Когда она очнулась от многолетней боли, забиравшей столько сил, что с трудом хватало на простое существование, - почти ослепшая душевно от этой боли и необходимости ежеминутно её преодолевать, она, как в одной сказке, открыла свои глаза, забывшие, что есть свет, и обратила их к чистейшему источнику, заключающему в себе всё, все вещи на свете – узнавала заново, привыкала понимать и чувствовать, а потом робко и неловко пыталась передать то, что поняла и почувствовала…
Голос ей не повиновался, руки не слушались, инструмент, на долгие годы оставленный без ласки и внимания, отказывался звучать...
Она трогала струны, стараясь оживить и гитару, и память, распутать, разгладить, укрепить истончившиеся нити, всегда, с рождения, связывающие её с музыкой – и, наконец, что-то, какие-то клочки и обрывки, голоса, тени мелодий и ощущений медленно начинали подниматься откуда-то из глубины, проявляться, дышать, жить.
И однажды...