпения и такта, выслушивая её нытьё, но на прежней рухляди ездить было уже невозможно. «Девятка» за нормальные деньги «ушла» к Аслану, что торговал фруктами на вверенном мне участке. Каждый из нас был по-своему доволен.
Пробег с «севера» на «юго-запад» получился пустым. Вернулся в центр, где постоял на «прибитых» местах, но без результата. Немногочисленные граждане на остановках, не смотря на поздний час, упорно ждали более доступного, известного только им одним, транспорта. «Весна наступила, а «грачей» нет». - с горькой усмешкой подумал я и отправился в ночной павильон.
Похолодало, в воздухе кружились редкие снежинки. Я быстрым шагом преодолел расстояние до машины и, бросив в рот мятную конфету, покатил по проспекту.
Впереди на остановке замаячила хрупкая фигурка в кожаном коротком плащике с капюшоном. Разглядев не высоко поднятую руку, я сбавил скорость и перестроился в правый ряд. Девушка, лет двадцати пяти, хорошенькая и, наверняка, продрогшая, действительно пыталась поймать такси. В левой руке она держала чёрную лакированную сумку, похожую на небольшой саквояж.
Остановился не сразу: колёса заскользили по предательски блестевшему у бордюра асфальту. Подмораживает…
Пассажирская дверь распахнулась, влетевшие с улицы снежинки пахли её духами.
- Мне на левый берег…
Я назвал сумму, меньшую, чем мог бы запросить любой таксист. Надо же с чего-то сегодня начать…
Девушка захлопнула переднюю дверь. Ну и ладно. Сделала шажок в сторону, дёрнула ручку задней. Воспрянув, я поспешно повернулся. Сдвинув кнопку в углублении обшивки, снял блокировку.
Она впорхнула в салон, поставив саквояж на край сиденья, открыла его, щёлкнув изящным замком, и чуть приподнялась, что бы поправить плащ. От её лёгкого движения саквояж опрокинулся на пол, часть его содержимого высыпалась. Стесняясь собственной неловкости, девушка нервно, почти не глядя, на ощупь, стала собирать с коврика вещи и раскатившиеся предметы. Что бы не смущать её я отвернулся. Закончив, она протянула мне две купюры. Я осторожно взял одну из её холодной руки, чуть помедлив, положил в нагрудный карман куртки. Девушка бросила на меня быстрый взгляд из-под длинных ресниц, мокрых от растаявшего снега, и передвинулась по сиденью в глубь салона. Красивое бледное лицо с тонкими чертами, тёмные густые волосы и… безысходность в больших, серо-голубых, глазах, от которой сжалось сердце. Саквояж она положила на колени и прижала к себе, как любимого кота. На протяжении всего пути никто из нас не проронил ни слова.
Девушку я довёз до самого дома, мало обращая внимание на жуткие ямы и обилие беспорядочно припаркованных во дворе машин. Сказав, «спасибо», она юркнула в настежь распахнутую дверь одного из подъездов серой девятиэтажки. Почему-то, захотелось убедиться, что с незнакомкой всё будет в порядке. Мне не понравилась темнота на лестничной площадке, да и лифт, наверняка, не работал. Погасив фары, я вышел из машины и закурил. Через некоторое время, в одном из окон на пятом этаже вспыхнул свет.
Тем временем метель набирала силу. Снежинки, уже не редкие и невесомые, стали тяжёлыми и колючими. Холодный ветер гнал их по пустынным улицам и бросал в одиноких прохожих.
У павильона с зарешеченной дверью, на жёлтых квадратах света, видимо давно и безнадёжно, «голосовали» четыре, не по погоде одетых, студента. Спрятав ладони в рукавах, каждый прижимал к себе по две бутылки пива. Я остановился. Не веря удаче, ребята кинулась к машине, распахнули сразу две двери.
- Нам до «Дворца Кирова». Сколько?
- Да ладно, мне по пути, - я поёжился от холодного ветра захлестнувшего салон, - залезайте быстрее.
Парень, что сел рядом со мной, распихал бутылки по карманам и почти сразу заснул. Трое остальных, стуча зубами, пили ледяное пиво и оживлённо общались, стараясь перекричать музыку. Когда на «волне» зазвучали аккорды известной песни группы «Кино», они попросили прибавить громкость. Слова, которые я слышал много раз, сейчас, в слепящем снежном хаосе, пробирали до глубины души. Человека нет, а песни его живут…
На остановке возле «ДК» студенты с трудом растолкали спящего товарища. Пока двое помогали выбраться ему из машины, третий, светловолосый и широкоплечий, положил на консоль между передними сиденьями смятый ворох бумажных денег.
- Хорош, пацаны, сказал же, что по пути. - Возмутился я, сгребая ком.
Парень удержал мою руку:
- Да не парься, мы вон его старшего брата, - он кивнул на пьяного друга, сидевшего на корточках возле машины, - в Чечню провожали… Лёха по контракту… Завтра уезжает… Ты выпей за его удачу… За то, чтоб вернулся…
- Я выпью, только денег не надо…
- Не обижай, брат, поверь, мы от души…Ты нормальный мужик…Сам служил, наверняка, и мы пойдём, когда время придёт…
Отъезжая, я услышал, как громыхнули пустые бутылки в урне, после чего нестройные голоса запели «…пожелай мне удачи в бою, пожелай мне…»
Выезжая с левого берега, я миновал перекрёсток с указателем на Ростов, и повернул в сторону дамбы. В неярком свете неоновой вывески ресторана, высокий мужчина в чёрном кашемировом пальто, обнимал за плечи, прикрывая от ветра, девушку в норковой шубке. Взяв спутницу за руку, он сделал шаг на проезжую часть, и привычным жестом буквально приказал остановиться. Приоткрыв дверь, сказал, куда надо ехать и сам назвал цену. На вид мужчине было лет сорок пять. Волевой подбородок, умные проницательные глаза, едва заметная седина на висках. После того как я кивнул, он помог девушке забраться в машину и сам сел рядом, подобрав полы пальто. Девушка казалась совсем юной. Всю дорогу мужчина в пол голоса, что-то рассказывал, она, прижимаясь к нему, внимательно слушала. Иногда, как серебряный колокольчик, звучал её не громкий смех. Сейчас я являлся невольным свидетелем, какой - то тайной, никому не известной стороны жизни этих людей. И ещё мне показалось, что они любят друг друга.
Загадочную пару я высадил около гостиницы. Ночь для них, видимо, только начиналась. А вот мне было уже пора.
Закурив, быстро посмотрел по сторонам и развернулся через две сплошных. Машину ощутимо занесло. Я надавил на педаль газа, выровнял траекторию. Завершив манёвр, помчал по улице, горя желанием поскорее покинуть центр и выскочить на окружную.
На углу у перехода, возле скверика с заснеженными деревьями, стоял, подняв руку, худощавый мужчина. Ветер срывал искры с кончика папиросы, зажатой им в зубах. Я подумал, что если по пути, можно и подбросить. Выглядел он лет на сорок, хотя, мог быть и старше, равно, как и моложе. Стоя, у открытой двери, он держал руки в карманах и, перемещая языком папиросу во рту, пояснил, что ему надо на «север» и назвал адрес известного ночного клуба. Это было не совсем по пути, но не далеко. Немного подумав, я всё же согласился.
Новый попутчик выплюнул папиросу и откинулся на спинку переднего сиденья, на коротко стриженой голове, над левым ухом, я заметил глубокий длинный шрам. В этот момент распахнулась задняя дверь, и в машину протиснулся, дыхнув на меня алкоголем, круглолицый здоровяк помоложе, тоже коротко стриженый, в чёрной кожаной куртке. Следом за ним на сиденье взгромоздился второй, менее крепкий и, как мне показалось, более пьяный друг.
- Чё, Колян, едем, да? Вижу, ты уже договорился, - на распев протянул первый. Усаживаясь, он правой рукой ухватился за подголовник моего сиденья и он, хрустнув, отклонился назад. Я поправил подголовник и посмотрел на сидевшего справа:
- А это кто?
- Да ты не бзди, это кореша мои… сразу не сказал, - в пол оборота просипел он, и закашлялся - давай, трогай… «Во, блин, угораздило!», - подумал я, набирая скорость. Прокашлявшись и сплюнув на пол, старший протянул мне деньги. На пальцах мелькнули синие наколки. Здоровяк потянулся с заднего сиденья и сграбастал руку товарища:
- А чё, так до хрена ты ему даёшь? Тут ехать всего ничего, он и так довезёт, по пути, небось… - Он опять ухватился за подголовник, пытаясь заглянуть мне в лицо.
- Ну да, он шкипер понятливый и не жадный, - поддакнул третий пассажир с серым невыразительным лицом. Прикуривая от спички сигарету, он пьяно толкнул соседа в бок:
- Забери, Сыч, и так половину лоховских денег просадили… Ещё в клуб прёмся… Последнее там оставим… А назад как?
- Да нет, мужики, так не пойдёт. Бензин нынче дорогой… - Сквозь зубы процедил я, проходя на хорошей скорости очередной поворот.
- Не дороже здоровья, верно, Крым? – Мордастый гоготнул и обернулся к сидевшему рядом. Он тоже было заржал, но закашлялся, поперхнувшись сигаретным дымом. Сыч отпустил руку Коляна, и несколько раз сильно хлопнул друга по спине, от чего сигарета выпала у того изо рта. Продолжая кашлять, он затоптал её на коврике ногой. Колян молча убрал руку с деньгами в карман.
- Ну, ладно, чуть прокатились, и хватит… - Сказал я, как можно спокойнее, сбрасывая скорость.
- Ты чё, парень, совсем страха не ведаешь? Если посадил, то едешь… Едешь и молчишь, понял, да? – Это был опять Сыч. Он заворочался на сиденье и положил свою клешню мне на правую руку. На толстом пальце блеснула, до неприличия большая, золотая печатка.
- Я всё понял, сейчас будем выходить. – Я включил правый «поворотник».
- Да ни хрена ты не понял, - он убрал руку и зашуршал одеждой, - а вот так, понимаешь? – В висок ткнулся тяжёлый металл. – Точно ни чего не боишься?
Шёл девяносто шестой год. Газовое оружие встречалось в нашем городе не часто, да и «братки» эту хрень не уважали… Я слегка повернул голову, скосив глаза. «ПМ»… Видимо натуральный… Стрелять конечно не будет. Хочет покуражиться, быдло…
- Ничего не боится только дурак, - адреналин волнами пошёл в мою кровь, - хотите ехать… Сейчас поедем…
Я резко надавил на педаль газа. Машина понеслась по улице, оставляя на влажном снегу змеиный след.
- Вот это уже лучше. Ну, и кого ты высаживать собрался, шкипер фуфлыжный? – не унимался Сыч, продолжая удерживать пистолет у моей головы.
- Убери ствол, он и так едет… – Бросил через левое плечо Колян.
- Ну так я помогаю… А будет колбасить, могу и шмальнуть ненароком… - Сыч, заворочавшись, поудобней устроился за моей спиной. Его сосед довольно хмыкнул. Колян промолчал.
Да, такие «морды» по контракту в Чечню не ездят. И «срочную» не служат… Даже на нарах, сука не валялся, так, около, потёрся…
Я взлетел на виадук, завалив стрелку спидометра за восемьдесят. На спуске с моста нас почти вынесло на трамвайные рельсы, но я удержал машину, снова нажав на газ. Улица прямая, до следующего поворота далеко. Ещё прибавим…
- Эй, братан, ты чё так летишь? Мы не спешим, вроде… - Подал голос Крым.
- Я тоже не спешил, а потом вдруг страх потерял… - Адреналин почти заместил мою кровь… Светофоры пульсировали в свободном режиме. Я перебросил рычаг на пятую передачу.
- Ты охренел совсем, что ли? – Взревел над ухом Сыч и попытался ухватить меня левой рукой за волосы, переместив пистолет в область шеи.
- Смелый, ну так стреляй, только на скорость посмотри… Умрём быстро, причём все сразу… - Меня колотило. Адреналин накрыл с головой…
- Ты до самого клуба так гнать собираешься? – включился, в наш «базар» Колян, обращаясь ко мне.
- Как получится…
- Сыч, убери ствол, почудил и хватит… - Старший повысил голос, оборачиваясь назад.
- Да хрен там… - Крепыш не унимался. - Слышь, ты чё, пьяный что ли? - продолжал он тыкать мене в шею холодный металл.
- А вы, типа трезвые? – двумя руками ухватившись за руль, я впился взглядом в дорогу. С трудом удерживая машину, левыми колёсами угодил в выбоину, от чего нас швырнуло к бордюру и понесло почти боком по заснеженной дороге.
- Сыч, блин, да убери ты на хрен ствол…Он же больной, реально нас угробит… - Заорал Крым, ухватившись за руку друга, и пытаясь отвести пистолет от моей шеи. Справа от меня мелькнула жилистая рука, пальцы Сыча хрустнули на рукоятке… Я почти не обращал внимания на их борьбу.
Боковое движение, на пустынной в этот час дороге, погасило скорость. Я вывернул руль и снова утопил педаль. Разогнавшись, понял, что в поворот, обозначенный мне впереди светофором, я не вписываюсь…
Меня понесло влево, за разделительную полосу, на встречную… Припаркованный у обочины, без габаритных огней, стоял здоровенный чёрный джип. Заметил я его, когда оказался почти рядом… Задний бампер проскрежетал по металлу, джип ощутимо качнуло, взвыла сработавшая сигналка. «Форд», пройдя по касательной, отскочил и начал разворачиваться. Пропахав беззубой резиной, снег у края дороги, сделал полный круг и продолжил движение по встречной полосе. Ослепив фарами, и приняв в сторону, мимо с воем пронеслась машина…
На залитой светом площадке перед клубом, не смотря на глубокую ночь, толпился народ. Зацепив полосатый бордюр, я влетел на парковку, и от души надавил на тормоз. Разбрасывая мокрый снег заблокированными колёсами, машина пересекла свободное пространство и почти уткнулась в ступеньки. Все, кто был в непосредственной близости, отскочили в стороны. Послышался женский визг и нецензурная брань. Стоявшим у входа в клуб, шоу понравилось больше: сверху донеслись одобрительные возгласы. Охранник в чёрной униформе не отреагировал вообще…
Сыч выскочил из машины первым и ухватился за ручку моей двери. Стволом он уже не размахивал, но его намерения в отношении меня были понятны. Следом выкатился протрезвевший к этому времени Крым, за ним вышел Колян. Я начал разворачиваться на сиденье, с тем чтобы сразу зарядить здоровому Сычу ногами в живот и, выиграв время, вытащить из под водительского коврика монтировку…
- Сыч, уймись! – рявкнул на него Колян. От неожиданности его друг замер у приоткрытой им водительской двери.
- Да ты чё, Сухой, это же оборзевший шкипер! – заорал, вытаращив глаза Крым.
Народ у входа с интересом наблюдал за происходящим.
- Всё, блин! Базар окончен. – Тоном, не допускающим возражений, закрыл тему Колян. - Хлебала завалите оба, и ждите меня в клубе. - Облокотившись на автомобиль, он закурил папиросу.
- Я тебя запомнил, браток… - Процедил сквозь зубы Сыч и, с силой толкнув водительскую дверь, начал подниматься по ступенькам. Крым, обходя машину, пнул ногой и без того, видимо разбитый, задний бампер и последовал за другом. Я достал сигарету, прикуривая, отвернулся, что бы не было видно, как дрожат руки.
- А ты кто, вообще, по жизни? – Перекатывая во рту папиросу, поинтересовался Колян.
- А ты? - Со злостью задал я встречный вопрос. - Сам вроде с понятиями, а вот друзья у тебя…
- Я? – Он криво ухмыльнулся: - Коля Сухой… Не слыхал?
- Да хоть мокрый…
- Это уже было. Мочить - мочили, только не замочили, так «Сухим» и остался… На вот, возьми, - он положил на сиденье смятые купюры, - если понадоблюсь, в «Русской тройке» меня спросишь.
- Не понадобишься.
- А ты не зарекайся…
Сухой сплюнул сквозь редкие зубы и захлопнул дверь.
В павильоне, на соседней улице, я купил две упаковки замороженных сосисок, сладкий томатный кетчуп и бутылку крепкого пива. Выпив из горлышка живительный напиток, аккуратно опустил тару в железную урну и, вытерев тыльной стороной ладони губы, направился к машине.
С разгона, перескочив через накатанную перед домом колею, я заехал во двор, уткнувшись бампером в сугроб. Приподняв, с трудом закрыл просевшие сырые створки деревянных ворот и защёлкнул в петлях навесной замок. Метель прекратилась, ветер стих. Завтра всё растает… Видимо, это был последний аккорд февраля.
Вода в кастрюле уже кипела, когда по коридору прошлёпали маленькие босые ножки, и скрипнула кухонная дверь.
- Дашка, ты чего не спишь?
- Я спала… А потом услышала, как ты приехал…
- Разве я шумел?
- Не, не шумел. Я просто услышала…
Дочка, путаясь в длинной, накрахмаленной ночнушке, забралась с ногами на свой любимый стул.
- Сейчас, малыш, погоди минуту, и всё будет готово…
- Па, а это ужин, или завтрак?
- Для завтрака, пожалуй, рановато… А тебе как больше нравится?
Дочь, положив локти на стол и, подперев руками сонную мордашку, пожала худыми плечиками.
- Пусть это будет наш поздний ужин… Только никому не говори, хорошо?
Согласившись, она кивнула и придвинула к себе тарелку.
31 Марта 2010г.