За длинным-предлинным столом кушал чай субъект ничем примечательным кроме фигуры не наделенным. Да и то сказать: фигуры у него как раз и не было. Наблюдалось скорее туловище с торчащими, словно у снеговика нелепыми конечностями. Нижние едва доставали до пола, верхние – до заварочного чайника. Пространство между тяжелым подбородком и послеоперационным шрамом на тему паховой грыжи заполнялось набором обидных прозвищ и насмешек. Голый до бесстыдства череп совершенством формы также не блистал. Припорошенные рыжим уши одинаково выгодно смотрелись анфас и со спины. Подслеповатые глазки скрывались за массивным пенсне и, если даже и являлись зеркалом души, то наверняка без всяческого рвения – так, по совместительству. Единственным боле менее живым атрибутом телесной конфигурации служил нос, испещренный воронками проигранных баталий с искушениями обеспеченного бытия и толстыми ворсистыми подушками Он, несмотря на кажущую неподвижность, везде имел свои двадцать копеек: постоянно принюхивался, оценивающе топорщил ноздри, иногда чихал, причем в знак одобрения или возмущаясь, разобрать не представлялось возможным.
Да-с, стол был действительно длинным, как и тончайшие ножки фужеров для шампанского. Они рисовались по всему периметру, до равнодушия чистые и равноудаленные от всего, что могло показаться менее дорогим и изящным. Цилиндрическая напольная ваза подчеркивала умопомрачительную высоту чайных роз - истинно, тот самый случай, когда ноги растут непосредственно из-под dentes molares. Гигантские экзотические растения восседали в пузатых кадках и требовали почтения к мудреным латинским именам на медных бляхах ослепительного блеска. Череда оперных арий едва заметно теребила листву, стучалась в сердце коротышки. Увы, оно билось ровно – 72 удара в минуту, как и должно мышце, накаченной на буднишних тренажерах под наблюдением опытного врача по прозвищу Эгоист.
Самым длинным в интерьере представлялись даже не ножки женские - изредка пересекающие и цокающие - но роман с жизнью, глава первая которого безнадежно забыта, а последующие размазались кашей манной, холодной, да безвкусной до зевоты.
К слову сказать, и чай давно, уж, остыл: продолговатые листочки выпрямились в одну нескончаемую осень…
21.10.14