Другого такого дома в селе нет.
"Ну чего ты опять свои цветочки посажала, да смеются над тобой - на виду у всех по¬ливает, порхает над ними. Хоть бы в город везла - смысл какой был. Смотри что у Хазират - лук, фасоль, чеснок, а меньше твоего копошится. Если такая ты у нас бабочка - уголочек невидимый отведи и замирай над ним, когда не видят тебя.
То, что красиво - не бывает смешным, запомни ты это и не бормочи.
И Ахмат твой хорош, чего молчит, посадил тебя на голову. Да все так говорят. Придумала она и как додумалась то - под окнами у них ель и ива.
Через три года твоя бесполезная ель всё окно прикроет, а ива, откуда ты ее то выкопала.
Если такие вы уж особенные у нас, посадили бы калину, она же красивее, живее ни на что не похожей ивы твоей. Нет, ты по пяти балкарским ущельям пройди и увидь таких два дерева рядом и огород такой увидь - ругала соседка, а Марзият только улыбалась. А первого сентября все дети с улицы шли к ней и она выходила с ножницами, срезала, перекладывала цветы - откинув голову смотрела и той же тихой улыбкой протягивала букеты. А цветы оставались и после ее даров и алели до поздней осени...
Выросла ель - длинно тянулась она, прикрывая не только окно. Близко прижатая к ней жила и ива. И с годами это соедиНекие становилось все более значительным, уместным и ярким.
Два таких разных существ жили в согласии. Один обреченный на неизменность, одноцветность- лишенЕнный осени, но не ведающий и весны, а за долю такую, одаренный веком долгим и пространством в небе.
Другая - в разных одеяниях, в разной печали и улыбке, всегда прикрывающая свой стан и корни свои.
Слезы тихие, растерянность и бунт, покой и прохлада - как много жизни плескалось в этом облаке, в этой ивушке.
Как много счастья несли они - Ахмат и Марзият, и как оно пахло, это счастье, какую имело силу это счастье. Казалось, что упади скала, когда они смотрят друг на друга и не задела бы их она. Замерла бы падающая скала, увидев их улыбку.
- Аппa, я виноград принесла. Как я тогда испугался - не узнал я ее. Не может, не должно, нет – она без волны тепла и аромата незнакомых цветов, нет.
- Aппa, я так давно к вам иду.
Нет, Марзият, не хочу слышать этот голос, оборванный, нет же, аппа, давно к вам иду, вы наверное уже сердитесь на меня, но беда у меня...
Что же случилось, я ведь знал - и па¬дающая скала отвернулась бы и не задела тебя, я же знал- ты пришла в наше село, чтобы показать всем какого ри¬сунка и запаха бывает счастье людское, что же случилось?
- Садись, Марзият, что же так долго идешь, - я уже видел
тусклую горестность губ, жар в глазах, опущенное прозрачное
лицо. - Пришла не она, беда пришла.
- Вы не сердитесь на меня, нельзя вас тревожить, но только
вы меня услышите и нужное слово скажете, беда у меня.
Я слушать не хотел, слушал:
- Заболела я - что, где болит, сказать не умела, но двигаться не могла, сла-бость, жажда. Видеть ни кого не могла - мужа, детей. Долго так тянулось, ослабла совсем. А однажды заснула. И слышу близкий, хороший голос - сейчас же встань и выкопай все, что зарыто под елью и ивушкой твоей. Я встаю, выхожу, ночь светлая, лунная и начинаю копать. В яви, голос указывает, хороший, забытый чей-то голос говорить в каком месте копать мне.
Под ивушкой - банка с лягушкой, старый замок с рваной цепью, большой лист в каких-то знаках. Под елью волосы мои с тремя пауками и рукав любимой кофточки в синих ромашках .
Аппa, если бы узнать какое лицо и дом какой у человека, который все это собирал и закапывал под моим окном, я бы спра¬вилась. Узнать, что он от меня хочет и в чем мою вину видит -я бы выдержала.
В испытаниях, посланных небом есть тайная прав¬да , то что от Аллаха - предупреждение, наказание, неотвра¬тимость, что угодно, но есть своя правда. А тут человек, где-то рядом живет - на всех смотрю и не вижу никакого знака и тени никакой, но только увидеть бы, какое у него лицо и узнать, чем я ему мешаю.
Все думаю - там под нашим деревом погребен был рукав от старой и любимой кофточки. Не смогла ее выбросить - много солнца, хороших и быстрых дней несла я в ней и как разорвать на тряпки. Пусть лежит,- сказала я себе. И когда буду старой и забуду свое время, поднимусь в слабый день на чердак. Просто , чтобы посмотреть, что там делается. И увижу узел. Развяжу, а там с распашонками Асият, полосатой ру¬башкой Ахмата и моя кофточка, с мелкими, яркими ромашками. И заплачу от счастья, которое было. Я забыла, а эти не тускнеющие цветочки помнят. И не будет пыльного сумрачного чердака, моего неумного, бессильного тела - смешно, но я когда гладила кофточку, складывала узел и поднимала его на чердак, думала об этом - молодая, молодая... И так его положила, чтобы та ста¬руха, близорукая и слабая, которой буду я, когда придет чем-то позванная сюда, сразу бы увидела этот узелок. А кто-то подглядел и этот час… Это меня так удивило-больше всего, что потом начало открываться
Эта кофточка была нужна этому человеку.
Когда и как он поднялся на чердак? Заворачивал ромашки во что-то липкое - ему мало было будущей моей жизни, мало было все радости возможные сдуть – надо было и те, что уже случились – уничтожить. И ведь все удалось. А за что? Это же больше злобы, ненависти и как жить с этим, что делать мне, аппа?
«Вот оно что. Падающая скала рассыпалась бы в небе, чтобы не упасть на нее, а человек пошел кружить.
- Марзият, кто-то сильно потрудился, дней и ночей не спал,
чтобы ты пошатнулась, вот так. Страшный человек. Прошу тебя,
выплесни все это как воду, в которой ты посуду моешь. Не надо в нее вглядываться. И ни кого искать не надо.
Ты же умница, ты же сильная, красивая наша - скажи себе - ничего не было. Ни цепей, ни банки.
Скажи себе и тому чудовищу, тому калеке -жила и жить буду и ничего в моем доме не изменится. Родная, только не маши, не маши головкой.
-Пойду я, аппа. Огорчила я вас, простите, мне уже ни кто
не поможет.
Если бы можно было сказать, что со мной происходить, вы поняли, что мне не помочь. Не сердитесь на меня, но пойду я. Винограда поешьте, я его на стульчик положила
Не то я говорил, да что скажешь, когда беда и ты бесси¬лен.
Значит, живет в нашем селе ведьма и колдовать уметь.
Никто их не придумывал - они есть. То, чего нет можно и придумать и не так это трудно. Но придумать на день, а они веками живут.
Ведь она там темной ночью, закапывала не банки и железо, зака¬пывала свой яд, свою злобу. И всю необычную мутную силу со¬бирала и вкладывала в землю, и проросло оно, опутало, впилось. Стояла на коленях и что то шептала, шептала.
Все рассчитала - у таких ведь не только злоба жалкая, это не змея, которая ужалить не может, и не змея с жалом. Здесь мощь, ум, энергия особые.
Падающая скала ожила бы и не задела ее, такую жизнь и радость несла Марзият, а человек не вздрогнул... Говорят, она стала другой, пугается голосов, а еще больше тишины, не выходит из дома.