Как Марта Кетро

Ирина Фурман
У моего прошлого карие глаза. И удивительно густые и широкие брови. И если бы я умела рисовать, я бы запечатлела на бумаге каждый волосок, и ни за что бы не остановилась, пока не достигла бы полного сходства с оригиналом. Я бы не стала изменять в его портрете ничего, кроме взгляда. Взгляд  я бы сделала мягче. Стерла бы равнодушие и растушевала пренебрежение, заменив его нежностью, с которой мое прошлое, бывало, смотрело на меня в те далекие времена, когда еще было настоящим.
А когда я сделаю это, то сразу же задамся вопросом: зачем?
Зачем мне нежность карих глаз, если я уже давным-давно влюблена в голубые? А может быть, и не влюблена. Может быть это от того, что я просто голодна, а съем что-нибудь и мне вообще не потребуется ничья нежность.
Или это из-за того, что нам, в принципе, нужно быть к кому-то привязанным?
 И вот ты ходишь без конца с красной лентой навыпуск, что тянется из самого сердца и пытаешься соединить её концы с другой, такой же. Но из раза в раз что-то не срастается: то лента не той ширины, то цвет не тот. И даже, если у тебя получается завязать их в красивый бант, рано или поздно он развяжется, стоит тому, другому, с лентой не того цвета немного отстранится. Едва  касаясь друг друга, они расползутся в разные стороны, и вы вслед за ними – дальше, на поиски своего счастья.
А там ты встретишь другого. Иногда везет, и другой оказывается «тем самым». А иногда нет. И наученная горьким опытом,  ты завязываешь ленты в узел, чтобы на этот раз он не смог уйти так легко. Только он все равно уходит или ты уходишь сама – все зависит от того, кто завязал узел. Уходишь всегда болезненно, потому что узел – не бант – его не развяжешь так просто. Его можно только разгрызть зубами, перерезать острым лезвием или разорвать. И тот, кто разлюбил первым, в попытке освободиться, с остервенением тянет ленту на себя, даже не замечая, что ты волочишься за ней следом, обессилевшая от боли в груди. Затем  до тебя доносится треск рвущийся ткани, а после тебя отбрасывает назад, и ты падаешь на землю, пребольно ударившись душой о её твердую поверхность.  А он уходит, забрав с собой крохотный огрызок твоей ленты…
И ты, смотря ему вслед и давясь слезами, обещаешь себе: больше никаких узлов.
 Но правда в том, что завести новые отношения – все равно, что купить новую обувь. Примеряя её в магазине и любуясь тем, как изящно она облегает твою ногу, ты клянешься, что будешь заботиться о ней, натирать кремом, мыть и беречь от луж и грязи. Но стоит первым вязким каплям попасть на чистую поверхность сапога, как ты тут же расслабляешься. Сначала один раз забудешь помыть, затем второй, за ним третий. Лишь изредка ты будешь проходиться по обуви щеткой, чтобы она не выглядела такой потрепанной, и люди, Боже упаси, не подумали, что ты неряха!
Так и в отношениях – лишь бы люди не подумали, что ты неряха.
И так до тех пор, пока ты не встретишь того самого, с правильной лентой: такой же красной, как и твоя. И пока ты будешь присоединять то, что когда-то было длинной шелковой полосой к его сердцу, с удивлением заметишь, что его лента, как и твоя, напоминает зажеванный огрызок ткани, потускневший от долгих поисков «своего». Но тебя это совсем не испугает. Потому что ты будешь точно знать, чем короче лента, тем ближе его сердце.