В Приуралье год назад закончилась гражданская война, но вместе с "мирной" жизнью пришёл из Поволжья голод. Страшный голод 1921 года. Вместе с голодом поднялась на бунт и крестьянская масса, которая только вчера сражалась за Советскую власть, а сегодня была готова эту власть уничтожить на корню. Как не парадоксально, но самыми активными участниками антикоммунистического мятежа оказались "вчерашние" бойцы знаменитой 25-й чапаевской дивизии. Уральские казаки не поддались на уговоры мятежников, а организовали в своих посёлках отряды самообороны для вооруженного отпора бандитским группировкам, которых "расплодилось" очень много. Вновь кровь полилась рекой. Среди бандитов были и крестьяне, и белоказаки, и киргизы. Одним словом, разный сброд, решивший поживиться за чужой счет. Если в начале мятежа они выступали за Советскую власть без коммунистов, то потом идейные убеждения уступили место банальному грабежу и насилию. Как правило, налёты на посёлки производились ночью. Выгребалось содержимое амбаров и базов, а хозяина, оказавшего сопротивление уничтожали на месте. Такая же участь была уготована и всей его семье. Потому то, сражения за посёлки происходили не на жизнь, а на смерть. Знали казаки, если банда прорвётся в посёлок, то перебьёт всех от мала до велика. Опыт в этом вопросе у бывших чапаевцев был большой. Уральские посёлки "помнили", как двумя годами ранее, "с огнём и мечом", через них проходили красные бойцы дивизии Чапаева. А теперь Советская власть просила казаков о помощи, обещая взамен простить им участие в борьбе против неё. Вынужденно случилось, что злейшие враги стали вдруг союзниками. Казаки говорили: "Своя рубашка ближе к телу, потому и вынуждены помогать Советской власти, чтобы одолеть общего врага". Пока мужчины воевали меж собою, их жены и дети сидели, попрятавшись по домам и голодали.
Аграфена проснулась ранним утром. От голода в её животе творилось невообразимое. Рядом с ней в кровати посапывали дети. Сын и дочь были погодками, рождёнными до германской войны. Они мало видели своего отца, казачьего урядника. Иов, как ушёл в августе 1914 года из дома, так обратно заявился только после октябрьского переворота. Прошёл германскую войну без единой царапины, а весной следующего года повёз зерно молоть на мельницу и пропал без вести по дороге. Исчез бесследно со всей повозкой, в которую был запряжен огромный двугорбый верблюд. Этот степной исполин ни за чтобы не подпустил к себе чужака. Поэтому Феня подозревала, что к исчезновению мужа причастен их работник - киргиз Ибрашка. Он один из работников - киргизов умел обращаться со своенравным верблюдом, поэтому Иов взял его с собой. Ибрашка тоже пропал, но потом казаки видели его в ауле на Бухарской стороне. Они доложили своему поселковому атаману и тот поехал к баю на "разговор". Бай угостил атамана, но Ибрашку не выдал. Сказал, что казаки обознались, приняли за Ибрашку его родного брата. Когда того привели, атаман и сам засомневался. Киргизы были все на одно лицо. Так и осталось загадкой исчезновение урядника Иова Чебакова.
Свет ели - ели пробивался через небольшое оконце, затянутое бычьим пузырём. Стекло сейчас не раздобудешь, дорого. Вот и приходилось закрывать окна в избе чем придётся. Аграфена вышла во двор. День выдался солнечный и морозный. Всю ночь за околицей посёлка была слышна стрельба, а сейчас установилась, поистине, "мёртвая" тишина. Она выглянула за плетень, улица была пустынна. Только снег хрустел под её ногами. Вдруг из - за церкви выехал всадник на вороном коне. Феня узнала в нём Филарета Абрамичева, бывшего когда - то, закадычным товарищем её мужа. Дождалась когда всадник приблизился к её избе и тихонько спросила у него про стрельбу.
- Здорово вдовая, - поприветствовал её Филарет. - Сама то, как поживаешь Феня?
- Грех жаловаться Филя, живём как все люди, - ответила Аграфена.
- Ночью банда нападала. Двоих мы положили, а третьего подстрелили, да видно не наповал. Раненого бандита, наверно, свои же, восвояси и утащили.
- Хотела на ильмень (озеро) сходить, щук поудить. Не страшно?
- Иди без опаски. Теперь банда долго к нам не сунется. Ну, прощай вдова.
- И тебе не хворать, Филя.
Филарет Абрамичев был старшим в поселковой самообороне. Ему довелось повоевать на германской, потом сражался с красными и отступал с боями до самого Гурьева. Но в поход на Форт - Александровский он не пошёл. Сдался в плен со своим взводом и был отправлен по этапу в Уральск. Ему повезло, что конвоирами были ивановские ткачи. Кого из пленных казаков сопровождали хохлы, никто до Уральска не дошёл. Конвоиры и так, убивали пленных за малейшее неповиновение, а хохлы любили, ещё, намеренно поиздеваться. Всех выживших, вскоре, отправили на польский фронт, искупать вину. Потом Филарет отвёл душу в Гуляй - поле, где "гонялся" за бандами батьки Махно. Дослужился до сотенного командира и был отпущен домой по причине тяжкого ранения. Поэтому к его словам прислушивались многие в посёлке.
Небольшой ильмень лежал в двух верстах от посёлка, но дорога к нему проходила через заросли тала, в которых часто прятались банды. Люди давно не ходили сюда, а ведь, ильмень был богат "черной" рыбой. Особенно много в нём было щуки. Раньше её уральские казаки не ели, потому и не ловили. Однако в последнее время щука прочно вошла в продовольственный рацион уральских казаков, наряду с сомами, которых тоже раньше брезговали есть. Считался сом "поганым", за то что питается лягушками и всякой падалью. Так, французы те сами лягушек едят и в Россию начали присылать консервы из них, в качестве помощи голодающим людям. Накануне Аграфена видела в местном доме для сирот жестяные банки с огромной зелёной лягушкой на крышке. Были в посёлке семьи староверов - кержаков, которые готовы были умереть с голода, чем съесть кусочек сома или щуки. Основная же масса уральских казаков от былой такой брезгливости отказалась. Ни те ноне времена, чтобы отказываться от сытой пищи. В ильмене сомов не было. Сомы водились в Урале, но туда ходить тоже, пока, никто не решался. Казалось бы, чего голодать народу когда река с рыбой под боком. Только добираться до неё опасно. В любой момент из тальника могли выскочить бандиты и лишить жизни ни за что. Гражданская война всё ещё продолжалась и конца её не было видно. Вот и приходилось уральцам выбирать между "быстрой" смертью и голодным сосуществованием, которое тоже часто заканчивалось смертью.
Аграфена поставила две жерлицы и через час успела поймать шесть щук, которые жадно хватали белую кугу, привязанную на самодельный крючок вместо наживки. Большее количество женщина не смогла бы унести в руках. Каждая щука весила около четверти пуда и Аграфене пришлось соорудить из тала куканы, которые она зацепила за примитивное коромысло на шеи. Таким способом женщины - казачки, обычно, носят воду из под урального яра. Ноги сами несли её домой и она не чувствовала тяжести на своих плечах. Подгоняемая холодом и голодом, она почти бежала.
- Эй, Чебачиха! - окликнул Аграфену звонкий голос. - Здорово шабра (соседка), ты чаво же не заходишь, аль моя компания тебе не по нутру?
У плетня стояла соседка Василиса Воронова, которую "за глаза" называли Каржиха и широко улыбалась. Казачка стала вдовой, ещё, в самом начале германской войны и постепенно пристрастилась к "крепкой" выпивке. Пила сама и дочку спаивала. Одно время Аграфена тоже наладилась ходить к ней на "посиделки", но быстро одумалась и стала обходить соседскую избу "за версту". Давно она не встречалась с Каржихой.
- Здорово шабра, - ответила сухо Феня, - дома дети хворые. Не досуг мне шастать по шабрам. Хошь, возьми шуртана (щуку), а мне идти надо.
- Беда нужна эта погань, - фыркнула Каржиха. - Мы с дочкой вечор мясом запаслись, зиму перезимуем. Мне с тобою, как прежде, посовещаться нужда. Свободная минута будет, непременно зайди, разговор важный.
Обычно, разговор с Каржихой начинался с обсуждения достоинств очередного казака - фронтовика, вернувшегося домой. Любила вдовая казачка чужих мужей соблазнять, за что была не раз побита "до крови" ревнивыми женами. Как только чья - нибудь жена "повыдёргивает космы" Каржихе, та бежит к Аграфене за советом. В последние годы, вроде бы, остепенилась вдова и её просьба о "важным" разговоре заставила Феню на минуту задуматься.
- Зайду шабра. Вот, только детей выхожу и непременно зайду, - пообещала Аграфена и поспешила домой, где её дожидались голодные и больные дети.
Феня приноровилась чистить щуку, предварительно обдав её кипятком. Слизь с чешуи смывалась, и та сползала со шкуры от малейшего прикосновения ножа. Очистив две рыбины, Феня отделила от них головы и хвосты, а тушки уложила целиком в чугунок и поставила в русскую печь "томится" до утра. В щуке кости мелкие и после томления в печи их можно съедать, не выбирая из рыбы. А из щучьих голов (варок) и хвостов получалась отменная уха (щерба), которая очень полезна для больного детского организма.
Через три дня дети оклемались и Феня решила навестить соседку. Каржиха была уже "на веселе" и долго не могла вспомнить для какого разговора позвала Феню. Вдруг, её осенило и она стала просить Феню помочь им с дочкой переехать в город.
- Как же я тебе помогу шабра? - недоумевая, спросила Аграфена.
- Тебе с Филаретом Абрамичевым надо поговорить. Он на тебя вона как смотрит. Я давеча наблюдала за вами. Он тебе не откажет.
- О чём мне с ним говорить? Объясни толком.
- Филарет ноне начальник. У него и печать есть. Пусть выправит мне справку. Хочу сменить фамилию и в город перебраться. Не хочу я там тоже, быть Каржихой.
- Ты, что же снова Зайкиной стать хочешь?
- Беда нужна, Зайчихой умереть. Помнишь, меня из отступа красный фельдшер привёз. Он меня замуж звал, да не успел жениться, как его на польский фронт отправили. Он там и сгинул, а дом в Уральске под "фатеру" сдал, чужим людям. Хочу Золотниковой стать, да в его избу на правах хозяйки въехать. Он же, мне её много раз сулил. Да видно, не судьба нам вместе было жить. Помоги шабра, хоть, я поживу по - людски. Дочка, опять же, замуж за "градского" выйдет, свет увидит. Скажи Фильке, что успел фельдшер на мне законно жениться, а бумажку со штабной печатью с собою на фронт увёз. Вместе с ней и пропал. Поверит тебе Филька, а я в долгу не останусь.
Через неделю Филарет Абрамичев, польщенный полезностью своего положения, выдал гражданке Вороновой Василисе документ с печатью, в котором говорилось, что она, годом ранее, вступила в законный брак с фельдшером кавалерийской части Максимом Золотниковым и приняла его фамилию, о чем есть письменное подтверждение свидетеля гражданки Чебаковой Аграфены. На радостях Василиса кинулась обнимать Аграфену, а та тоже была счастлива, что помогла соседке в её стремлении начать новую жизнь. И расставание соседок закончилось бы со счастливым концом, если бы не случайный визит Аграфены, который перевернул их отношения с ног на голову, а последующую жизнь вдовы сделал сущим кошмаром.
На Благовещение Аграфена накинула на голову кашемировый платок и отправилась проведать свою соседку Каржиху. По старому стилю месяц март ещё не закончился, а снег давно сошёл и земля на улице, уже, начала просыхать. Прыгая по сухим кочкам, Аграфена в миг очутилась возле избы Василисы. Ей бы постучать в оконце, да ждать приглашения от хозяев, а она без стука, сразу шмыгнула в дверь и обмерла. За столом сидели мать с дочерью и уплетали за обе щеки вареное мясо. Богохульницы в Великий пост ели мясо. Аграфена перекрестилась и хотела уйти, но Василиса её остановила.
- Здорово шабра. Заходи гостей будешь...
- И вам не хворать. Я на минутку шабра. За солью.
- Садись за стол, поешь мяса. Бог простит, голодная ведь...
- Грех то, большой шабра, разве его замолишь? Возьму соли и пойду.
- Бери. Соль на столе...
Аграфена подошла вплотную к столу и потянулась за солью. Вдруг ей стало дурно и она, как подкошенная, повалилась на пол. Хозяйка засуетилась над гостей, приводя её в чувства, а дочка ей и говорит:
- Маманя брось ты эту припадочную. Она запястье в миске увидала, вот и лишилась чувства. Рона человечины никогда не едала. Куда вкуснее собак и кошек, будет.
Дочка Василисы была права, меньше года назад они вместе начинали есть с голодухи бродячих собак и приблудных кошек, а когда обе Каржихи рискнули попробовать ещё и человечины, шабра Феня, уже, перестала к ним ходить. С тех пор, мать с дочерью жили замкнуто, а в посёлке начали ходить слухи об их колдовских занятиях. Времена были смутные, на религию начались гонения, и в уральских посёлках появились свои ведьмы, ворожейки и колдуньи. Новая власть их не трогала, а соседи опасались и обходили стороной. Когда начался большой голод и стали пропадать люди, то случаи каннибализма часто маскировали под различные проделки ведьм и колдуний. Пускался слух, что человек исчез под воздействием колдовских чар ворожейки, а кто станет его искать, последует туда же. Страх и невежество мешали людям установить истину.
- Шабра, что это было, - спросила Феня когда очнулась. - Мне показалось, будто бы кисть человечьей руки без пальцев в тазу лежала?
- Ты не ошиблась тётя Феня. Как раз руку доедаем. Съедим и в город поедем, - заявила с гордостью Матрёна, дочка Каржихи.
- Чаво несёшь, дура! - прикрикнула на неё мать. - Не слушай её шабра. Зимой раненого бандита - киргизина домой притащили, а он возьми, да подохни. Жалко, не пропадать же, добру. Мы мясо в бочку засолили, а потом ели с голодухи всю зиму.
Феня так испугалась, что не могла проронить ни слова. У неё под боком творились такие дела, а она и не ведала. Соседки - людоедки. В кошмарном сне такое никогда не снилось. В голове стучала одна мысль, как бы поскорее от соседей выбраться. Дома дети одни сидят, если Василиса с дочкой решатся её убить, они и детей её в живых не оставят. Феня захотела встать на ноги, которые вдруг сделались будто бы ватными и не хотели слушаться свою хозяйку. От бессилия закружилась голова и Феню начало тошнить, а потом открылась сильная рвота.
- Эй шабра, что с тобой! Пошли скоро на воздух, а то помрёшь в избе, куда мы тебя денем. Нам скоро в город ехать. Вот, зараза! Мотя, хватай её за ноги. Потащили наружу. Пусть на вулице помират. Нам забот меньше.
Сильные руки обеих Каржих в миг выволокли на улицу обмякшее тело Аграфены, и оставили её приходить в чувства под чужим плетнём. Долго пролежала казачка на холодной земле и застудила себе лёгкие. Лекарств не было, лечилась травами и болезнь никак не хотела отступать. Кое как "забила" Аграфена воспаление лёгких, не дав перерасти болезни в туберкулёз. Сама выздоровела, а вот сына не уберегла, заболел мальчик чахоткой. Соседки - людоедки уехали в город и она стала забывать про них. Однако, через несколько лет судьба вновь свела её с Каржихами на улице города.
Однажды Аграфена Чебакова привезла сына на приём к врачу - фтизиатору, который лечил его от туберкулёза. Оставив сына в больнице дожидаться доктора, Феня пошла на базар приглядеть себе обувку на зиму. У базарных ворот вдруг услышала звонкий и очень знакомый голос:
- Пирожки, пирожки горячие. С мясом и капустой...
- Почём пирожки, девонька? - спросила Феня торговку и когда та обернулась, то признала в ней Матрёну, дочку Каржихи.
- Мотя, какими судьбами? - только и смогла выдавить из себя женщина.
- Здорово тётя Феня. Мы с маманей теперь торгуем. НЭП. Она же, Максима из плена дождалась. Без ног правда, но живой вернулся, фельдшер наш.
- А ты, как же?
- А что я. Замуж вышла за "градского". Хороший человек. Да вон он службу несёт.
У базарных ворот прохаживался высокий молодой милиционер в белой гимнастерке. Он следил за порядком и часто покрикивал на возниц, везущих на базар сено. Завидев жену, разговаривающую с незнакомой женщиной, направился быстрым шагом в их сторону.
- Гражданка, предъявите документ! - потребовал сурово милиционер у Аграфены.
- Ильюша погоди, что ты. Это же наша шабра из посёлка тётя Феня Чебакова, - громко завизжала Матрёна.
- Извиняюсь. - буркнул милиционер Илья и пошёл на "своё" место у ворот.
- Как живёте, Мотя? - спросила машинально Аграфена
- Я же говорю, торгуем... Пирожки с мясом, капустой! Налетай, не скупись!
- А где мясо берёте, свиней завели?
- Ты что, тётя Феня, - перешла на шепот, Мотя. - Тут, шабры со света сживут, если свиной навоз учуют. Город... Баскачка рядом... Мясо не переводится... Фельдшер с маманей только успевают разделывать... Не боись, тебя не съедим... Ха, ха, ха...
Аграфена, не дослушав страшную исповедь Матрёны, кинулась бежать со всех ног, куда глаза глядят. Подальше от городского базара, от бывшей шабры - людоедки, от мужа её, высокого милиционера. Быстрее забрать сына из больницы и уехать в свой "форфос", где можно спрятаться в родной избе, чтобы никого не видеть и не слышать...