Я знаю, как только свет от свечи потеряет свою жизнь, умру и я,
ведь невозможно будет пережить мне в темноте ужас того, что окру-
жает меня в моей монастырской келье. Колеблющееся пламя уродли-
во искажает черты и формы того, на что я не могу без содрогания смот-
реть. Воск свечи неумолимо тает, и я боюсь, что могу не успеть допи-
сать до конца свою исповедальную записку моим братьям монахам.
Пальцы мои дрожат от напряжения и возбуждения, а взор пугливо
мечется то по келье, то по бумаге. Свеча неумолимо оплывает, а исто-
рия моей жизни сложна и запутанна и из-за нехватки времени, види-
мо, придётся рассказать о главном, то есть о том, что побудило меня
принять постриг. С божьей помощью начну.
Дорогие мои братья, в вашу страну цветов и монастырей меня занёс
ветер странствий и желание уберечь свою душу от страданий за совер-
шённый тяжкий грех моей юности. Но прежде чем покинуть свою роди-
ну, я предварительно изучил многие языки и обычаи тех стран, где дове-
лось бы мне быть, и, попадая туда, я уже не выделялся среди аборигенов,
а был как бы сыном их нации. Об этой слитности народа и меня говорит
даже то, что сейчас я свободно письменно изъясняюсь на языке этой
страны, где стоит на скалистом берегу моря ваш красивый монастырь.
Но, дорогие мои братья, не нужно думать, что о родине я позабыл.
Отнюдь. Там вся моя жизнь. Думы о ней навевали мучительные со-
мнения о бренности жизни, они неотступно владели моим умом на
протяжении всех лет моих странствий. На родине я загубил многие
человеческие жизни, потому что был палачом. Во время народных
потрясений и смут мой топор не высыхал от крови непокорных лю-
дей. Меня распирала гордость, что во мне нуждались властители ве-
ликие мира сего, но я был выше их. Посудите сами, братья мои, я мог
в одно мгновение, одним взмахом топора сделать так, что человечес-
кая жизнь навсегда отлетала от тела. Такое, по моим тогдашним (ко-
щунственным ныне) представлениям, мог совершать только Бог, како-
вым я считал себя, но только не в меру кровожадным. Я не сказал бы,
что эта отрицательная черта была следствием дурного воспитания.
Напротив, мой высокий интеллект поражал образованных людей, об-
щавшихся со мной, и, конечно же, не знавших, кто я по профессии. Я
свято хранил тайну, что я бог, у которого руки в крови.
Но однажды, я не могу дать точное определение тому, что это
было: то ли вещий сон, то ли пророческое видение, смутило моё спо-
койствие, низвергло моё величие в адские муки. В том необыкновен-
ном состоянии я видел себя в окружении отрубленных мной голов,
они носились вокруг меня и целовали кровавыми губами моё обна-
жённое тело. Крик ужаса почему-то не мог вырваться из моей горта-
ни, и я, необлегчённый им, онемевший, страдал всем своим нутром.
Такое состояние было лишь несколько мгновений, но оно оказало
громадное влияние на всю мою последующую жизнь. После того
события я не смог быть палачом и, по истечении какого-то времени,
тайно покинул свою родину, надеясь забыть то, что было мне нис-
послано кем-то.
Побывав на всех материках, увидев бесконечность чудес нашего
яркого мира, я никогда не мог спокойно лечь спать, не перекрестив-
шись и не вспомнив о том загадочном знамении. Дорогие мои бра-
тья, вы помните, как я пришёл к вам однажды, притворившись не-
мым, чтобы не дай Бог, рассказать вам о своей греховной мирской
жизни в ответ на ваши неутомимые расспросы. К счастью, вы пове-
рили мне, что я немой и поняли, что хочу остаться в монастыре нео-
бычным монахом. Я в тайне надеялся, что в фанатичном служении
Богу позабудутся мои страхи, придёт сладостное избавление от мук.
И вы знаете, я был непогрешимым перед вами и сложил много ум-
ных, новых молитв к Богу, которые могли бы пронзить его существо,
и в ответ он смог бы отпустить мой тяжкий грех юности. Но он про-
сто не услышал их, как и не услышите вы, ведь свеча теряет свой
последний свет, и вокруг меня в келье лежат живые, мной отрублен-
ные головы, не дожидаясь темноты тянутся кровавыми губами за моей
страшной жизнью.