10.
Доктор Сухоцкий поспешил в переднюю навстречу Николаю Степановичу, услыхав во дворе его сани. Тот вошёл, сбивая с ног налипший снег, отряхивая шубу.
- Эко намело!.. По обочинам сугробы выше лошади... Здравствуйте, Валентин Антонович!
- Здравствуйте, дорогой друг! Прошу, прошу! Очень рад вам. Не замёрзли?
- В санях-то у меня медвежья шкура, тепло. Но от стаканчика не откажусь! - Пан Михальский, улыбаясь, отдал шубу кухарке, только успевшей обмести его сапоги.
Вместе с доктором прошёл в гостиную. Увидав там пана Воленюка, он остановился. С лёгким поклоном сказал:
- Добрый день, Пётр Юрьевич.
- Добрый день, пан Михальский. - Тот встал от стола, поспешно пряча в карман трубку. - Мне, однако, домой пора. Благодарю за угощение, пан доктор!
- Но как же, Пётр Юрьевич? Я думал, обедать останетесь?
- Нет, право, пора.
- Оставайтесь, пожалуйста.
- Поеду, извините. Вспомнил, что нынче дома обедать обещал. До свидания, панове!
Кивнув на прощание, он вышел. Доктор отлучился проводить гостя. Вернувшись, застал Николая Степановича разглядывающим снежные узоры на окне.
- Из-за меня ведь уехал, - бросил тот, не оборачиваясь. - Не любит.
Доктор примирительно вздохнул:
- Ну так что ж? Все мы так - одни люди нам любы, другие нет... Присаживайтесь, Николай Степанович. Наливочки с дороги, а? Перед обедом?
- Благодарю, с удовольствием.
Они помедлили у окна, пока кухарка прибрала со стола, унесла крынку с двумя стаканчиками и остатки закуски. Вернувшись вместе с сынишкой, поставила свежее угощение и чистые стопочки. Ушла в крохотную столовую за дверью накрывать обед.
- Прошу, - доктор жестом пригласил гостя к столу. - Рябиновую вы не жалуете, так эта на смородине.
- А-а!.. Вкус преотменнейший, Валентин Антонович!..
- Вот и славно. Угощайтесь!.. Завтра, значит, ждёте вашу молодёжь?
- Завтра. Мария Алексеевна говорила, к вечеру должны прибыть. Я уж завтра не поеду. А в сочельник, как договорились, вместе отправимтесь пораньше. Вы не раздумали на ночлег у неё оставаться?
- Нет, отчего же? Останемся. Я слыхал, у полковницы ёлка в этом году роскошная...
- Моя лучше! - Перебил Николай Степанович, махнув рукой. - Увидите! Шатёр, не ёлка!..
- И служба у неё будет?
- Как всегда. Она ведь сама уж который год никуда не ездит. Прямо на дому и служат. А в Рождество можем все вместе в церковь поехать.
Доктор усмехнулся в усы.
- Хотите перед обществом дочкой похвастаться?..
- А вот хочу!.. Пускай полюбуются!..
- Да я не в укор вам, Николай Степанович. Что ж, пожалуй, поедемте. Мария Алексеевна и меня звала. А к вам они когда же собираются?
- Надеюсь, прямо оттуда и ко мне. Дочку-то точно увезу, а зять пускай, как хочет.
- Ну, тогда и я с вами.
- Понятное дело, вы с нами, Валентин Антонович. Своих-то саней у вас нет.
- Нет, обхожусь столько лет без своих.
- Отчего же не заведёте?
- Хлопотно. Бывают зимы и вовсе без снега. Или выпадет недели на две. А ежели к больному вызывают, так присылают и сани. Зачем мне свои?.. Вот хотел вас просить - в Вишню съездить ваши одолжите ли?
- Опять поедете?
- Непременно.
- Извольте, какой разговор.
- Благодарю, друг мой! Прошу, однако, к столу. Должно быть, подано уже.
- Спасибо, Валентин Антонович, спасибо.
***
Такого весёлого Рождества луженецкая усадьба ещё не видывала. По вечерам вплоть до Нового года стрельчатые окна сияли, старый дом был полон музыки и смеха. Пахло еловой смолой и сладостями, за столом собирались гости. Мария Алексеевна ожила и словно помолодела. Вуячичи всех засыпали подарками, привезли с собой ёлочных игрушек - ей и пану Михальскому, разных изящных вещиц и десятка два новых книг. Каждый день ездили кататься, играли в снежки, смотрели сельские гуляния да колядки. Николай Степанович еле уговорил зятя отпустить Елену хоть на одну ночь к нему. Завидев мальвы на фасаде родного дома, та расплакалась, а прямо с порога угодила в жаркие Ганнушкины объятья.
Весь вечер они проговорили с отцом при свечах у ёлки невиданной величины и пышности. Елена взялась сама развешивать новые игрушки, позвала Ганнушку помогать. Николай Степанович блаженно потягивал глинтвейн, ловил улыбку, то и дело озарявшую лицо дочери, искорки, вспыхивавшие в её глазах, глядел на её тонкие руки, скользившие в пушистых еловых лапах, будто в танце. Убаюканный щебетанием нежных девичьих голосов, он задремал в тепле, довольный и счастливый.
***
- Очень я, Андрюша, рада вашему счастью. И Елена расцвела - заглядение! Дай бог, чтоб и дальше так, душа в душу, чтобы всё у вас было ладно... - Заметив тень, пробежавшую по лицу Андрея, полковница замолкла на полуслове. Осторожно спросила: - Или не всё так уж гладко?..
Они завтракали вдвоём в непривычной тишине впервые за последние дни опустевшей комнаты, за круглым дубовым столом, покрытым вышитой скатертью. Андрей поспешно склонился к руке Марии Алексеевны, поцеловал её.
- Не волнуйтесь за меня, пожалуйста. Всё хорошо.
- А коли всё хорошо, что ж ты вздыхаешь? Я-то вижу.
- Вовсе без забот, видно, тоже нельзя, - улыбнулся он.
- Какие ж это заботы?
- Да вот, она уехала, а я остался.
- Зачем отпускал? - Мария Алексеевна искоса взглянула на него поверх края чашки.
- Как же не отпустить? К отцу ведь.
- Ты вот что, друг мой, не отшучивайся. Толком говори. С кем ещё поговоришь-то?
Андрей наклонил голову. Начал не сразу.
- Мне порою кажется, я даже мысли её читаю - такая она близкая мне и понятная... А временами словно чужая совсем. Молчит, молчит...
- Так ты её спрашивай. О чём, мол, задумалась? О чём молчишь, душенька?
- Я уж боюсь, не скучает ли она со мною. Тогда ведь беда.
- Женщине и положено скучать. Уж так заведено. Какая в женской скуке особенная беда?
- Она, Мария Алексеевна, стала такие книги читать... Знаете ли... Словом, мне от них не по себе, тревожно...
- Какие же это книги?
- Господина Гоголя сочинения. Страшные сказки... Неужто, говорю, тебя такое чтение развлекает? А она этак странно взглянет, будто за маской спрячется. И скрытность.
- Скрытность?..
- Да, я прежде не замечал за нею. А теперь замечаю, что она очень скрытная. Бывает, не скажет об чём-то сразу, а только после, много позже... Мне это не нравится.
Андрей вздохнул.
- Мне, пожалуй, тоже... Хочешь, я с нею поговорю, Андрюша?
- Нет-нет, что вы! Я не хочу, чтобы... Ну, чтоб она решила, будто я жалуюсь, что ли... Не обмолвитесь ей об этом нашем разговоре. Пожалуйста, не нужно... Лучше, Мария Алексеевна, посоветуйте мне что-нибудь.
- Ох, милый мой, что ж тут посоветуешь?.. Был бы ты её постарше, посолиднее, так мог бы и построже с нею... А вы почти одних лет... Но ты всё же муж, глава семейства. Она должна понимать. Постой, скажи мне, Елена тебя уважает, слушается?
- Да, уважает, я думаю... Но я не об том говорил, Мария Алексеевна... Как по-вашему, не слишком ли плохо, что она целыми днями дома одна?
- То есть как одна?
- Почти весь день. Видит только меня да кухарку.
- Что ж у неё, дел нет?
- По хозяйству есть дела, конечно. Но она с людьми совсем не видится. Оттого, верно, и стала читать такое.
- К вам разве никто не ходит? В гости?
- Господин Черненко приходил. Был у нас на свадьбе, помните?.. Я про то и толкую, Мария Алексеевна... Мы ведь живём весьма скромно. Молодой женщине это может быть скучно. В средствах я, в общем-то, не стеснён, вы знаете. И ежели бы Елена попросила... Но она не просит... Впрочем, сомневаюсь, что для нас лучше... Как по-вашему?..
- По-моему, Андрюша, баловать жену излишне. Не жаждет она светской дамой стать, и слава богу!.. Да и какое в Виннице светское общество? Название одно... А стоит, как всюду, недёшево. Сам-то ты разве человек светский?
- Нет! И не знаю толком, что это такое...
- Э-э!.. Светскую жизнь вести - не просто самим выходить да у себя принимать. Дом надобно на широкую ногу держать, стол для гостей, подарки, развлечения, жене наряды... В светское общество попасть дорого, а удержаться в нём и подавно.
Андрей задумчиво промолвил:
- И времени такая жизнь отнимает ещё более, чем денег...
Полковница рассмеялась.
- Ты, Андрюша, по натуре труженик. Бывает, что и барин в душе труженик. Не нужно вам с Еленой другого. Ты совета спрашивал, так вот мой совет: не смущай её подобным баловством. Не просит, говоришь? Умница!.. Просят этого пустые, ветреные особы... Или того хуже... А приличное знакомство, конечно, хорошо бы. Ну да со временем оно само собою заводится... Ты, ежели хочешь ей приятное сделать, так повези её куда-нибудь.
- Куда же?
- Да хоть в Киев. Или в Петербург. Свадебного путешествия у вас не было. Вот и поезжайте. Весною лучше, не теперь. Не дай бог, застудится в дороге. Долго ли?
- А ведь и впрямь, хорошо бы нам вместе поехать! - Андрей взял руку Марии Алексеевны, поцеловал её. - Спасибо вам! И подсказали, и вразумили, а главное, выслушали!
Она ласково поцеловала его в лоб.
- Да мне-то как приятно с тобою поговорить! Тебе спасибо, тебе!..
***
Елена не вернулась в Луженцы ни через день, ни через два. На третий рано утром раздосадованный Андрей сам отправился к пану Михальскому. Увидав у крыльца синего дома лошадь под седлом, он поспешил войти, тревожно гадая, не жене ли его вздумалось кататься верхом по зимнему лесу. Лошадь, однако, оказалась доктора Сухоцкого, которого Вуячич застал неспешно вкушающим вместе с хозяевами завтрак. Все так искренне обрадовались его появлению, что он сразу позабыл заготовленные им дорогой упрёки и живо увлёкся общим разговором.
- Вот, Андрей Александрович, тестюшка-то ваш домоседом становится, не желает составить мне компанию. - Доктор указал глазами на Николая Степановича.
- А куда ж вы собрались, Валентин Антонович?
- Поклониться праху великого моего коллеги. В Вишню еду.
- Простите, не знаю, что это.
- Это имение господина Пирогова. Знаменитый врач, хирург. Неужто не слыхали об нём?
- Да-да, конечно. Но я не знал, что он здесь похоронен.
- Он не похоронен, - вмешалась Елена.
- Как же так? - Удивился Андрей. - Вы ж сами только что сказали.
Доктор усмехнулся в усы, погрозил ей пальцем.
- Ах, Еленонька!.. Вы, Андрей Александрович, из неё этакую шпильку сделали?
- Нет, что вы, Валентин Антонович!.. Так что же там в Вишне?
- Там церковь, а в ней склеп.
- Там мумия. - Елена спокойно опустила чашку на стол.
- Что?!..
- Елена, право, об этом не так говорят, - одёрнул дочь Николай Степанович.
- Андрей, поедем и мы? Я хочу поехать, а папа не пускает.
- То есть, там мавзолей?
- Да. Можно войти посмотреть, ежели вам угодно. Он забальзамирован.
- О!.. Я не знал.
- Так едете со мною?
- Я, пожалуй, поехал бы. Весьма любопытно. Но тебе, милая, я думаю, не стоит. Тем более, раз Николай Степанович возражает...
- Но я хочу поехать!..
- Далеко, да по такому холоду. Застудишься в санях, - начал увещевать пан Михальский.
- Вот и поедемте все вместе, папа! Вместе теплее.
- Ну что у тебя за фантазии? Зачем это?
- Отчего бы нет? Я хочу посмотреть.
- Совершенно не дамское зрелище.
- Так ведь вы, папа, не дама!..
Доктор расхохотался. Отец резко осадил её:
- Будет!.. Слышишь меня?
- Да, папа, простите... Поедемте!.. Или позвольте мне с ними...
- А я, Валентин Антонович, вашу лошадь увидал, так подумал, уж не жена ли верхом катается. - Андрей попытался увести разговор в сторону.
- Она не умеет, - махнул рукою Николай Степанович.
- Нет, я умею, папа!
- Да откуда же?.. Ты ведь не училась.
- Я училась.
- Когда?..
- Давно. У бабушки в Киеве.
- Не придумывай, Елена! Она не держала лошадей.
- У бабушки своих лошадей не было. А мне учитель приводил.
Пан Михальский вскинул брови.
- Я и не знал!.. Впервые слышу...
Доктор, украдкой взглянув на них, пробормотал:
- То ли ещё откроете!.. - Встал из-за стола, собираясь откланяться. - Так как же, Андрей Александрович, едем?
Вуячич нерешительно посмотрел на тестя.
- Николай Степанович, может, действительно, все вместе? Право, сегодня не так уж морозно...
- Ай, бог с вами! - Пан Михальский со вздохом поднялся. Повернувшись к дочери, сказал: - А ты теплее кутайся. И ежели в обморок там упадёшь, не обессудь!..
Она не упала в обморок. Напротив, долго смотрела, словно зачарованная, на спящего, казалось, в гробу под стеклянной крышкой человека в богатом парадном мундире. А после с живейшим интересом выспрашивала подробности столь удачного эксперимента. Николай Степанович дорогой взбодрился, повеселел на свежем воздухе и на обратном пути даже благодарил друга за необычную прогулку. Доктор впал в философское настроение. Андрей же всё дивился переменам в жене, не мог понять, откуда в ней вдруг эти язвительность и капризность. Решил, что лучше всего им поскорее вернуться в Винницу, но ночевать, поддавшись уговорам тестя, остался у него.
Наутро он завёл разговор об отъезде в город, сильно расстроив Николая Степановича. Тот ожидал, что Вуячичи прогостят все святки. Елена тоже удивилась, стала упрашивать мужа побыть ещё. Андрей сдался, но с условием, что они немедля едут в Луженцы. Она согласилась, обронив невзначай, что тогда им придётся ещё раз заехать к папе за Ганнушкой. Андрей оторопел:
- Что такое?
- Да, я беру её с собою. По дому будет помогать. И всё веселее.
- Нет. Я не хочу, чтоб она у нас жила!.. Да ей и спать негде.
- Будет пока спать на диване в гостиной. А после снимем ей где-нибудь комнатку.
- Зачем это?.. Что это ты придумываешь?.. Это она к тебе навязалась?..
Елена в слезах бросилась на шею к отцу.
- Папа, разве я много прошу?..
- Ну-ну, будет вам!.. - Он обнял дочь. Поглаживая её по голове, заговорил примирительно: - Андрей, право, я тебя не понимаю... Такой пустяк, что можно бы и уступить. Елене будет легче. Да вам обоим будет легче, меньше забот. Что стоит где-нибудь угол прислуге снять?..
- Не в том дело, Николай Степанович!
- А в чём же?
- Ну что это Елене за компания? Подруга она ей разве?..
- Не подруга, конечно. Но они так привязаны... Чем же горничная может помешать? Жалованье, ежели хочешь, я ей высылать буду.
- Нет!.. Я её вовсе у себя в доме видеть не желаю!..
Елена едко бросила:
- Разумеется!.. Для чего же горничная, когда жена - прислуга?..
- Да ты что?.. Что ты говоришь такое?.. Ты и речи не заводила про прислугу. Разве б я хоть словом против был, ежели бы ты попросила?.. Но только не она!..
Он вдруг замолчал в испуге, увидав, как она отняла от лица окровавленную ладонь.
- Этого не доставало!.. - Сокрушённо пробормотал Николай Степанович. Повёл дочь к двери в её прежнюю комнату. - Ступай приляг.
Притихший Андрей сел в углу на стуле. Пан Михальский кликнул Ганну, послал её за мокрым полотенцем, велел побыть с Еленой. Затворив за ними дверь, он заговорил с зятем.
- Ну, видишь ты?
- Это что же, снова?
- Разволновалась, вот и снова... А при тебе неужто ни разу не было?
- Нет. За всё время, что живём, ни разу.
- Стало быть, ладно живёте, без волнений... И то хорошо...
Пан Михальский вздохнул. Сел рядом.
- Пускай она возьмёт Ганну с собою, коли так уж ей хочется. Уступи, прошу тебя. Вот случись такое, кто поможет?..
- Господи!..
- Что, станешь мне пенять, дескать, дочь избаловал?.. Знаю, что избаловал. Однако, и ты, братец мой, тоже упрям!.. Что тебе стоит-то?..
- Я не пеняю вам, Николай Степанович... Может, за доктором послать?
- Не нужно. Мы уж привыкли. Мятной настойки ей потом отнести, и довольно... Но ехать ей теперь с тобою нельзя. Оставайся у нас до завтра.
- Лучше поеду сейчас один, а завтра заберу её. А то Мария Алексеевна, верно, беспокоится.
- Как знаешь!..
Пан Михальский махнул рукой, вздыхая, ушёл к себе.
***
Полковница, опираясь на руку горничной, вошла к Вуячичу в кабинет и уселась в кресле. Махнула Катерине, та вышла, затворив за собою дверь.
- Уж это, Андрюша, совершенно ни к чему. - Мария Алексеевна кивнула на распитую бутылку вина перед ним.
Он отставил стакан.
- Кабы вы только слышали, что она мне наговорила!..
- В сердцах чего не скажешь!.. Но я, право, твоего упрямства в толк не возьму. Сам же давеча говорил, дурно, мол, что жена целый день одна, без людей... Радовался бы, что всё так складно устроилось!.. А ты?..
- Я не хочу, не хочу!.. Не желаю!..
- Не кричи, сделай милость!..
- Ох, простите, Мария Алексеевна... Не в себе я, видите?..
- Да как не видеть? А дух-то и того явственней!.. Кофе велю сюда подать. Попьёшь?..
- Как вам угодно.
Она позвонила, приказала унести вино и заварить покрепче кофе для Андрея Александровича. Оставшись с ним вдвоём, строго сказала:
- Не чуди, Андрей! В своей семье главенствуй, да меру знай. Ишь, взялся власть над женою показывать!..
- Не то, не то, Мария Алексеевна!.. Не об том речь...
- Об чём же?
- Пускай бы она и двух горничных наняла, я б слова против не сказал. Но только не эту!..
- А чем она тебе не угодила? Я её видела, она здесь прислуживала на вашей свадьбе. Умелая, расторопная. Что ещё от горничной-то надобно? И нраву весёлого, бойкая дивчина...
- Да она меня ненавидит!..
Принесли кофе. Он замолчал. Они вновь остались одни, но полковница не скоро справилась с удивлением.
- Что это ты, друг мой? Что за вздор?..
Она недоверчиво взглянула Андрею в лицо.
- Ненавидит, говорю вам!.. Давно, я ещё до свадьбы замечал...
- Господь с тобою, Андрюша!.. Как тебя ненавидеть-то можно? За что?..
- Да кто её знает, за что?.. Щенячья ревность!..
- Как?..
- Она при Елене три года была, крепко к ней привязалась. А теперь думает, что я её у ней, дескать, отобрал...
- Вон оно что!.. - Мария Алексеевна рассмеялась. - Это пустяки...
- Нет, совсем нет... Она мне всегда перечить будет... Всё назло станет делать!..
- Не станет. Во-первых, за такое прислуге сразу на дверь указывают. А во-вторых, ежели она вправду Елену любит, то полюбит и тебя. Увидит, что ты к жене ласков, заботишься об ней, что вы счастливы вместе, так и полюбит... Преданность, Андрей, не во всяком человеке найдёшь. Радоваться надо этакой удаче!..
Он молча, нахмурясь, пил кофе. Наконец, сказал:
- Чует моё сердце, беда с нею придёт...
11.
Точно вихрь ворвался в тишину городского доходного дома, вмиг развеяв царившую там степенную размеренность жизни. Первыми сие бедствие постигло обитателей кухни и прачечной. В два дня Ганнушка перессорилась со всей прислугой, довела до слёз приходящую кухарку Вуячичей Васильевну, а когда дворник на лестнице игриво наступил ей на подол, вырвала у него из рук метлу, да чуть не пришибла ею беднягу.
Комнатка ей скоро нашлась на чердаке того же дома, и Ганна перебралась туда, заважничав ещё более оттого, что теперь у неё в кармане был ключ от собственной двери. Андрей настрого приказал, чтобы горничная в его присутствии не смела подавать голоса, чтобы утром являлась не ранее, чем накрывать к завтраку, а вечером чтоб уходила сразу после ужина. Елена возразила, что тогда некому будет помочь ей раздеться, на что муж предложил во всякое время для этого свои услуги. Спровадив Ганнушку на чердак, он сразу заметно повеселел.
Уже через неделю её боялись не только в подлестничных помещениях дома, но и сам смотритель, и даже владельцы окрестных лавок. Особенно она зачастила в керосиновую, сразу за углом. Зная, что бидончика Вуячичам хватает на два, а то и на три дня, Ганна повадилась сливать из него керосин в большую жестяную банку и покупать на выданные Еленой деньги только по половине его, но зато каждый день. Её привыкли неизменно видеть с бидончиком керосину в руке и вскоре окрестили Ганкой-Керосинщицей.
Причина этого её пристрастия к горючей жидкости открылась, когда в начале марта к Вуячичам зашёл хозяин керосиновой лавки пан Ткачук - молодой человек с чёрной бородкой - и, теребя в руках шапку, неловко кланяясь, стал отпрашивать Ганну Михайловну на вечерние прогулки. Вопрос Андрея, что же это за прогулки такие с молодой девицей, вогнал посетителя в краску и неожиданно повлёк за собою целое признание. Оказалось, что лучше Ганны Михайловны нет на свете дивчины, а намерения её кавалера исключительно честные.
По его просьбе Андрей написал Николаю Степановичу, а тот, переговорив с матерью и братом Ганнушки, прислал в ответном письме их согласие и родительское благословение. Елена сама купила ей приданое, дала денег на платье. Через неделю после Пасхи, свежим апрельским утром Вуячичи усадили Ганну в нанятую ими коляску вместе с роднёй жениха, пожелали ей счастья. Елена поцеловала её на прощанье. Проводить невесту вышла вся домовая и квартирная прислуга. Ей помахали вслед, и кто-то пошутил, что керосинщику, видать, давно кислицы снились.
***
Дней через десять сошёл последний почерневший снег. Вуячичи собрались в долгожданное путешествие. Пан Черненко, намеревавшийся открыть у себя в Каменце друкарню по примеру Андрея, охотно согласился заменить его на время и приехал рано утром за день до их отбытия. После завтрака они вместе отправились в мастерскую. Елена с Ганнушкой, продолжавшей наведываться к ним почти каждый день, принялись укладывать вещи в дорогу. Назавтра ждали ещё пана Михальского с доктором. Елена сама позвала отца в Киев вместе с ними, и он, растроганный, с радостью принял приглашение. Доктор Сухоцкий вызвался проводить друга до Винницы, заодно хотел прокатиться по свежему воздуху, да и повидаться со всеми.
За два дня суетливых хлопот и сборов Елена выбилась из сил. Только когда поезд тронулся, махая в окно доктору с паном Черненко, она наконец ощутила тот бодрящий прилив любопытства, предвкушения новизны и неких открытий, который всегда сопутствует началу странствий. Андрей разлил шампанское, выпили на добрую дорогу. Потом долго ещё за вином и десертом вспоминали их с Николаем Степановичем прежние поездки в Киев и оттуда домой, шутили, смеялись.
В Киеве заняли два соседних гостиничных номера. Андрей признался, что не слишком жалует эту "полустолицу". Николай Степанович обиделся было за свой родной город, но зять столь почтительно внимал его рассказам о детстве и юности, проведённых тут, о студенчестве и друзьях, что пан Михальский взялся влюбить его в Киев за считанные дни. Вуячич охотно согласился на такой эксперимент.
Вместе с тестем и женой он навестил могилы Михальских на городском кладбище, отстоял с ними службу. Николай Степанович показал ему давно проданный чужим людям дом, где он родился, повёл его в университет, потом в Лавру. Елена послала в свой бывший пансион письмо и сразу получила приглашение туда на чай вместе с мужем. Они потом долго смеялись, вспоминая странный вечер среди чинных дам в пенсне и высоких крахмальных воротничках, молча поедавших Андрея глазами. Много гуляли, любовались Днепром и святителем Владимиром, поднимались к нему на горку. По вечерам ходили слушать оркестры, на меди которых плясали блики закатного солнца, насквозь пронзавшего лучами улицы и площади с голыми ещё деревьями да первой едва заметной травою.
Пан Михальский сокрушался, не встретив никого из прежних знакомых. Елена, напротив, то и дело сталкивалась с бывшими своими однокашницами в модных магазинах. Андрей часто писал пану Черненко в Винницу, Марии Алексеевне и доктору отправил по фотокарточке, где Николай Степанович боком сидел в большом кресле, а Вуячичи стояли по обеим его сторонам, облокотясь на спинку.
Оперетта в театре Бергонье пану Михальскому не понравилась, и зять с дочерью ещё дважды ходили смотреть их там без него. Но в Городской театр они, всё же, выбрались вместе. Давали неувядающую "Наталку Полтавку". В антракте Андрей принёс им конфеты, а потом вдруг пропал из виду. Забеспокоившись, Елена с отцом вышли на лестницу. Он стоял внизу, увлечённый дружеской беседой с высоким нарядным господином. Раздался второй звонок.
- С кем это он? - Спросил Николай Степанович.
Вуячич пожал собеседнику руку, поспешил наверх. Тот повернулся, провожая его взглядом, и Елена с удивлением узнала его:
- С паном Земником.
- Что? С тем самым?
- Да.
- Экий, однако, франт... Вот был бы у меня зятёк!..
- Папа!..
- Постой, так они что же, приятели теперь?..
- Вообразите!..
- Право, странно...
Андрей подошёл к ним, взял жену под руку.
- Представь, встретил сейчас пана Земника!..
- Да, я знаю. Мы видели.
- Что же у тебя с ним общего?.. Я так удивлён!..
- Он оказался редким человеком, Николай Степанович. Я вас после представлю. Мы сговорились встретиться... Идёмте скорее - третий звонят...
***
После спектакля пан Земник ждал их внизу. Поцеловал Елене руку, поклонился Николаю Степановичу. Она отошла к зеркалу надеть шляпу и медлила там, наблюдая за лицами отца и мужа во время разговора - растерянно-насторожённым у одного и открыто радостным у другого. Все трое повернулись к ней. Мешкать дольше было бы неприлично. Елена подошла к ним, взяла Андрея под руку.
- Пан Земник приглашает нас на ужин. Ты ведь не против?
- Нет, отчего же. Ежели вы с папой хотите, едемте.
- Но ты, я вижу, устала?
- Нет-нет, всё хорошо.
- Мадам Вуячич просто мне, как всегда, не рада. - Земник иронично выгнул бровь.
- Никак не ожидала встретить вас здесь, господин поручик.
- Позвольте мне угостить вас, господа. Отметимте встречу.
Пан Михальский взглянул в лицо дочери.
- Ты точно хочешь поехать? Ежели нет, так я отвезу тебя в гостиницу. Пускай Андрей вдвоём с господином поручиком...
- Нет, прошу вас, не отнимайте у нас даму!.. - Перебил его Земник. - Мадам будет украшением нашей компании... Обещаю исполнить любую вашу прихоть, только не покидайте нас!.. Хотите шампанского?.. Розы... мороженое... Ну, соглашайтесь же!..
Андрей рассмеялся.
- Где же вы розы весною раздобудете?..
- Уж я найду!..
- Едемте!.. Так не забудьте. Всё, что наобещали: шампанское, розы, мороженое. - Елена искоса взглянула на него. - И мои прихоти.
- О!.. Пан Вуячич, я пойман на слове!.. Спасите, похлопочите за меня перед супругою!.. - Под общий смех он продолжал: - Впрочем, нет, не нужно. Мне сладок этот плен!..
Николай Степанович шепнул ей на ухо:
- Да не обхаживает ли он тебя?
- Нет, он со всеми такой, я думаю. - Так же шёпотом ответила она.
В Шато-де-Флёр пан Земник закатил им настоящий пир, без конца шутил и веселил их весь вечер. Начало мая выдалось тёплым - на открытой веранде не осталось свободных столиков. Елена охотно смеялась вместе со всеми, разглядывала дамские шляпки вокруг себя, вдыхала аромат роз и не отказывалась от очередного бокала шампанского, даже чувствуя, что хмелеет. Отец неодобрительно, но молча посматривал на неё, слушая пана Земника. Ему очень нравились его остроты, дерзкие шутки совсем не резали слуха. Пан Михальский вдруг позавидовал столь естественному задору, лёгкости и светскости нового знакомого, вспомнил свои молодые годы, слегка взгрустнул. Когда тот отошёл с папиросой к перилам, а Андрей последовал за ним, Николай Степанович заговорил с дочерью.
- А он, кажется, славный малый?..
- Да, очень лёгкий человек.
- Как же вышло, что он тогда учинил этакий скандал?
- Не знаю, папа... Видно, он из тех людей, которые могут быть разными.
- По-моему, всё ж, не притворщик.
- По-моему, тоже. Я не то хотела сказать. Он не притворяется, он натурально такой - разный.
- Хмм... - Он усмехнулся. - Уж не жалеешь ли, что отказала ему?
- Нет. Вовсе нет.
- А с мужем твоим как они сдружились?
- В Виннице встретились. Сперва чуть было не схватились прямо на улице. А потом вот...
Она кивнула на улыбающихся Вуячича с Земником у перил. Обернулась к отцу.
- Так вам нравится поручик?
- По правде сказать, да. Но эта его весёлость, лёгкость, как ты говоришь, она... не то чтобы напускная, нет...
- И вы заметили?..
- Ага, ты, стало быть, тоже?.. Не в ней его суть, вот что. Человек он, видимо, умный и не пустой.
- А хороший он, по-вашему, человек или дурной?
- Ох, душа моя!.. Так сразу не скажешь... Я всё же думаю, что не дурной.
- Может, вам так хочется думать? Потому что он вам теперь понравился?..
- Может быть... Однако, не пора ли нам? Зови-ка мужа. А коли хочет, так пускай остаётся, мы с тобою поедем.
Елена подошла к перилам. Вуячич с поручиком, стоя к ней спиной, говорили довольно громко из-за игравшего в нескольких шагах оркестра и не слышали её. До неё донеслись слова Андрея:
- Так вы не раскаиваетесь? Не жалеете, что решились?
- Нет, не жалею. Да и что жалеть? Сделанного не воротишь. - Земник вздохнул, махнул рукой.
Елена удивилась непривычной серьёзности его тона, ноткам горечи. Вуячич продолжал:
- Но вы не послушались моего совета. Зачем же спрашивали?
- Совесть мучила.
- Уже тогда? А теперь?
- Теперь пуще прежнего... Вот и лечусь!..
Он размашисто обернулся. Заметив Елену, замолчал. Андрей повернулся тоже. Шагнул к ней.
- Что, милая?
- Андрей, мы с папой решили ехать. Ты оставайся, ежели хочешь.
- Ну что ты!
Поручик заулыбался ей, совсем как раньше:
- Позвольте, я вас провожу. И завтра непременно встретимся. Вы завтра где?
- Я на завтра сговорился с одним здешним книготорговцем. Так что, не получится, простите.
- О!.. Тогда послезавтра...
Пан Михальский, уставши ждать, сам подошёл к ним.
- Панове, мы с дочерью поедем, а вы, ежели угодно, оставайтесь. Не то я, пожалуй, здесь оглохну. Да и час поздний...
- Господа, вы ступайте, я вас нагоню... Не прощаюсь!.. - Земник поспешил обратно к их столику.
Они втроём спустились в парк. Медленно направились к выходу по освещённой редкими фонарями аллее. Музыка позади слышалась всё тише. Ночная прохлада свежо обдала разгорячённые вином лица. Шли молча - Елена под руку с мужем, отец рядом с нею. У ворот обернулись, остановились, завидев приближающегося следом поручика. В руке он нёс корзинку фиалок. Улыбнулся, подойдя к ним.
- Вы позволите, пан Вуячич?
Анрей улыбнулся в ответ, жестом поблагодарил его. Земник поцеловал Елене руку, протянул ей цветы.
- Спасибо, господин поручик!.. Вы прямо волшебник!.. Такой дивный вечер!..
- Наконец-то!.. Наконец-то я вам угодил, пани Вуячич. Я очень рад.
- Зовите меня по имени - Еленой Николаевной.
- Я тоже благодарю, господин поручик. - Николай Степанович пожал ему руку. - И очень рад знакомству. Как вас, простите, по отчеству?
- Вацлав Янович. - Он поклонился.
- То бишь, Вячеслав Иванович?
- Ежели вам угодно... Да у нас, знаете ли, не принято...
Елена с удивлением заметила, что он искренне растроган и смущён. Румянец на его щеках был виден даже в темноте.
- Зовите меня паном Вацлавом.
- А вы меня - паном Андреем.
Вуячич, крепко пожимая ему руку, сказал:
- Просим к нам послезавтра в гости. Отобедать. У нас в номере пианино - устроим музыкальный вечер... Ты нам поиграешь, Елена?
- С удовольствием. Пожалуйста, приходите, пан Вацлав.
- Благодарю, пан Андрей. Благодарю, мадам. Буду непременно.
- Вы остаётесь?
- Нет, тоже поеду. Пора и честь знать.
Они вышли на улицу. Андрей по пути рассказал Земнику, где их гостиница. Пан Михальский кликнул извозчика. Усадил дочь. Раскланялись с поручиком, тоже уселись. Коляска тронулась. Обернувшись, Елена увидела, как пан Вацлав подзывал себе извозчика, улыбнулась ему.
***
Обед у Вуячичей затянулся надолго. В номер заказали хорошего вина и дорогих закусок. Елена много и охотно играла на пианино. Пан Вацлав тоже оказался изрядным музыкантом, исполнил несколько этюдов и вальсов Шопена. Шутил меньше, чем в прошлый раз, но и в серьёзном разговоре проявлял редкое обаяние, был со всеми любезен, удивлял их широтой познаний. Он, как оказалось, служил в Петербурге, и пан Михальский обрадовался случаю поговорить про столицу, где прошла его молодость, и где ни дочь его, ни зять не бывали. Причиной своей отставки пан Вацлав назвал семейные обстоятельства, а о семье рассказал лишь, что мать с сестрою его живут в Варшаве. Служить он более не намеревался, думал заняться коммерцией или найти себе иное дело по душе. Андрей тут же поделился с ним своей давней идеей открыть книжное издательство, и гость отнёсся к ней весьма одобрительно, обещал подумать.
Когда Елена вновь села за пианино, а муж стал рядом, следя за плавными движениями её тонких рук, Николай Степанович осторожно спросил пана Вацлава об его отце. Тот заметно смутился, сказал, что отец его давно умер. Пан Михальский понимающе добавил, что, вероятно, вдали от дома, и Земник лишь кивнул в ответ. Желая, видимо, поскорее увести разговор в сторону, он похвалил игру Елены, а в продолжение комплимента выразил восхищение жемчужной нитью у неё в волосах.
- Ей к лицу, правда? - Улыбнулся Вуячич.
- Да, очень!.. Уж не ваш ли подарок, пан Андрей?
- Андрей преподнёс на моё рождение, - кокетливо повернула голову Елена, - ещё такая брошь и серьги.
- Чудо, как вы в них хороши, панно Елено!.. А когда же ваше рождение?
- В марте, шестого числа.
- Тогда жемчуг точно ваш, по небесному делению стихий.
Вуячичи переглянулись. Андрей спросил:
- Вот как? Какой же мой камень?
- Вы в какой день родились, пан Андрей?
- Третьего июля.
- Ох, не помню, простите. Я летних камней не помню.
- Жаль!.. - Вздохнул пан Михальский. - Я тоже летний. В августе родился, на Преображение.
- А вы, пан Вацлав?
- Моё рождение, представьте, на будущей неделе, двенадцатого мая.
Все ахнули.
- Надобно отметить, - предложил Андрей.
- Я уж домой отписал, что приеду. Теперь остаться нельзя, они ждать будут.
Земник развёл руками. Потом вдруг хлопнул в ладоши.
- Вот что, господа, будьте моими гостями!.. Прошу пожаловать ко мне!..
- В Варшаву?.. - Изумилась Елена.
- Да, едемте все вместе!
- Боже сохрани, в этакую даль, - встревожился пан Михальский.
- Поездом, через Брест-Литовск?.. - У Андрея радостно загорелись глаза.
- Да!..
- Едем!..
- Андрей, помилуй, мы ведь хотели возвращаться на днях.
- Право, Николай Степанович!..
- Папа, поедемте!..
- С ума вы, братцы мои, сошли, что ли?
- Да что же тут особенного?.. Вот пан Вацлав ездит...
- Знаешь, Андрей, ты решай сам, а ей совершенно незачем.
- Нет, я поеду!.. Я тоже хочу!..
- Пан поручик, ну куда вы их зовёте?.. Зачем?..
- Вы, право, зря так тревожитесь, пан Михальский. Не столь уж тут и далеко. В дороге я всегда буду рядом, а там сестрица Елене Николаевне компанию составит. И матушка моя будет рада.
- Я всё же полагаю, что Елене ехать не следует... А вы делайте, как хотите.
- Папа, ну полно вам...
- Когда же вы думаете отправиться, пан Вацлав?
- Через три дня.
- Что, Андрей, точно решили ехать?
- Николай Степанович, вы сами видите, мы все хотим. И раз пан Вацлав приглашает... Принимаем с благодарностью!..
Пан Михальский вздохнул.
- Тогда я послезавтра домой... Вас-то когда обратно ждать?..
- Дней через десять вернёмся. Мы скоро, не волнуйтесь, пожалуйста.
Пан Вацлав сел за пианино и заиграл победный марш. Андрей закружил жену по комнате, взявши за руки. Николай Степанович ещё некоторое время хмурился, а после тоже поддался общему настроению и повеселел.
***
На вокзал, провожать пана Михальского, Вуячичи поехали вместе. Он велел дочери дать ему телеграмму сразу по прибытии в Варшаву, а перед отъездом домой ещё одну. Андрей опять просил его не тревожиться, кланяться Марии Алексеевне и пану Сухоцкому. Видя неодобрение тестя, хмуро поглядывавшего на него всю дорогу, он оставил его в вагоне вдвоём с Еленой, ушёл справиться о пересадке на варшавский поезд в Брест-Литовске. Николай Степанович вздохнул ему вслед:
- Не ожидал я от Андрея такого легкомыслия... Ладно ты, но он!..
- Папа, ну будет вам!.. Стоит ли так беспокоиться? Съездим и вернёмся.
- Да знаешь ли ты, что там творилось каких-нибудь лет двадцать пять назад?.. Газеты страшно читать было!..
- Двадцать пять лет назад меня на свете не было, - засмеялась она.
- Ну?.. Эко тонко подмечено!.. - Передразнил отец ворчливо. - Смотри же, от мужа ни на шаг. В дороге, да и там тоже.
- А что же там-то?
- Уж я вижу, что. Всё улыбаешься ему... Гляди, Елена, не наделай глупостей.
- Ему?..
- Ох, ну этакие глазки птичьи не строй, сделай милость!
- Папа!.. Об чём вы?..
- Я об поручике, душа моя.
- Вот зря вы, право!.. Совершенно напрасно...
- Ладно, ладно... Лучше зря сказать, чем напрасно сделать... Неужто вовсе зря? Ведь умеет понравиться, что и говорить!..
- Я в нём хорошего нахожу мало.
- Отчего же так?
- Не люблю насмешников. А он даже хуже - циник!..
Пан Михальский рассмеялся.
- Да ты знаешь ли, что это такое?..
- Конечно, знаю.
- Ну так по-моему, он не циник. Есть у него то, что ему точно дорого и даже свято. Это заметно. Он не чёрствый человек.
- Вы уверены?
- Сколько я успел заметить, он способен на благородные и чувства, и поступки.
- А на низкие?
- Возможно, тоже. Потому и говорю, остерегайся... В нём, знаешь ли, есть некий надлом.
- Как?
- Некий старый шрам в душе.
- Почём вы знаете?
- Догадался. Кое-что и прежде слыхал, а теперь вот сам заметил.
- Что вы шрамом называете? Восстание?..
- Вернее всего. Некая нестихающая боль... Невосполнимая утрата... Или чьё-то предательство...
- Чьё?..
- Друга... Женщины... А может, просто несчастная любовь или раненая гордость. Кто знает!.. В сущности, ему не позавидуешь - на чужбине не прижился и для своих чужим стал... Теперь перекати-поле...
Елена усмехнулась.
- Вы меня против него предостерегали, а сами к жалости взываете!..
- Я предостерегал против глупостей, не против человека. Глупить не нужно. А без друзей жить нельзя. Ежели он Андрею истинный друг, то я за него только рад. В беде, я думаю, на него положиться можно.
- На кого это? - Вуячич, входя, положил на диван кипу газет. - Вот, купил вам в дорогу.
- А, благодарствую... Мы тут про пана Вацлава говорили...
- Редкий человек, правда?
- Пожалуй.
- Да что вы оба в нём нашли? - Елена недоумённо пожала плечами. - Самый обыкновенный.
- Ты в нём не нашла ничего? И славно!.. Тебе и незачем!.. - Андрей подал ей руку, помогая подняться на ноги. - Пора, однако, прощаться. Счастливой дороги, Николай Степанович!..
Пан Михальский тоже встал. Расцеловал дочь, обнял зятя.
- И вам удачного путешествия... Присматривай за нею, Андрюша. Неспокойно у меня на душе, знаешь ли... Тревожно...
- Через десять дней увидимся, Николай Степанович!.. Не тревожьтесь. Мы уж не дети.
- Ну да!.. Очень вы с нею оба взрослые!..
Отец ещё раз поцеловал Елену в лоб. Шепнул ей на ухо:
- Так помни, что я говорил. Без глупостей!..