Задыхаясь, я бежала по лестнице вверх. В тревожной спешке с трудом открыла дверь на лестничной площадке в тамбур. Влетев нервно в комнату и стараясь не вслушиваться в крикливые разговоры обступивших меня детей, я бегло осматривала пространство вокруг. Мне нужно было скорее найти ее там и помочь ей. На мгновение я замерла. Она сидела ко мне спиной в углу комнаты на табурете. Её тело попеременно вздрагивало. Я поняла, что она тихонько плакала. Услышав мой голос, она повернула голову в сторону, где я скромно стояла. Понимая, что в ее страдании тогда виновна была я, отчасти, мне пришлось начинать разговор с более оптимистической реплики. Старательно, не фальшиво, я улыбалась ей. Хотя, это уже было излишним, потому как она и без того рада была меня видеть.
- Мама, вот я и пришла! - радостно сообщила я ей, будто она сама этого не видела. В душе я чувствовала себя при этом жалким существом. Я опоздала на тридцать минут и заставила ее боль достигнуть максимальной отметки ее терпения. Моя нерасторопность и непонятная от природы склонность попадать впросак даже в весьма простых ситуациях всегда влекли за собой опоздания.
Я разложила на столике шприцы, принесенные с собой и медикаменты. Мама медленно поднялась и подошла ко мне.
-Лена, я сначала терпела. Вроде не так сильно болело, а теперь как-то непонятно оно болит. Сильно болит! - приподнимая подол халата и готовясь к процедуре, сказала она.
От этих слов мне стало тогда еще тревожней и больней на душе. Осторожно набрав в шприц кетонал, я старалась сосредоточиться и снять дрожь в руках. Нервничала.
- Лен, успокой детей. Я просила, но они не слушаются, - сказала она уставшим голосом.
-Сейчас, мамочка, потерпи, сделаю тебе укол и разберусь с ними.
Дети, конечно же, разыгрались тогда не на шутку. Их хохот и писк раздражали и меня. Они были тогда в том возрасте, когда в их сознании не существовало реального понятия о полной потере близкого. Они не задумывались о последних днях чьей-то жизни, которые становились в определенный момент наиболее ценными.
Мама была больна раком желчного пузыря. Это достаточно редкое заболевание, как правило, развивающееся по большей части из-за халатного отношения к себе больного. Болезнь прогрессировала очень быстро и не поддавалась лечению. На тот момент я была единственным человеком, который знал о том, что ее дни сочтены. Мама также знала о своем заболевании, но о сроке, отпущенном ей врачами, не догадывалась. Я поражалась ее терпению и жизнелюбию. Она полностью верила, что ее заболевание излечимо. Я гордилась ее стремлением жить, не смотря ни на что. Именно в тот момент я поняла насколько она сильный человек. Однако ее терпеливость к боли ее как раз таки и подвела. Она слишком долго терпела боль при воспалении, что в результате привело к раку.
Медленно влив раствор в ее тело с надеждой, что это ей действительно поможет в облегчении боли я невольно представляла в уме картины завершения ее жизни. Представляя все отчетливее этот страшный момент жизни, я поняла, что следует все же приостановить свое воображение.
Было лето. Начало июля. Мама была больна уже более полугода. Весь период её болезни я готовилась, изучала литературу, старалась быть максимально подготовленной к тому, что мне предстояло пережить с ней. А ведь полгода назад все начиналось иначе, и никто из нас не подозревал, что с нами произойдет нечто сложное, горькое и отчасти даже мистическое в судьбе.
Мама позвонила мне в сентябре прошлого года. Ей необходим был мой совет, так как ее здоровье заставило забыть о терпении. Довольно кратко она рассказала о том, что прошла обследование, и ее направили на операцию по удалению желчного пузыря. Она сомневалась в том, ложиться ли ей в стационар или все же перетерпеть, как она уже привыкла, и отсрочить срок госпитализации. О нашем разговоре с ней она просила меня не говорить остальным сестрам. Я прекрасно понимала ее просьбу. С самого детства между нами была особая, незримая духовная связь. Иногда она могла чувствовать и управлять моим здоровьем. Как это происходило мне сложно описать. В определенный момент спустя годы я стала чувствовать ее иначе. Но, тем не менее, все также ясно.
Она не торопилась рассказывать всю правду своим дочерям, за исключением меня. Полагала, что пока сама не приняла окончательного решения, должна была избавить их от переживаний. Конечно же, я настаивала на госпитализации и оперативном лечении. Мне хотелось, чтобы госпитализировалась она в нашу больницу. Потому как этот вариант имел множество плюсов. Я прекрасно понимала, что послеоперационный период является сложным моментом для больного. Достаточно важно чтобы в этот момент близкие и родные люди были в тесном контакте с больным. К тому же у меня была возможность проводить с ней в таком случае больше времени, так как я была сотрудником этой больницы. Она пообещала подумать над моим предложением и перезвонить. Почти всю ночь после разговора с ней я не спала. Я знала об ее терпении к боли и понимала, что если она обратилась к врачу и прошла обследование то это означает, что боль ее сильно и окончательно измучила. Через день, не выдержав своих переживаний, я позвонила ей. Мне пришлось беседовать с ней еще несколько раз по телефону, до тех пор пока она сама не решила госпитализироваться.
Договорившись с врачом, мы положили маму без затруднений в стационар. Я очень соскучилась по ней и использовала время по максимуму лишь бы быть с ней рядом как можно чаще и дольше. Мы много шутили с ней, громко смеялись, и в результате мне было сделано замечание. Это было правильное замечание, потому как я действительно нарушила стационарный покой. Я немного притихла, тогда понимая, чем мне может грозить дальнейшее нарушение подобного режима. Вскоре в палату вошла медсестра и передала мне направление на УЗИ. Услышав об этой процедуре, мама напряглась. Я почувствовала её волнение и поторопилась успокоить её.
- Если хочешь, то завтра пойду с тобой, буду рядом и увижу твой желчный пузырь! - пошутила я тогда.
-Правда? А это возможно?
-Возможно! Завтра с утра я зайду к тебе в палату и отведу тебя сама.
Она улыбнулась довольно. Но, тут же, опустив глаза, с осторожностью произнесла.
-Лен, а тебе разрешат смотреть там или за дверью заставят постоять?
-Разрешат с тобой войти. Там пускают своих сотрудников. Это не проблема на самом деле.
-Как же хорошо! Я так рада, дочь! Лен, мне с тобой не так страшно будет идти.
-Я понимаю тебя, мам! Однако вечереет уже, и мне пора собираться.
- Да, пора тебе уже. Я провожу тебя немного. Дома заждались уже, наверно, тебя.
-Ну, домашние могут и подождать, - ответила я. - А вот с работы начальство меня точно ждать не будет. Как бы не последовало наказание вслед за замечанием.
Она накинула свою кофту на плечи, и мы не спеша пошли по коридору. Подойдя, к входной двери отделения, мы остановились.
-Лен, ты поаккуратней с начальством, - сказала она. - Хотя по мне, конечно, лучше бы ты со мной была и днем, и ночью…
-Для этого мама меня надо клонировать. Ты же знаешь, сколько людей согласилось бы видеть меня днем и ночью возле себя. Представь, как было бы всем удобно! Один клон достался бы тебе, другой внуку твоему Мишутке, а третий мужу. Хотя мужу моему скорее нужен не третий, а три таких как я, чтобы он был втройне счастлив.
Она поцеловала меня на прощание в щеку, крепко прижав к себе. Обняв ее в ответ, я не торопилась с прощанием.
-Я позвоню тебе перед сном. Не скучай! - грустно сказала я.
-Да ты не переживай так. Я себе взяла кроссворды, так что найду, чем себя занять.
Мы расстались, и я побежала домой. В голове была тогда лишь одна мысль,- ”Что меня ждет дома? ”. Чувство усталости от проведенного дня уже давало о себе знать. Я шла быстро и уже готовила фразы, с которых думала начать разговор с мужем. Анализируя разные ситуации нашей предстоящей встречи, просила при этом Господа уберечь меня от скандала с ним. Каждый день, возвращаясь домой, я думала об одном и том же. Поражалась своему терпению, которое проще назвать слабостью.
Подойдя к огороду возле нашего дома, я посмотрела по сторонам. Вглядываясь в пространство перед домом, я старалась увидеть его первой, чтобы понять его настроение. Это был один из методов моего выживания с ним. Чтобы чувствовать себя в относительной безопасности рядом с мужем я должна была быть все время на чеку. Очень часто мои приемы оказывались бессильными против ярости мужа. Он был жестоким человеком и не один метод не позволял до конца предотвратить его коварные действия. Я не встретила его на площадке возле дома. Напряжение внутри меня и страх из-за этого усилились тогда. Я не знала чего мне ждать дальше. Сердце бешено колотилось. Я старалась успокоить себя, но мне это не удавалось. Подойдя к дому, я замерла и решила прислушаться к звукам. Было тихо. Аккуратно открыв дверь, я оказалась в доме. Меня встретил на пороге трезвый муж. Он был спокоен и, я с облегчением рассказала ему о моей встрече с мамой в больнице. Вечер прошел спокойно. За последние годы судьба мало меня баловала такими вечерами. Моя семья разрушалась. Я больше не в состоянии была терпеть диктат со стороны мужа. Единственное желание, которое меня посещало тогда, это был побег от него. Перед сном я позвонила маме. Она меня порадовала своим хорошим настроением и в результате я довольная этим разговором спокойно уснула в ту ночь.
Утром я как всегда торопилась, потому как опаздывала на работу. Быстро добравшись до своего кабинета, накинув халат, я побежала к маме в палату. Домчавшись до палаты и открыв настежь дверь, я замерла. Палата была пуста. ”Куда хоть ее понесло? - подумала я про себя.
-Ее уже повели на УЗИ! - услышала я за спиной голос медсестры. Я повернулась к ней.
-Спасибо. И как давно ее повели?
-Минут десять назад.
-Понятно. Ну что ж спасибо!
Я помчалась на третий этаж. Напротив кабинета УЗИ я увидела сидящую в ожидании маму.
-Лен, а меня раньше позвали, - оправдывалась она.
-Привет! Не страшно. Главное, что я успела.
-Лен, а тебе точно разрешат присутствовать?
-Разрешат, не переживай. Пойдем!
Мы вошли в кабинет. Я объяснила врачу причину моего сопровождения. Мама ловила каждое слово в нашем диалоге с врачом. Заметно нервничала. Наконец началось исследование и в процессе его мы старались быть более спокойными. Я вглядывалась в монитор и старалась запомнить очертания органа, различные вкрапления, положения камней внутри желчного пузыря. Знала заранее я, что мама будет меня расспрашивать о том, что я видела при исследовании. И ее любопытство было вполне оправданно. Процедура закончилась, и у нас на руках оказалось заключение врача. Оно не столь отличалось от результата исследования того, что мама делала накануне в своей больнице. Абсолютно стало понятно, что операции ей было не избежать. Оперативное вмешательство было назначено провести в тот же день, когда было сделано УЗИ.
Я помню с самого детства, что процесс подготовки к операции лично для меня был тяжелым. Процедура начиналась со смены белья, приема душа, вливания в вену медикаментов и не уходящего чувства страха. Все неизвестное нам кажется всегда страшным. И сколько бы нам не рассказывали, как будет проходить операция, для нас это все равно неизвестность. Мы ведь знаем, что каждый случай индивидуален, а значит процедура и финал его все равно до конца ни нам, ни врачу не известны. Эта последовательность мыслей доводит нас до недоверия и страха. Вот тут и вспоминаешь, что на свете есть только одно, что может тебя утешить и спасти. Вера в Бога! Превыше его любви и заботы я не знаю более ничего. Попав в непростую ситуацию и пережив страдание достойно, пройдя испытание, становишься сильным духом. Я благодарна своим родителям, бабушке с дедушкой за то, что они с самого детства мне говорили о Боге и о Вере. В жизни меня это часто спасало.
Тогда в детстве вся подготовка мне напоминала приготовление приговоренного к казни. Я шла по коридору в операционный блок, как на эшафот. Мама же вела себя и чувствовала абсолютно иначе, нежели я в таком положении. Она абсолютно не показывала чувство страха, говорила о том, что не боится боли и мечтает поскорее выздороветь и вкусно поесть. Скорее всего, она старалась снять мое волнение, так как чувствовала это, несмотря на мое старание скрыть подобное. Мне выпала тогда возможность проводить ее в операционную. Тревога за нее меня переполняла. Совокупность ее заболеваний, о которых я знала, была не благоприятна для общей анестезии. Но выбора другого не было.
Наступивший момент расставания я запомнила хорошо. Ее не спеша уводили в операционный блок. Время на тот момент остановило свой ход. Я смотрела ей вслед с чувством полного сожаления и досады. Она, видимо, почувствовала мой взгляд и обернулась тогда. Улыбнувшись мне, мама скрылась в сопровождении медсестры за дверями блока. Ощущение было, будто ко мне вернулось знакомое с детства чувство горького расставания. Когда она приводила меня в детский сад и, прощаясь, уходила, я смотрела ей вслед с полным чувством сожаления и печали. С самого детства таился где-то внутри страх, который в словесной форме звучал вопросом: ”А вдруг она больше ко мне не вернется?!”.
Я поднялась после расставания в кабинет, который был тремя этажами выше. Чтобы как-то успокоится, старалась больше общаться с окружающими. Время, засеченное мной, проходило медленно. Через час я спустилась к операционному блоку. Как оказалось - рано. Операция еще продолжалась. Подождав немного, я двинулась к лифту, чтобы вернуться на короткое время в кабинет. На тот момент моему начальству уже не нравились мои частые уходы с рабочего места. Направляясь к лифту, я услышала шаги позади себя. Обернувшись, увидела, что меня догоняет хирург, оперировавший маму. Его звали Алексеем, и был он на тот момент молодым, но уже опытным и хорошим хирургом. Остановившись в шаге от меня, он произнес.
-Вы, почему довели ее до такого состояния? Я еле смог вытащить. Там бесформенная масса, мешок гноя, это уже не орган!
Я стояла в отупленном состоянии и пыталась в уме подобрать слова ему в ответ.
-Поверьте, я с трудом уговорила ее сейчас оперироваться. Она пять лет откладывала этот визит к врачу.
-Это же живой человек! Сейчас ее зашивают, операция прошла успешно, - резко произнес он.
-Спасибо.
Далее последовала пауза, после которой он развернулся и пошел в ординаторскую. Я же поспешила к себе в кабинет. К маме спустилась чуть позже. Она крепко спала. Погладив ее волосы, я подумала в тот момент, что наконец-то все закончилось, и она смогла пережить это. В ночь с ней осталась моя сестра. Накануне мы кинули жребий для того, чтобы не было споров. В ходе жеребьевки шанс выпал ей сидеть ночь после операции с мамой. Утром следующего дня, придя на работу, я встретилась с мамой в её палате. Она выглядела замечательно. Достаточно бодро вела себя, чем меня удивила и порадовала. Создавалось впечатление, что она и не оперировалась вовсе. На тумбочке возле ее кровати в полиэтиленовом пакете лежало два камешка из ее желчного пузыря. Маленький подарок врачей, являющийся уже в мире медиков традицией. Я потянулась к ним, чтобы рассмотреть их ближе. Из чувства брезгливости я не стала брать камушки в голые руки. Я перекатывала их пальцами в пакете и таким образом их рассматривала. Любопытство заставило меня немного сдавить эти камешки, чтобы определить степень их твердости. Один из них был достаточно тверд, а вот второй под действием моего незначительного нажатия разломился. Этого я не ожидала. Я разрушила собственными руками подарок мамы, пусть даже такой, в первый же день. От подобного действия я, конечно же, растерялась. Виноватым взглядом я посмотрела на маму и произнесла.
-Мама, я это сделала нечаянно. Прости меня, я дура!
Чувство вины давило на меня. Я понимала, что клеить подобное глупо, хотя и поступок мой тоже умным не назовешь. Мама, увидев подобное, ничуть не удивилась.
-Да, ладно тебе, все равно потом потеряю. Один же остался целым. Витьке отвезу, покажу. Он-то точно не видел. ( Витька был ее сожителем, с которым она прожила уже порядка пятнадцати лет).
-Я не хотела, правда, - продолжала оправдываться я.
-Ничего ужасного по сравнению с тем, что делала ты в детстве, сейчас не произошло. Лучше расскажи мне что-нибудь веселое. Хотя лучше не стоит. Мне сейчас еще смеяться больно, но так хочется, поверь…
-Верю, конечно. Я буду контролировать свою речь, обещаю тебе, будет весело, но до смеха не доведу!
В тот день я также до вечера пробыла у нее в палате. А дальше все шло по одному и тому же сценарию. Дорога домой быстрым шагом, мысли в пути о том, что творится дома и в каком настроение сейчас пребывает мой муж, угнетали. Я чувствовала, что схожу с ума. Но я держалась, зная, что придет момент, когда я смогу освободиться от его диктата навсегда.
На третий день после операции я вновь встретилась с хирургом Алексеем в палате у мамы. Было заметно, что мое присутствие немного смущало его в диалоге с мамой. Ей он рассказывал о том, как прошла операция и также о том, что ей следовало обратиться гораздо раньше к врачам. После его ухода я заметила некоторую неуверенность в лице мамы. Я пристально посмотрела на нее, чтобы убедиться насколько я права в своих мыслях. Она поняла, что бессмысленно скрывать от меня чувство, которое не давало ей покоя. Сложив руки на груди, стоя напротив меня она заплакала.
-Ты чего, мам? Тебе больно?
Ее темно-карие глаза были совсем увлажнены. Слезы, которые она пыталась сдержать, уже катились ручьями по ее щекам. Я обняла ее и попыталась утешить.
-Пожалуйста, успокойся, иначе я не смогу тебя понять и помочь тебе!
-У меня, наверно…рак! - с трудом произнесла она. Ей было тяжело сказать это вслух. Я почувствовала это по паузе между словами и тяжелому выдоху перед тем как она сказала.
-Ты чего? Ну, с чего ты взяла? Кто тебе сказал? Врач не знает об этом, а ты с чего решила?
Она продолжала плакать, упершись мне в плечо лицом. Я гладила ее голову и продолжала успокаивать. На время мы поменялись ролями. Я чувствовала себя гораздо старше ее. На тот момент она больше походила на ребенка по своему поведению.
-Мама, послушай, он ведь только сказал, что желчный пузырь был похож на мешок. Я видела на УЗИ, в заключении кроме воспаления и наличия камней ничего не было написано.
-Да? Точно? - утирая слезы и улыбнувшись, ответила она. - Мишка ведь еще не женился, как же я помирать-то буду?
-Мама, Мишке только тринадцать лет! Ему еще до института окончить школу надо. Я еще о его женитьбе не думаю, а ты чего серьезно так задумалась?
-Ну, как же, хочется ведь свадьбу его увидеть.
- Мам, ты обязательно все увидишь и не только его, но и остальных внуков. Так, что не забивай себе голову. И вообще, думай сейчас о том, что тебе надо выздоравливать. Кстати, ты хорошо выглядишь!
-Правда?
-Без преувеличения!
По ее голосу и взгляду я поняла, что смогла успокоить ее немного. Пошмыгивая носом и утирая остатки слезинок со щеки, она заметно воодушевилась тогда. В дальнейшей нашей беседе я старалась отвлечь и увести ее в разговоре как можно дальше от тех страшных мыслей. Я старалась вселить в нее надежду и веру в свои силы. Это достаточно важно быть в приподнятом настроении, верить в лучшее именно в тот момент, когда ты наиболее уязвим в болезни. Так как послеоперационный период все же чреват осложнениями, то внутреннее расположение духа очень важно для процесса выздоровления. Больница для меня всегда была ограничением свободы. Это маленькая тюрьма со своим уставом. Почему в наших больницах все так серо? Когда я находилась там, всегда возникало ощущение внутреннего давления, которое не давало вздохнуть полной грудью. Лишь спустя несколько дней после операции, прожив в больнице не менее недели, устав от внутреннего дискомфорта, обыденности и боли, я начинала искать в себе силы для борьбы. Изо всех сил я хотела скорее вылечиться и уйти оттуда навсегда. Вспоминая проведенные дни в больнице я, конечно же, сопоставляла свое настроение в те тяжелые дни с поведением мамы. Она была чудом для меня. Находясь там, она умудрялась не скучать и не испытывать чувство усталости от серых стен, больничных коек, стонов больных. Я поражалась ее смирению, терпению и жизнелюбию. Мама была веселым человеком. Ее глаза были, пожалуй, самыми точными индикаторами ее настроения. Можно было не слушать ее речи, а только взглянуть в ее глаза и было понятно, о чем она думает и, что хочет сказать. Ей всегда было сложно лгать мне. Она не могла меня обмануть, хотя и делала серьезные попытки. После своих неудачных попыток она всегда сетовала на то, что просила у Бога хорошего ребенка, а получила особенного. Льстила, конечно же, мне в этом. В принципе все нормальные родители считают своих детей особенными. Поэтому слишком большого внимания ее похвалам в мою сторону я не давала. Мама была маленькой, симпатичной женщиной с небольшим избытком в весе. Ее веселый нрав и шутки всегда возбуждали интерес к ней в обществе. Она была заметна в толпе, чем в детстве меня смущала, а в молодости, напротив, вызывала чувство гордости, когда я находилась рядом. Я всегда ее очень любила.
Прошло несколько дней после операции. Они были весьма спокойными. Близился день снятия швов и скорейшей выписки. Маму успели полюбить в отделении за то время, пока она там находилась. Я проводила с ней массу времени. После выписки из больницы её готовили для дальнейшей реабилитации в санаторий. Мы же наслаждались тем, что ее здоровье шло на поправку, и сама она чувствовала себя гораздо лучше. Покинув больницу, мама отправилась в ближайший к нам санаторий, который находился в дубовой роще. Все казалось уже преодоленным для нас. Однако…
Когда я находилась на работе, ближе к полудню, зашла в наш кабинет медсестра. Подозвав меня, она поведала мне, что со мной хочет встретиться хирург, оперировавший маму. Я шла к нему и мысленно перебирала вопросы, которые могли, возможно, возникнуть у него ко мне. Обдумав несколько вариантов, меня вдруг осенило: “Я забыла ему отдать справку с работы мамы, точно! Вот, дура! Как же я могла забыть, это же документ! Ну,иди…иди, -твердила я себе.-Сейчас получишь по заслугам. Интересно, что ты скажешь в свое оправдание?”
Я быстро спустилась по лестнице вниз. Добежав до хирургического отделения и подойдя к ординаторской, я услышала бурную беседу врачей между собой. Замерла и решила минуту постоять, чтобы отдышаться. Собравшись духом, я осторожно постучала в дверь.
-Да! Заходите! - услышала я мужской голос из-за двери ординаторской. Приоткрыв дверь, я неловко произнесла.
-Здравствуйте, вызывали меня?
Глаза Алексея при виде меня опустились.
-Здравствуй. Присядь пока, - сказал он мне.
Я села на край дивана в ординаторской. Алексей сидел напротив меня возле стола. Повернувшись ко мне, он продолжил нашу беседу.
-Скажи мне, где сейчас твоя мама?
-В санатории ”Дубрава”, - удивленно ответила я.
-Она получает лечение там?
-Да, ей назначили процедуры!
Он опустил голову и, выдержав паузу в разговоре, продолжил.
-Сегодня был получен результат цитологического исследования тканей желчного пузыря, который мы отправляли после операции…
Я посмотрела на него, затаив дыхание.
-Там обнаружены раковые клетки, - глубоко вздохнув, произнес он.- По этому результату можно сказать, что у нее рак желчного пузыря.
Эта информация проскочила молниеносно мимо моего должного восприятия. Она звучала не естественно и была чужда для моего сознания. Я не придала должного значения его словам. Наблюдая за моей реакцией, он понял причину моей растерянности и моего молчания.
-Дело в том, что это достаточно редкий вид заболевания. Он занимает только один процент от всех онкологических заболеваний, - продолжил он, активно жестикулируя руками, тем самым, пытаясь придать больший смысл своим словам.
С того момента я начала вникать в суть происходящего.
-Как давно она в санатории и на лечении находится? - поинтересовался он
-Уже больше недели.
-Необходимо отменить все лечение, чтобы не вызвать быстрый рост клеток. Ты можешь связаться с ее лечащим врачом? А лучше узнай, кто именно ее лечит, и я сам с ним поговорю. Объясню причину отмены лечения.
Алексей нервничал, активная жестикуляция, и неровный тон в разговоре выдавали его.
-Вот вечно в нашей стране так! – продолжил в волнении он.- Сначала прооперируем, а цитологию через полмесяца получаем, когда уже человек на лечении в другом заведении находится.
-Скажите, вы уверены, что подобному цитологическому исследованию можно верить на сто процентов. И что там именно написано я могу посмотреть? - вмешалась я.
-Да, конечно!
Он протянул мне бланк с результатом анализа. Я старалась внимательно прочесть его, но от волнения плохо запоминала текст.
-А может быть это ошибкой? Ведь в любом деле каждый может ошибиться, - возвращая ему бланк, произнесла я.
- Может, конечно, это быть и ошибкой, но ее процент еще ниже, чем процент данного заболевания.
-Но ведь процент все равно есть…
В наш разговор вмешался наблюдавший со стороны заведующий отделением.
-Как она сейчас себя чувствует? - поинтересовался он.
-Хорошо, по сравнению с тем состоянием, что у нее было накануне операции.
-Живот болит? - продолжил заведующий.
-Да, побаливает.
-Это плоховато. Через такое количество времени боли уже не должно быть после лапороскопической операции.
- Сейчас у нее нет острой боли. Ноющие - бывают, - продолжила я.
-Все равно должны уже не мучить и ноющие спустя столько времени, - произнес вдруг Алексей.
Я замолчала, пытаясь в уме найти факты, подтверждающие ложность этого диагноза.
-У нас были такие пациенты. Вся беда в том, что при данном диагнозе раковые клетки разрастаются очень быстро. Если, например, пациент с раком легкого может прожить пять лет, то пациент с раком желчного пузыря проживает от двух месяцев до года. У нас был пациент, который прожил достаточно долго для данного диагноза. Сколько он у нас прожил? - спросил Алексей у заведующего.
-Год и два месяца.
-Вот, о чем я и говорю! Это еще большой срок считается. Дело в том, что лечение при данном заболевании не приносит результатов. Оно только снижает болевой синдром. Ни химиотерапия, ни другие методы не дают никаких результатов. Я беседовал со своими коллегами по интернету из разных стран. Они говорят тоже самое об этом. К чему мы говорим сейчас тебе об этом? Для того, чтобы вы не тратились и не возили ее повсюду, потому как это бесполезно! - сказал Алексей.
Мои глаза увлажнились от слез. Мысленно я сдерживала себя.
-Сейчас самое главное связаться с ее лечащим врачом и отменить все лечение, - продолжил Алексей.
- Ей назначили ванны лечебные. Она так довольна этой процедурой, - тихо проговорила я.
-Да вот нельзя ей делать их…Но, что теперь-то говорить, уже сделаны ведь. Тебе нужно будет поговорить с ней и объяснить, что подобные процедуры и медикаменты многие ей теперь запрещены.
-Я поняла. Сейчас я созвонюсь с ее врачом лечащим, объясню причину отмены лечения в данном случае.
-Да. Если будут проблемы, то я сам поговорю с ее врачом, - продолжил Алексей.
Мы вышли из ординаторской, продолжая беседу. Я мало помню уже о ней, т.к. в тот момент находилась в рассеянном состоянии. В мыслях я старалась собраться духом для того, чтобы не глупить и оставаться сдержанной. Поднимаясь по боковой лестнице, я не выдержала. Комок в горле давил болезненно и я, не выдержав, разрыдалась. Я не принимала всю информацию, которую получила от врачей. И не старалась представить маму в тот момент, потому как знала, что это состояние меня может целиком поглотить и все закончится истерикой на лестничной площадке. Но и в себе держать подобную горесть я не могла. Специально выбрав это место, я пошла туда, чтобы собраться с мыслями и немного успокоиться. Там было достаточно тихо, редко кто проходил по той боковой лестнице. Я провела там около пятнадцати минут. Глаза мои, оставив следы женской слабости, были слегка припухшими, с темными подтеками от туши, которые я вытирала старательно платочком. Войдя в кабинет, я с трудом сдерживала себя. Однако ситуация и задача, которая стояла тогда передо мной, все же требовали сосредоточения. Необходимо было дозвониться до лечащего врача мамы и попросить ее отменить лечение. Позвонить так, чтобы никто при этом не был свидетелем в нашей больнице, дело достаточно сложное. Мне не хотелось огласки подобного в тех кругах, где я работала. Не потому, что я не доверяла окружающим сильно, просто я сомневалась еще в том, что данный диагноз реален для мамы. Нужно было время, чтобы прояснить подобное. В кабинете у нас практически не прекращалось движение самого медперсонала и приходящих больных. Что только не предоставляли в нашем кабинете помимо справок. Рынок не обошел наш кабинет, и со временем это место стало идеальным для размещения рекламы и новостей для всего района. Здесь можно было заниматься любому продажей и обменом, начиная от нижнего белья и заканчивая объектами недвижимости. Как бы ни казалось, это смешным, но, тем не менее, сделки многие удавались с легкой руки некоторых сотрудников. А так в целом наш кабинет был обычным методическим. К концу рабочего дня народ в кабинете не расходился, и я решила спуститься вниз в детскую регистратуру. В это время там обычно никого не было, даже самого регистратора. Взяв ключи, я направилась туда. Набрав номер телефона, я замерла в волнении. Прислушиваясь к гудкам, я после каждого из них порывалась начать разговор. Дождавшись в волнении третьего гудка, трубку наконец-то на другом конце провода взяли. Я услышала приятный женский голос.
-Алло?
-Здравствуйте! Мне необходимо поговорить с Натальей Сергеевной, - вежливо ответила я
-Да, я вас слушаю!
-Скажите, пожалуйста, вы являетесь лечащим врачом пациентки вашего санатория, Мельниковой Майи Владимировны?
-Да! - удивленно ответила она.
-Я ее дочь и мне необходимо срочно с вами поговорить.
-Да, конечно. Я слушаю вас!
-Дело в том, что сегодня пришел анализ цитологический и меня вызвал врач, который оперировал маму. Судя по анализу у нее, обнаружены раковые клетки. Врач утверждает, что это рак желчного пузыря и просит вас отменить ей срочно лечение и процедуры.
-О, Господи! – услышала я в ответ.- Я же ей назначила дополнительно ванны.
-Я хотела бы попросить вас не говорить ей пока о причине отмены лечения. Не хочу, чтобы она об этом пока знала. И еще, возможно ли ее проживание в санатории без лечения? Мне бы хотелось, чтобы она продолжила период реабилитации после стацлечения в вашем санатории.
- Я поняла вас. Говорить ей я не буду! Процедуры и лечение сейчас ей отменю. Запишу в истории, и ее предупрежу, чтобы не принимала никаких лекарств без совета с врачом. А так она, конечно же, может находиться в санатории.
- Спасибо вам большое!
- Слушайте, так печально! - промолвила она вдруг, - Только сегодня я общалась с ней утром. Она такая жизнерадостная женщина. Ей так понравились процедуры в нашем санатории. Так искренно она меня хвалила за них.
-Да, Наталья Сергеевна! Все верно…Я очень вас прошу, не говорите ей о диагнозе. Еще рано!
-Да, конечно! Не волнуйтесь, я все поняла. Она не догадается.
-Еще раз спасибо вам! Всего доброго!
-И вам всего доброго!
После разговора с врачом я спешила попасть к хирургу Алексею, пока он еще не ушел с работы. Мне повезло, я встретила его, идущего по дороге в отделение.
-Ну, позвонила? - поинтересовался он.
-Да, позвонила, объяснила. Ей все отменят, и до окончания путевки она будет там находиться.
- Хорошо. Пойдем со мной.
Он сделал шаг вперед, и я последовала за ним. Войдя в кабинет он произнес следующее:
-Ей теперь необходимо будет получить группу инвалидности. Времени не так много, поэтому надо уже сейчас об этом побеспокоиться.
Подобная новость меня немного шокировала. Я начала думать, каким образом маме придется объяснять причину выхода ее на инвалидность. Какие слова нужны будут для подобного объяснения? Лгать нельзя в таком случае, но и говорить всю правду, тоже не стоит. Она должна продолжать жить и радоваться вопреки всему.
Алексей заметил мою печальную задумчивость.
-А где живет она? В каком районе? - пытаясь отвлечь меня, сказал он.
-В Ливенском, поселок Воротынск.
-Это по Елецкой дороге?
-Я не знаю…
-Ты, что ни разу там не была? – смеясь, проговорил он.
-Была. Только я не водитель и знакомых водителей у меня нет. Поэтому я и не знаю, по какой это дороге находится.
-Ну понятно !
Видя мой печальный вид, он прекратил шутить со мной. Взяв справки из кабинета, мы прошли в ординаторскую. Встав напротив него и прислонившись к шкафу, я решилась задать ему вопрос.
-Скажите, бывали ли случаи в вашей практике, когда подобный анализ был ошибочным?
Алексей явно удивлен был моему вопросу. Собравшись с мыслями и громко выдохнув, он произнес.
-Уф-фу-фу! В моей практике- нет. А вообще, такое очень редко, но бывает. Ошибки случаются, но в данном случае можно надеяться только на чудо. Я видел, как выглядел орган, когда оперировал ее. Уже говорил тебе, что это был мешок гноя.
-Но ведь чудеса бывают…
Он опустил голову.
-Бывают…
-А насколько плох ее результат анализа? Я знаю, что клетки раковые все же бывают разные и рост у них разный.
-Судя по анализу, рост клеток умеренный. Иначе говоря, плохой анализ и результат тоже плохой.
Я затихла после его слов, пытаясь сдерживать голос, который начинал от волнения дрожать. Дописав направление, он встал и протянул мне бланк.
-Вот, если что-нибудь будет еще необходимо, скажи. Я напишу.
-Ага, спасибо.
Мы расстались. Я вернулась в кабинет чтобы, собравшись, отправиться домой. Душа моя была лишена покоя. Я начинала понимать суть происходящего. Тогда я была единственным человеком, который знал эту страшную правду. Что говорить сестрам, папе и главное самой маме? Я никогда не была в подобной ситуации. Младшей сестре я решила пока не рассказывать о случившемся. Она недавно родила сына, и от волнения у нее могло бы пропасть молоко. Отцу пока тоже незачем было говорить об этом. Для начала все это должно было окончательно подтвердится. Тем более что родители жили давно не вместе, и была у меня возможность утаить тогда от него подобную информацию. Мои родители развелись достаточно давно. Прошло пятнадцать лет, как они не виделись друг с другом. Отец ушел от нас к другой женщине еще, когда мы были маленькими. Мама всегда любила и тайно ждала его возвращения. Она не раз говорила со мной об этом. Мама представляла, как пройдет их встреча после долгой разлуки. Особенно, когда она была наряжена в симпатичное платье, с макияжем, старательно мною нанесенным, и прической, которую я делала ей изредка при наших коротких встречах. Она любовалась собой, крутилась возле зеркала, и широко улыбаясь, постоянно повторяла: - “Видел бы сейчас меня ваш папа! Он наверняка пожалел бы о том, что поменял меня на ту, что худее!”. Я улыбалась и хвалила ее от души. В те моменты она была обворожительна. Она очаровывала не красотой, а тем жизненным оптимистическим настроем, который в ней присутствовал. Папа же не торопился возвращаться к ней, даже после того, как выгнал свою сожительницу. Он жил один и сходиться с мамой не горел желанием. Мы же, как и все дети, хотели всегда, чтобы они вновь были вместе, вспоминая часто о том, какой хорошей парой они были раньше. Отец в ответ на наши намеки на их примирение говорил, что не созрел еще для такого шага. Что ж, мы поняли тогда, что всему должно прийти свое время.