Власовцы

     1 сентября 2001 года исполнилось
100 лет  харизматичному русскому борцу
за свободу Андрею Андреевичу Власову.
Вопреки собственным намерениям Гитлера,
ему с помощью немецких друзей удалось
де-факто и де-юре независимой Русской
национальной армии восстать против
сталинской деспотии.

                Иоахим Гофман.
               Власов против Сталина.
                Трагедия Русской
               освободительной армии.


     На Волховском фронте шли упорные
бои. Власову поручают руководить частями
2-й Ударной армии. Не его вина, что
армию бросили в бой "с колес",
неподготовленной. Это роковое назначение
стало началом конца генерала Власова.
Его армия из-за просчетов руководства
Главного командования в суровом январе
1942 года попала в окружение.
     Армия осталась почти без продовольствия,
боеприпасов, без средств связи. Власову
ничего не оставалось, как отдать приказ
пробиваться к своим мелкими группами...
     ... Власов... получил поддержку
(сотен, - авт.) тысяч советских
военнопленных - солдат, офицеров и даже
генералов... К концу апреля 1945 года
под началом Власова оказались внушительные
силы общей численностью 130 тысяч человек
(включая нескольких генералов), и даже
имелись самолеты.

                Геннадий Черненко.
             Расплата за предательство.


     Перед войной Власов командовал 99-й
стрелковой дивизией, которая под его
командованием стала лучшей дивизией
Красной Армии. Лучшей среди всех 303 дивизий,
как стрелковых, так и остальных.
Подготовленная Власовым 99-я стрелковая
дивизия самой первой во всей Красной Армии
в первый месяц войны получила боевой орден...
     Во 2-й Ударной армии не было снарядов,
не было патронов, не было бензина для машин,
не было никакого транспорта: лошадей давно
съели. Армия питалась крошками от сухарей.
Нормы питания были снижены с 50 граммов
крошек в день до 10 граммов. Затем перестали
выдавать и эти крошки. 2-я Ударная армия
варила голенища сапог, ремни, командирские
сумки. И поедали трупы своих товарищей.
     Власов был ЗАХВАЧЕН в плен 12 июля
1942 года в деревне Туховежи Ленинградской
области. Блуждавшего по лесу вконец отощавшего
генерала приютили и спрятали наши родные
советские люди и... сдали немцам. Не за мешок
картошки и не за килограмм сала. А по идейным
соображениям.

                В.Суворов (Резун).
                Маршал Победы/Тень Победы.
                Беру свои слова обратно.


     Зам.нач. политотдела 46-й дивизии Зубов
задержал бойца 57-й стрелковой бригады
Афиногенова, который вырезал из трупа убитого
красноармейца кусок мяса для питания.  Будучи
задержан, Афиногенов умер в дороге от истощения.
 
                Докладная начальника
                Особого отдела НКВД
          Волховского фронта старшего майора
                государственной безопасности
              Мельникова заместителю наркома
                внутренних дел комиссару
                государственной безопасности
                3-го ранга Абакумову,
                6 августа 1942 г.


     99-я дивизия (возглавляемая А.А.Власовым,
- авт.), нанеся большие потери противнику,
не сдала ни одного метра своей позиции.
За героические действия она была награждена
орденом Красного знамени.

                Г.Жуков.
                Воспоминания и размышления.
                М., Т.1. С.273.


     После расследования Власов и др.
руководители РОА-КОНР были преданы суду,
который состоялся в августе 1946 г. Во время
судебного заседания В. заявил буквально
следующее: "Я признаю себя виновным в том,
что, находясь в трудных условиях, смалодушничал,
сдался в плен немцам, клеветал на советское
командование, подписывал документы, призывающие
к свержению Советов... Я успел сформировать
все охвостье, всех подонков, свел их в комитет,
редактировал гнуснейший документ, формировал
армию для борьбы с советским государством...
Содеянные мною преступления велики и ожидаю
за них суровую кару. Первое грехопадение -
сдача в плен. Но я не только полностью раскаялся,
правда, поздно, но на суде и следствии старался
как можно яснее выяснить всю шайку. Ожидаю
жесточайшую кару".
     Суд приговорил В. и всех других подсудимых
к высшей мере наказания. Они были повешены
в конце августа 1946 г.

                Вит. Каравашкин.
                Кто предавал Россию.


     Великое дело Октябрьской революции подло
предано. Страна затоплена  потоками крови и грязи.
Миллионы невинных людей  брошены в тюрьмы,
и никто не может знать, когда придет его очередь.
Хозяйство разваливается. Разве вы не видите,
товарищи, что сталинская клика совершила
фашистский переворот. Социализм остался только
на страницах окончательно изолгавшихся газет.
В своей бешеной ненависти к настоящему социализму
Сталин сравнился с Гитлером и Муссолини. Разрушая
ради сохранения своей власти страну, Сталин
превращает ее в легкую добычу озверелого немецкого
фашизма. Единственный выход для рабочего класса
и всех трудящихся нашей страны - это решительная
борьба против сталинского и гитлеровского фашизма,
борьба за социализм.
     Товарищи, организуйтесь! Не бойтесь палачей
из НКВД. Они способны избивать только беззащитных
заключенных, ловить ни в чем не подозревающих
невинных людей, разворовывать народное имущество
и выдумывать нелепые судебные процессы
о несуществующих заговорах...

                Лев Ландау. Листовка,
                написанная в 1938 году,
                за которую автор был арестован
              и освобожден только по ходатайству
                Нобелевских лауреатов П.Капицы
                и Нильса Бора.


     Я, как верный сын моей Родины, вступая
добровольно в ряды бойцов Вооруженных сил
народов России, перед лицом соотечественников
присягаю, - для блага моего народа под главным
командованием генерала Власова бороться против
большевизма до последней капли крови.

                Присяга военнослужащих,
                подчиненных Комитету
                освобождения народов России.


     Власов был продолжателем Белой идеи
в борьбе за национальную Россию. Это было
страшное явление, и оно таило смертельную угрозу. 
При других политических условиях и если бы немцы
поняли Власова, то РОА только в результате
своего возникновения, лишь с помощью пропаганды,
без борьбы сотрясла бы до основания всю сложную
систему советского госаппарата.

       Генерал-лейтенант Б.Хольмстон-Смысловский.
          Личные воспоминания о генерале Власове.


     Вопреки всему политвоспитанию и всем
угрозам наказания, до конца 1941 г. в плен
немцам сдалось не менее 3,8 миллиона
красноармейцев, офицеров, политработников
и генералов, а в целом во время войны -
около 5,24 миллиона...
     Согласно высказыванию доверенного лица
Власова, Сергея Фрёлиха, после провозглашения
Пражского манифеста на вступление в РОА
ежедневно претендовали от 2500 до 3000
добровольцев. Только 20 ноября 1944 года было
зарегистрировано 470 коллективных телеграмм
из лагерей военнопленных, 298 из них подписаны
43 511 военнопленными, остальные 172 послали
от имени "всех" обитателей соответствующего
базового лагеря или рабочей команды.  С учетом
индивидуальных писем, за один этот день более
60 000 военнопленных заявили о своей готовности
взять в руки оружие и под командованием Власова
сражаться за цели Пражского манифеста. В конце
ноября 1944 г. число заявлений солидарности
достигло 300 000... Президиум КОНР 23 декабря
1944 года был вынужден сообщить в печати, что
невозможно учесть всех претендентов на прием
в Вооруженные силы народов России.

                От Президиума Комитета
                Освобождения Народов России//
              Воля Народа, с. 310, 16.12.1944.


     Было время в самом начале войны, когда
почти все пленные были готовы сражаться
с большевизмом даже в рядах германской армии.

                Ю.Терновский, Т.Бездетный.
              Лагерь надежд и раздумий. С. 28.
                А.Николаев.
                Так это было. С. 267-268.


     Почти всюду депортированные солдаты (РОА,
- авт.) после их передачи (Советскому Союзу, -
авт.) подверглись первым общим акциям возмездия.
В Мурманске, Одессе, Юденбурге и под Любеком
массовые расстрелы производились уже в пределах
видимости британского военного персонала.
Кроме того, твердым правилом органов СМЕРШ было
немедленное разделение семей. Из казаков,
выданных под Юденбургом, группа видных старых
эмигрантов, среди которых находились генералы
П.Краснов, Шкуро, Султан-Гирей Клыч, сначала
испытала еще относительно корректное отношение
среди офицеров Красной Армии, которое, однако,
вскоре по указке СМЕРШ изменилось к худшему.
Большая группа выживших казачьих офицеров была
переведена во Львов, а оттуда, как особо опасный
элемент, в тюрьмы Европейской части России...
В дело вступили военные трибуналы, приговаривавшие
к смерти или более чем 10 (чаще всего - к 25)
годам каторги в Воркуте, Инте, Асбесте, Норильске,
Тайшете, Караганде, Табурдай-Норе и др.
концентрационных лагерях.

                Что произошло после Лиенца?
                Краткая сводка сообщений
          возвратившихся (журнал "Часовой"//
                ВА-МА. MSg 149/14.



                Предварение автора


     Власов - предатель! Эта хлёсткая, как удар бича, фраза стала едва ли не общепризнанной во мнении зашоренного коммунистической пропагандой сознания бывшего советского, а ныне российского человека. И эта "догма" стала настолько живучей в нашем сознании, что любой, кто начинает задумываться в справедливости такого утверждения, сталкивается со злобным отпором и на него начинают смотреть, как на "врага народа", а то и на вражеского агента или, не дай бог, фашистского прихвостня.
     Через два десятилетия, минувших с начала Перестройки, в России стало возможным появление запрещенных ранее к изданию в стране исследований, посвященных не только Власовскому движению, но и организации новой жизни - без коммунистов - на оккупированных немцами территориях. А на этих территориях, равно, как и в планах Власова, было одно - устройство жизни народа по иным, не коммунистическим принципам. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в закрытых архивах документы. К примеру. Манифест Народной  Социалистической Партии "Викинг" (Особая Локотская волость в оккупированной немцами Орловской губернии) провозглашал:
     "1. Полное уничтожение коммунистического и колхозного строя.
     2. Бесплатная передача крестьянству в вечное наследственное пользование всей пахотной земли с правом аренды участков, но без права их продаж (В руках одного гражданина может быть только один участок). Размер участка - около 10 га в средней полосе России.
     3. Бесплатное наделение в вечное, наследственное пользование каждого гражданина России усадебным участком, с правом обмена, но без права продажи. Размер участка в средней полосе России определяется приблизительно в 1 гектар
     4. Свободное развертывание частной инициативы, в соответствии с чем разрешается частным лицам свободное занятие всеми ремеслами, постройка фабрик и заводов. Размер капитала в частном владении ограничивается пятью миллионами золотых рублей на каждого совершеннолетнего гражданина.
     5. Установление на всех видах производств 2-месячного годового отпуска в целях использования его на собственных усадебных участках.
     Примечание: на вредных производствах продолжительность отпуска увеличивается до 4 месяцев.
     6. Наделение всех граждан бесплатным лесом из государственных дач для постройки жилищ.
     7. Закрепление в собственности Государства лесов, железных дорог, содержимого недр земли и всех основных фабрик и заводов.
     8. Амнистия всех комсомольцев.
     9. Амнистия рядовых членов партии, не запятнавших себя издевательством над народом.
     10. Амнистия всех коммунистов, с оружием в руках участвовавших в свержении сталинского режима.
     11. Амнистия Героев Советского Союза.
     12. Беспощадное уничтожение евреев, бывших комиссарами...
     Всякому паразитизму и воровству объявляется смертельная борьба" (Источник - С.Веревкин. Самая запретная книга о Второй мировой войне. С. 548-549).
     Положи, читатель, руку на сердце и спроси себя, стал бы ты голосовать за такую партию, провозгласившую такие нововведения? Могла ли советская власть дать такие блага и возможности для собственного народа? Ответ, по-моему, очевиден.  Вспомним, как был подавлен Кронштадтский мятеж и восстание крестьян в Тамбовской области, подавленные массовыми расстрелами и даже применением отравляющих газов. Помнили ли эти расстрелы крестьяне во время войны? Безусловно, как и  организованные большевиками голодоморы, отсутствие паспортов у крестьян, бесплатную рабскую работу за "палочки" в колхозах.Равно как помнили и отсутствие альтернативы при выборах депутатов всех уровней
власти.
     Те же самые крестьяне и рабочие, получающие копейки за свой труд, загнанные в окопы во время войны с фашистами, нередко оставались без пищи, обмундирования, боеприпасов, вшивые... Те же фронтовики видели, как  снабжалась немецкая армия, как оборудованы их окопы, блиндажи, как четко обеспечивались вражеские солдаты всем необходимым и значительно чаще, чем наши, отводились на отдых и переформирование... Можно быть совершенно уверенным в том, что окопники невольно сопоставляли отношение к солдатам со стороны немцев и родного государства. И это сравнение далеко не в пользу последних. Все это вместе взятое и послужило поводом к тому, что миллионы наших солдат сдались немцам, а сотни тысяч из них добровольно вступили в армию Власова.
     Я не собираюсь ни обелять, ни очернять Андрея Андреевича Власова - для этого нужно иметь значительно больше информации, чем опубликовано до сих пор в открытой печати. Да и в сознании едва ли не каждого из нас еще не вызрело сознание для беспристрастной исторической оценки этого человека. До сих пор нам, как "Отче наш" внушают единственное: "Власов - предатель!" Но это - расплывчатая, не конкретная и, следовательно, лукавая фраза.
     Кого он предал? Большевиков, их идеологию деспотического управления народом? - Да! Сталина с его концлагерями, "просравшего", как он сам выразился, начало войны? - Да! Политруков всех рангов, проводников сталинской идеологии, державшихся подальше от линии фронта и развлекавшихся с "военно-полевыми женами"? - Да! Садистов из НКВД, СМЕРШа, членов "троек" подписывающих тысячи смертных приговоров порой ни в чем не повинным людям, руководителей и рядовых исполнителей "заградотрядов", безжалостно расстреливающих своих же? - Да! Может быть, рабочего с какого-то завода, получавшего крохи за свой труд, крестьянина, задаром горбатившегося на родную страну, старушку из забытой богом сибирской деревни, потерявшую на войне сыновей - единственных кормильцев или вдов и сирот? Ответьте сами на этот простой вопрос...
     Нам часто в фильмах показывают и рассказывают в книгах об ужасах фашистских концлагерей, где бесславно погибли миллионы заключенных.  Так вот, Власов вытащил из этого ада более 300 000 наших соотечественников и сохранил их жизни, причем созданная им РОА практически не воевала с Красной Армией, а использовалась по большей части на Западном фронте или служила в качестве охранных батальонов. И эти спасенные русские мужики очень бы пригодились на родине по окончании войны при восстановлении разрушенного хозяйства. А их - в концлагеря, на  мало эффективный принудительный труд, гораздо менее производительный, чем труд свободный.
     "Власов - предатель!" Потому, что он в своей борьбе использовал помощь врага и его оружие. Но давайте окунемся в недавнюю историю.
     Ленин, вождь Октябрьской революции. В то время Россия находилась в состоянии войны с Германией. Ленин и его клика получала миллионы марок (более 6,5!) на подрыв государственного строя в его собственной стране (Ханс Бьёркегрен. "Скандинавский транзит/Российские революционеры в  Скандинавии 1906-1917)". По законам военного времени за это полагался расстрел!
     Позднее, когда страна была в развале, а население в страшной нищете, "вождь" на дело "всемирной революции" отправлял за границу не только невероятные суммы денег и бриллианты чемоданами, но и откладывал лично себе и своим подельникам огромные суммы в швейцарских банках. Этого истинного врага народа мы чтим и боготворим до сих пор. Забывая при этом, что именно этот деспот, чей фанатизм доходил до идиотизма, организовал первые в России концлагеря (в том числе печально известный СЛОН - Соловецкий Лагерь Особого Назначения). Именно он призывал жестоко расправляться с "врагами" совершенный его бандой революцией-переворотом, когда были расстреляны сотни тысяч соотечественников. Именно он выгнал из страны тысячи лучших умов - носителей культуры и науки...
     Говоря о "предательстве Власова", я предлагаю вспомнить период Гражданской войны, когда сражающиеся стороны ожесточились настолько, что, например, колчаковские солдаты клали связанных пленных партизан и бойцов Красной Армии на железнодорожные рельсы и пускали по ним поезд.
     По истечение многих десятилетий А.В.Колчаку был поставлен памятник в Иркутске и он был реабилитирован. Прах другого руководителя белого движения А.И.Деникина был перевезен из Парижа и торжественно захоронен в Донском монастыре в Москве. Книги еще одного белого генерала и пособника фашистов П.Краснова сейчас издаются на родине...
     Напомним, что руководители Белого движения за русские деньги пользовались услугами Антанты, покупали оружие у англичан, французов, японцев. И воевали этим оружием с Красной Армией.
     Точно также поступил и Власов, но по нашей извращенной идеологии Колчак, Деникин и прочие - герои, патриоты, а Власов - предатель, которого можно и нужно бесконечно топтать грязными сапогами.
     Вспомним недавнее прошлое - Перестройку, организованную непросыхающим от пьянства Ельциным и его бандой. Сейчас подсчитано, что они нанесли стране урон в 2,5 раза больший, чем это сделал Гитлер во время Второй мировой. Иначе говоря, если фашисты разрушили промышленность и научные и культурные центры лишь на половине Европейской части страны, то ельцинская банда это сделала на всей огромной территории - от Балтики до Тихого океана. Какое наказание они понесли за это? Ельцину поставлен помпезный памятник в Екатеринбурге и его именем назван университет, Егор Гайдар удостоился памятной доски и его именем также названо какое-то учебное заведение в Москве.
     И я хочу спросить: не сошли ли мы с ума? Мы возвеличиваем разрушителей страны, а человека, который не повинен ни каком-либо разрушении завода, колхоза, института, а просто не был согласен с антинародным режимом большевиков, всячески черним и поносим...
     Ныне в нашей стране доминируют американские девизы: "Деньги нужны для того, чтобы делать новые деньги" (до какого предела?), "Если ты умный, то почему не богатый?" (выходит, профессиональный боксер, футболист, баскетболист, фотомодель, актеришка средней руки, "писатель (-ница), попавшие в нужную струю, умнее любого Нобелевского лауреата или ученого?). Психология российского человека настолько извращена, что заставило известного психолога С.Поргина с горечью заявить: "Не понимаю, чего еще можно ждать от поколения 90-х, для которого самыми престижными профессиями стали путана и рэкетир. Наша страна некогда отринула мораль, связанную с религией, потом оплевала всех коммунистических идолов и в итоге осталась с одной магистральной идеей: воруй, убивай, предавай, главное - зарабатывай ("АиФ", № 47, 2009).
     Об этом ли мечтал Андрей Андреевич?
     Поливая его помоями, совершенно не упоминаются его заслуги перед страной:
     - дивизия, которой он командовал перед войной, стала лучшей в Красной Армии (303 дивизии);
     - при нападении фашистов его часть стояла насмерть, не отдав ни одного метра родной земли и отступила только по приказу свыше. За эту стойкость дивизия была ПЕРВОЙ награждена боевым орденом;
     - войска, которыми командовал А.А.Власов с минимальными потерями смогли вырваться из Киевского котла, в который они попали под "умелым руководством" наших высших "стратегов". Именно это и подвинуло Сталина перебросить генерала на защиту Москвы, когда враг подошел вплотную к столице;
     - именно Власов сумел отогнать немцев более чем на 100 км от Москвы, за что лично Сталин присвоил ему внеочередное воинское звание и наградил орденом Ленина. Но этот подвиг незаслуженно приписывается Г.Жукову, ревниво следившему за успехами талантливого полководца.
     Именно за такие личные качества Власов был переброшен на командование находящейся в безнадёжном положении 2-й Ударной армией, надеясь, что он совершит очередное чудо. Но ситуация была таковой, что без поддержки извне чуда не могло произойти в принципе.
     Уходя в сторону Ленинградского фронта (который был ближе, чем фронт на востоке) Власов, придя просить помощи, был заперт в сарае и был выдан немцам своими же крестьянами, а нам беззастенчиво врут, что он "сдался добровольно"!
     Так предатель Власов или нет? Не знаю. Но меня возмущает избирательность и извращенность подхода к разным историческим личностям. Садисты и самонадеянные подонки, ненавистники собственного народа с почестями захоронены в центре столицы огромной страны, на Красной площади, один их них сохраняется как уникум в Мавзолее, Колчаку и Ельцину установлены помпезные памятники, а нынешний Президент России, не смущаясь, работает на кладбище подонков в Кремле.
     В отличие от всей этой мерзости А.А.Власов сделал немало полезного для страны, вытащил из гитлеровский концлагерей сотни тысяч обреченных на смерть соотечественников, практически не воевал с Красной Армией, мало того именно его войска освободили Прагу от немцев, после чего туда с помпой вошла армия Конева. Он искренне хотел построить более счастливую жизнь для своего народа. А его, как самого закоренелого преступника казнили самой позорной казнью - повешеньем. Насколько же был велик страх Сталина и его камарильи перед этим человеком!
     Я не смог разобраться в своем отношении к "предателю", хотя, не скрою, отношусь к нему с некоторой симпатией и пониманием. Именно поэтому настоящее произведение я предварил множеством эпиграфов. Авторы этих цитат по-разному оценивают Власова и, по моему замыслу, это должно помочь читателю сформировать собственное мнение об этом неоднозначном человеке.


     Модест Александрович, пожилой, если не сказать, старый человек, расслабленно сидел перед телевизором в таком же древнем, как он, кресле и смотрел "Новости", время от времени покачивая седой головой с крупными залысинами. Едва ли не после каждого сообщения он грустно вздыхал.
     - Бросил бы ты смотреть эти "Новости", - обратилась к нему жена Варвара Ильинична. - Одно расстройство от них. Потом опять валидол будешь принимать. От тебя же ничего не зависит, зачем тогда расстраиваться?
     - Это же наша страна, в ней жить нашим детям и внукам, - возразил он.
     - Страна не пропадет, а тебе здоровье надо бы поберечь для твоих же детей и внуков.
     - Это конечно..., - начал было старик, нов это время прозвучал телефонный звонок.
     - Кто это может быть? - всполошилась жена. - Дети на работе, внуки в школе... Уж не случилось ли чего?
     - Накаркаешь, - пробурчал муж и снял трубку телефонного аппарата. - Алё...
     - Модест Александрович? - раздался в трубке незнакомый женский голос.
     - Да, это я, - недоуменно проговорил старик.
     - Здравствуйте! С вами говорят из телевизионной передачи "Жди меня". Вы делали заказ на поиск ваших потерянных однополчан.
     - Да, - заволновался Модест Александрович.
     - Мы приглашаем вас на запись передачи в эту пятницу. Вам это удобно?
     - А что, нашли кого-нибудь? - заволновался старик.
     - Пока нет, но было бы неплохо, если мы вас покажем на экране и, как знать, вас кто-то увидит, узнает и отзовётся, - сообщил тот же голос.
     - Хорошо, - сразу согласился Модест Александрович. - А можно приехать с женой? Она - врач...
     - Ну конечно же, приезжайте.
     Закончив разговор, он некоторое время стоял, замерев, пока его не привела в чувство жена.
     - Кто это был? Что случилось? Модя, ты в порядке? - засыпала она его вопросами.
     - Да, да... Это звонили с передачи "Жди меня". Помнишь, я как-то звонил им, просил найти фронтовых друзей?
     - Ну, что, кого-нибудь нашли? - спросила Варвара Ильинична.
     - Пока нет, - в раздумье ответил он. - Приглашают на запись передачи. Вместе с тобой.
     - Ой, а я-то зачем? - она слегка покраснела. - Хотя правильно: вдруг от волнения с тобой плохо станет...
     - Да полно! Там, небойсь, врачи-то под рукой - вон там сколько пожилых людей со своими бедами приходят. Вдруг кому-то поплошает! Горя-то сколько они с собой приносят. С тобой мне спокойнее станет.
     - Когда идти?
     - В эту пятницу.
     За оставшиеся до пятницы два дня старики решали, что следует одеть, навешивать ли на грудь награды? В конце концов было решено: одеться в скромную одежду, награды не навешивать - не праздник какой!
     В назначенные день и час Модест Александрович и Варвара Ильинична были на телестудии, где их вежливо усадили в переднем ряду кресел довольно просторной съёмочной площадки.
     Игорь Владимирович Кваша и Маша Шукшина весьма профессионально вели передачу, явно сочувствуя присутствующим в студии людям, потерявших своих родных и близких.
     Время от времени женщины, к которым обращалась Маша с вопросом "Кого вы ищете?", не выдерживали и начинали плакать. В таком случае съемку приходилось приостанавливать с тем, чтобы успокоить расстроенную рассказчицу.
     Из-за подобных остановок процесс съемок затягивался и уже начал утомлять наших стариков.
     - Для чего нас пригласили? - прошептал Модест Александрович жене.
     - Потерпи, нас уже несколько раз снимали и тебя увидят на экранах, - также тихо ответила ему Варвара Ильинична.
     Вскоре был объявлен небольшой перерыв, по окончании которого Маша сразу подошла к ним и, обращаясь к Модесту Александровичу, спросила:
     - А вы кого ищете?
     Подготовленный заранее, Модест Александрович начал говорить довольно уверенно:
     - Я ищу своих фронтовых друзей, с которыми вместе воевал в составе 2-й Ударной армии, попал в плен к немцам, а потом отсидел десять лет в сталинских лагерях...
     Модест Александрович назвал несколько фамилий наиболее близких ему людей из далекого прошлого.
     - Модест Александрович, вы сейчас полностью реабилитированы? - спросил Игорь Владимирович.
     - Да, даже вернули все боевые награды.
     Ведущий задал ему еще несколько вопросов, после чего сочувственным голосом с налетом трагизма произнес:
     - Мы наши двух из названных вами товарищей, но, к сожалению, они не выдержали тягот плена и лагерей и не дожили до наших дней.
     После недолгой паузы, выдержанной в духе Станиславского, Кваша по-доброму улыбнулся и сказал:
     - Но вы знаете, среди разыскиваемых вами товарищей мы нашли одного, который проживает в Курганской области. Он здесь. Никита Павлович! - крикнул он в сторону одного из проходов.
     - Никита! Живой! - воскликнул Модест Александрович, направляясь в сторону стола ведущего.
     В студию вошел невысокий пожилой человек с абсолютно лысой головой и в очках на крупном картофелеобразном носу.
     Старики крепко обнялись и долгое время стояли в полном молчании. Игорь Владимирович руками слегка обнял их и после недолгой паузы сказал:
     - Вам, наверное, есть о чем поговорить, пообщаться. Давайте я вас провожу, - и, взяв их под руки, повел к выходу из студии. И уже там, без посторонних глаз, он произнес, обращаясь сразу к обоим, -  Пожалуйста, подождите меня в фойе, у меня к вам будет необычная просьба. Договорились?
     Старики оторвали взгляды друг от друга и согласно кивнули головами.
     Кваша вернулся на свое рабочее место в студии, но уже минут через двадцать вернулся к старикам, рядом с которым сидела Варвара Ильинична.
     - Модест Александрович, Никита Павлович, - начал он разговор. - О вашей необычной судьбе я рассказал своему давнишнему приятелю Василию Григорьевичу Ракитскому. Если вы читали его роман "Ржевская бойня", то представляете, что это честный и далеко не равнодушный к истории нашей страны человек. Он просил меня договориться о встрече с вами. Его крайне заинтересовала ваша судьба в частности и Власовского движения в целом.
     Старики посмотрели друг на друга и согласно кивнули головами.
     - Вот и договорились, - Кваша встал и стал прощаться с фронтовиками. - Тогда я сообщу ему номер вашего телефона, Модест Александрович, и он в самое ближайшее время позвонит вам. А вы, Никита Павлович, надеюсь, погостите в Москве?
     За них ответила Варвара Ильинична:
     - О, мы его скоро не отпустим! Столько лет не виделись, им есть о чем поговорить.
     - Ну, вот и ладненько, - стал прощаться Игорь Владимирович. - Здоровья вам, дорогие мои, живите долго и счастливо.
     Растроганные старики отправились домой, а уже на следующий день им позвонил писатель и договорился о встрече.
     На следующий день в назначенное время он явился с цветами и бутылкой хорошего вина в квартиру Модеста Александровича и Варвары Ильиничны и надолго засел с фронтовиками, постоянно записывая что-то в блокнот.
     Писатель приходил в гости еще несколько дней, не забывая при этом выспрашивать и Варвару Ильиничну о днях, когда ее муж воевал, находился в плену и сталинских концлагерях.
     Они обменялись телефонами, причем Ракитский  оговорил себе право обращаться к фронтовикам по мере написания новой повести или романа, как выйдет.
     А еще через несколько дней Модест Александрович с женой проводили Никиту Павловича на вокзал, пообещав, что непременно навестят его в удобное летнее время в следующем году.
     Ракитский немедленно приступил к работе и нередко созванивался с бывшими фронтовиками, а к Модесту Александровичу нередко и захаживал, чтобы обсудить с ним ту или иную главу. А через семь или восемь месяцев принес ему для прочтения черновой вариант рукописи.
     Старый солдат тотчас принялся за ее прочтение, тщательно осмысливая едва ли не каждую фразу...


                "Предисловие.

     Свои мемуары "Дело всей жизни" известный маршал А.М.Василевский начал словами: "Все дальше уходят в глубь истории грозные годы Великой Отечественной войны. Но время не властно предать их забвению, выветрить из памяти народной. Наша победа над фашистской Германией - это победа над реакционными силами империализма, победа светлого дела социализма".
     Своей последней фразой маршал дал понять, что он находится под прессом коммунистического диктата и поэтому не может сказать всей правды о войне.
     Именно поэтому, скорее всего, на приведенной им карте, обозначающей положение фронтов в самый тяжкий для Москвы момент, не оказалось места Второй Ударной армии, руководимой А.А.Власовым. На этой карте мы обнаруживаем 4-ю Уд.А., 3-ю Уд.А. и... две 1-е Уд.А., одна из которых располагалась к северу от Старой Руссы , а вторая сосредоточилась в районе Клина! 2-я Ударная армия с карты полководца исчезла, словно ее никогда не существовало.
     Более поздние исследователи весь огонь критики сосредоточили главным образом на личности самого Власова, а не на его предшественниках генералах Г.Г.Соколове и Н.К.Клыкове, и, главным образом, на "командовании" Волховского фронта, представителях Ставки Верховного главнокомандования К.Е.Ворошилове и .Л.З.Мехлисе и, конечно, главного военного стратега И.В.Сталина" ("Долина смерти". Трагедия 2-й ударной армии: сборник/авт.-сост. Изольда Иванова. - М.: Яуза: Эксмо, 2011. С. 6-7). А именно они погубили 2-ю Уд.а., а не Власов, которого поставили во главе погибающей армии всего лишь 25 апреля, когда исправить что-либо было невозможно.
     В том же источнике приводятся жесткие, но очень справедливые слова: "Не будь Власова (точнее, его пленения, - авт.), этой подходящей мишени для оправдания просчетов высшего командования, Любанскую операцию, скорее всего, просто замолчали бы, уделив ей строчку в энциклопедии Великой Отечественной войны, как это произошло с Синявинской, Усть-Тосненской, Красноборской, Мгинской - со всеми наступательными операциями, не увенчавшимися успехом". Нужен был "козел отпущения", как и в случае с генералом Павловым. И пленение Власова оказалось весьма кстати.
     Подлость наших идеологов заключается еще и в том, что солдаты и офицеры 2-й Ударной армии, отчаянно и храбро сражавшиеся и павшие или попавшие в плен, были оставлены в полном забвении. Мало того, их напрямую ассоциировали с "генералом-предателем", негласно записав их в разряд таких же "изменников Родины", как и их командующий. И это объяснимо - все они являются свидетелями преступной бездарного высшего командования.
     Эта вопиющая несправедливость высшего руководства к бойцам, честно сражающихся за свою страну и брошенных на произвол судьбы, оставивших целую армию без снабжения, голодных, ничего не сделавших для их спасения - прорыва из кольца окружения, наконец-то должна быть оглашена. Мало того, их, преданных, еще и наказали за то, что они попали в плен!
     Через 65 лет после окончания войны автору представилась возможность встретиться с чудом выжившими солдатами 2-й Ударной армии, прошедшими с ней все круги ада, включая бои в окружении, фашистский плен, участие в Русской Освободительной Армии, организованной их прежним командующим, предательство союзников, выдавших их репрессивным органам, сталинские лагеря, не менее страшные, чем гитлеровские.
     С подачи идеологов СССР и современной России судьба этих людей была фактически вычеркнута из истории страны. Сотни тысяч солдат, воевавших в РОА, остались в тени, словно их не существовало на белом свете. А это были наши люди, наши отцы и деды, о которых мы не имеем права забывать. Автор посчитал своим долгом восстановить память о них, об их страшной судьбе, о людях с изломанной жизнью, но не согнувшихся, не сдавшихся, не затаивших обиду на всех и вся.
     Как судить их, пусть читатель решает сам.


                Глава 1. На фронт!

     Вскоре после начала войны на заводе был объявлен новый режим работы: из-за острой нехватки кадров, когда часть мужчин была мобилизована и отправлена на фронт, завод перешел на двухсменную работу по 12 часов в сутки.
     Павел Лыков был единственным молодым мужчиной в большой семье, в которую помимо него входили мать, две вдовые сестры с тремя племянниками, а также жена Ольга и трехлетний сынишка Федюшка. Старшая сестра Екатерина потеряла мужа на финской войне, муж средней сестры Таисии перед самой войной слег от рака и, недолго промучившись, умер...
     Покойный отец Павла успел выстроить довольно просторный двухэтажный дом, в котором места хватало всем. Но деревянный дом требовал постоянного ухода, поэтому Павлу приходилось нелегко - надо было не только отработать смену на заводе, но и заниматься хозяйственными делами - то заготовить дрова на зиму, то подправить крышу, то покрыть заново погреб в огороде, то починить калитку в заборе...
     Маленькому Федюшке было некогда особенно скучать: он постоянно крутился с сестрой и двумя братьями, которые были старше его всего на три-пять лет. Но когда приходил отец с работы, мальчонка бросался к нему и прижимался к его щеке, не желая отпускать.
     День катился за днем по накатанной колее и никаких изменений, кажется, не предвиделось.
     Но все изменилось в один из пасмурных дней. Отец вернулся раньше обычного и выглядел каким-то подавленным.
     - Паша, что случилось? - спросила его мать, которая была одна дома, наблюдая за внуками.
     После недолгой паузы тот тихо ответил:
     - Повестка на фронт...
     Мать, охнув, присела и заплакала. Павел стоял рядом, опустив голову, возле них молча сгрудились все ребятишки. Из дома уходил единственный мужчина.
     Поздно вечером, когда дети уже спали, пришла с работы Ольга. Она с порога почувствовала необычную атмосферу в доме и встревоженно спросила?
     - Что-то случилось?
     Родные мужа тотчас разошлись по своим комнатам, оставив его наедине с женой.
     - Мне пришла повестка на фронт, - опустив голову, промолвил Павел.
     Ольга уронила голову на ладони и тихо охнула-
     - Теперь они сожрут меня, - почти простонала она, имея в виду сестер Павла.
     - Ну, что ты? Они же родные, да и Федотка им не чужой.
     - Да они и его ненавидят. Чужая я для них, как и наш сын. Ты же сам видишь, как они относятся к своим детям и как к Федотке.
     - Да полно, ты преувеличиваешь.
     - Они при тебе еще сдерживаются. Уйдешь ты на фронт, они зададут мне жару. Пропаду я без тебя.
     - Я поговорю с ними, не волнуйся, все будет хорошо, вот увидишь!
     - Дай-то Бог, дай Бог... Ты уж береги себя там...
     Супруги проговорили до самой ночи. А через день Ольга провожала мужа в военкомат. По этому случаю ей предоставили отгул, провожать Павла отправились его мать, старшая сестра, жена и, естественно, Федотка.
     Но оказалось, что от завода Павла забирали только одного и военком, выдав ему предписание, направил его на пристань, где находился временный сборный пункт, к которому стекались горожане, забранные в этот раз на войну.
     На этот пункт Павел отправился вместе с женой, отправив остальных домой. У дебаркадера, служившего пристанью, уже дымил трубой допотопный колесный пароход. Выяснилось, что новобранцев повезут вверх по Волге на кратковременные учебные курсы, по окончании которых их распределят по частям.
     На пятачке возле пристани уже стояло несколько пар, куда из ближних улочек и переулков стекались такие же, как Павел и Ольга.
     Через какое-то время началась перекличка, во время которой выкликнутый мужчина, торопливо простившись с женами и родными, заходил на пароход и становился у борта, чтобы в последний раз взглянуть на любимых.
     Процедура затянулась, так как призывники старались использовать каждое лишнее мгновение, чтобы побыть с родными и женами.
     Наконец, погрузка была закончена и пароход, выпустив струю белого пара, дал протяжный гудок и медленно зашевелил плицами, отталкивая от себя волжскую воду, карабкаясь вверх по реке.
     Женщины, оставшиеся на берегу, смотрели на удаляющийся пароход, махали руками, хотя различить на палубе лица своих любимых было уже невозможно - они слились в единую серую массу. И только когда судно скрылось за выступом высокого берега, толпа женщин стала постепенно расходиться...

     Новобранцев привезли в учебный центр, состоящий из нескольких одноэтажных строений, плаца и стрельбища.. Прибывших на пароходе разместили в одном из этих бараков, большая половина которых была уставлена дощатыми лежаками, укрытыми простыми солдатскими одеялами.
     Поскольку новобранцы прибыли, когда солнце уже цеплялось за верхушки сосен и вот-вот собиралось перестать светить людям, новичков на скорую руку покормили холодной перловой кашей без масла и хлеба и разрешили ложиться спать.
     Часть лежанок была занята прибывшими днем ранее новобранцами, как оказалось, призванными из деревень области. Эти уже чувствовали себя старожилами и потому поглядывали на новичков с интересом и даже свысока.
     Павел выбрал себе лежанку рядом с двумя молодыми мужиками, с которыми познакомился на пароходе. Один из них, Иван Сычев, был слесарем на автозаводе, второй, Гриня Смыслов, работал канавщиком на металлургическом. Оба парня были крепкими, кряжистыми и заметно выигрывали по сравнению с Павлом. Но там, на пароходе, они довольно быстро нашли общий язык и посему, не сговариваясь, стали держаться вместе.
     Усевшись на своих лежаках, они достали из сидоров остатки принесенных из дома припасов и принялись их уничтожать Пользуясь свободой, она неспешно жевали, ведя неторопливую беседу о предстоящем житье-бытье.
     - Кончайте чавкать, паразиты, -крикнул кто-то из прибывших вчера крестьян, видимо, голодный и посему раздраженный тем, что у новичков осталась еще еда.
     Потихоньку казарма затихла, было слышно чье-то похрапывание, покрякивание, посапывание, а иногда кто-то громко портил воздух.
     Оторванный от привычного семейного быта, полный свежих впечатлений, Павел крепко уснул. Ему показалось, что прошло совсем немного времени, как раздался громкий крик:
     - Па-ааадь-ёооом! Па-ааадь-ёооом!
     Он вскочил, не понимая, что случилось. Лежащий рядом Иван нехотя вылезал и-под одеяла, а Гриня спал, укрывшись с головой. Вокруг пыхтели мужики, чертыхаясь и ворча на старшину, так не вовремя разбудившего их.
     - Па-ааадь-ёооом! - снова закричал старшина, которого, как оказалось, звали Фролом Линьковым.
     - Ну, что раскричался, кочет деревенский! - прикрикнул кто-то на него.
     - Сам не спит и другим не дает, - поддержал его другой.
     - Ему баба приснилась. Пошарил вокруг, ан ее нет. Вот он и озлобился, - подначил кто-то из вновь прибывших.
     - Не-а, - возразил ему еще кто-то. - Баба-то и впрямь была, да не дала.
     - Я вот тебя сейчас использую вместо бабы, - прикрикнул старшина на шутника.
     Заметив, что Гриня не собирается вставать, он подошел к его лежаку, наклонился и заорал, что было силы:
     - Па-ааадь-ёооом, сукин сын. На курорт приехал, зеленый?
     Гриня вскочил, как ошпаренный.
     - Ты чего, на голову больной? Дурак, в самое ухо орёшь! Оглушил, черт всполошный...
     - На кухню пойдешь картошку чистить, дрова пилить, колоть, пока не поумнеешь. Умник нашелся, твою мать! Быстро одеваться!
     Бормоча что-то про себя, Гриня начал неторопливо одеваться.
     - На выход, строиться! - скомандовал тем временем старшина.
     После переклички всех повели завтракать, после чего направили в каптерку получать обмундирование.
     К сваленной куче мятого, но стиранного тряпья новобранцы подходили по трое, выбирая себе форму по размеру. Большинство гимнастерок было либо дырявыми, либо с подпалинами, либо надорваны. Также выглядели и форменные брюки.
     - Откуда она это барахло взяли, - ворчал Гриня, копаясь в ворохе одежды, подбирая то, что выглядело поновее.
     - А ты хотел из Моссельпрома? - усмехнулся Иван. - Ясное дело - с раненых сняли и постирали. Только вот гладить было некому.
     - А может быть, и с убитых? - предположил Павел.
     - Да нет, убитых как есть хоронят, - утвердительно ответил Иван. - С раненых. Их в госпитале раздевают, им форма не нужна, а нам подойдет.
     - А дырки эти от пуль? - спросил Гриня, просовывая палец в одну из них.
     - Или от осколков, - отозвался Павел. - Не привередничай, дырки зашить можно. Ты выбирай, что поновее.
     - Что, у них ничего получше не нашлось? - продолжал брюзжать Гриня, отходя к куче, где была свалена обувь.
     - Не нравится, ходи, в чем мать родила, - усмехнулся более рассудительный Иван.
     - А чем зашивать-то? - не отставал Гриня.
     - Что, иголку с нитками не взял с собой? - спросил Павел. Оно и понятно: неженатый, что поддатый. Ветер в голове.
     - Вы уж больно умные, - огрызнулся тот.
     - Будет вам препираться, - остановил спор Иван. - Холостяку еще идти на кухню пахать. Вон старшина идет в нашу сторону. За тобой, - кивнул он Грине.
     - Картошки вареной с собой захвати, - попросил Павел. - Повечеряем.
     - Принесу горячей и тебе в промежность засуну, - посулил молодой, глядя на подошедшего старшину.
     - Пошли, каторжник, наряд отрабатывать, - обратился старшина к Грине.
     - Я тебя отравлю когда-нибудь, - огрызнулся Гриня. - Ей богу отравлю, если начнешь приставать ко мне. Принесу тебе обед, ты и ходилки откинешь.
     - Иди уж, убивец, - незлобно проговорил старшина, подталкивая Гриню в сторону кухни.
     - Пропадет он со своим языком, - рассудил Павел, когда те удалились на значительное расстояние.
     - Это у него от страха. Привык по девкам мотаться да жить в свое удовольствие, а тут на тебе - гимнастерки прострелянные, распорядок, подчинение. Ничего, обомнется, - рассудительно ответил Иван.
     - Тяжело ему придется...
     Барак превратился в мастерскую по починке и подгонке формы.
     - Мужики, дайте иголку, у меня сломалась, - попросил сидящий с приятелями Никита Базаров.
     Слово за слово, разговорились. Оказалось, что в городе у Никиты живет близкая родственница, которая работает на том же заводе, что и Павел. А коли так, то он не только земляк Павлу, но почти и родственник.
     - Парень-то у вас больно шустрый, - начал разговор Никита, кивнув на лежанку Грини.
     - Эта шустрость может ему боком выйти, - проворчал Иван. - Война шустрых не любит.
     - Откуда ты знаешь? - усмехнулся Павел. - Ты же не воевал.
     - Отец у меня с финской выбрался с обмороженными пальцами на ноге. Много чего порассказывал, - ответил тот. - Командиры суетились, гнали вперед, ну, и наложили людей немеряно... Говорил, что на одного убитого финна пришлось пятеро-шестеро наших... Мясорубка была та еще...
     - Ты не особенно с такими рассказами, - упредил его Никита. - Сам знаешь
     - Да знаю, - отмахнулся Иван. - Только вот пацана жалко. Такие вот вечно вперед лезут и первые же погибают.
     - Приглядывать надо за ним, - заметил Павел.
     Перед отбоем пришел злой Гриня и принес печёной а золе картошки.
     - Тебя что, повар ополовником угостил? - усмехнулся Иван.
     - Тебе бы туда, - сердито отозвался тот. - Столько дров напилили, накололи - дома бы на всю зиму хватило. Вон мозоли какие, - показал он ладони.
     - Ладно, ешь давай, - обнял его за плечи Павел. - Давай, поправляй здоровье. Никита, двигай к нам, - пригласил он новоявленного знакомца.               
     Тот подошел к компании и пробормотал:       
     - Неловко как-то...
     - Садись, ешь, пока горяченькая.
     К ним подошел Василько Игнатенко.
     - Не поделитесь картошечкой? - довольно развязно спросил он.
     - Если останется, поделимся, - ответил Иван.
     - Как же, останется! - проворчал Василько. - Вон вы как уминаете...
     - А ты попросись дежурить на кухню, - ответил Гриня. - Там этого добра - ешь от пуза! И, главное, делать ничего не надо.
     - Ага, - усмехнулся украинец. - То-то у тебя рожа стала серой.
     - Это от дыма от костра, - усмехнулся в ответ Гриня. - Целый день сидел у костра, в золе картошку пёк и ел от пуза.
     - Не обожрался, видно, - не отставал тот. - Ишь, в три глотки уминаешь.
     - Шел бы ты от нас, сирота, - вмешался в перебранку Павел. - Не порти аппетит...
     - Жлобы. Нам же бок-о-бок воевать, - не отставал Игнатенко. - Надо поддерживать товарищей.
     - Вот мы и поддержим тебя на фронте, - проворчал Гриня. - Штыком в зад.
     В один из дней, когда, балагуря, молодые солдаты тренировались в рытье окопов полного профиля, в небе послышался гул и буквально над их головами на восток пролетела эскадрилья немецких бомбардировщиков "Юнкерс-87" в сопровождении пары истребителей. Все застыли, уставившись в небо.
     - Всем в окопы, - раздался громкий крик старшины Лунькова.
     Бросив саперные лопатки, солдаты поспешно попрыгали в окопы и затихли там, не сводя глаз с пролетающих самолетов. Только Гриня сидел на бруствере и весело болтал ногами.
     Когда самолеты скрылись за лесом, старшина подошел к Грине и тихо спросил:
     - Смелость вырабатываешь, мальчик?
     - Да на хрена мы им нужны здесь, вдалеке от фронта? - Гриня заломил пилотку на затылок.
     - Да, парень, - покачал головой старшина. - Недолго ты у нас повоюешь...
     - Ты чего, совсем плохой? - накинулся на товарища Павел.
     - Зря ты так выделываешься, - поддержал его Никита.
     - Они же вон на какой высоте летят, - начал оправдываться Гриня. - Если бы хотели бомбить и расстреливать, они бы пикировали.
     - Умный, значит? - с грустью произнес старшина. - Хорошо, что холостой и сирота - оплакивать будет некому.
     - Ты чего его загодя хоронишь? - воззрился Павел на старшину. - Накаркаешь, черт старый!
     - Я не каркаю, - спокойно возразил ему старшина. - Просто я уже побывал там, - он ткнул пальцем на запад, - и повидал таких вот бравых ребят. Долго они не живут.
     Гриня сидел, опустив голову. Лучше бы старшина наорал на него, послал бы на кухню, чем вот так выговаривать при товарищах.
     - Ну, продолжайте копать. Полный профиль с ходами сообщения, - закончил разговор старшина и направился к другим солдатам.
     Четверка приятелей принялась за работу молча, не переговариваясь друг с другом.
     Через какое-то время Гриня прекратил копать, выпрямился и прислушался.
     - Чего ты? - спросил его Иван.
     - Кажется, самолеты возвращаются, - ответил тот.
     Все побросали работу и, повернувшись на восток, стали всматриваться в горизонт.
     Там, над лесом, появились черные точки.
     - Отбомбились, сволочи, - сплюнул Никита.
     - Воздух! - послышался крик старшины. - Ложись!..
     Вдруг, на подлете к ним, один из истребителей стал резко снижаться. На фоне голого осеннего поля солдаты и окопы были прекрасно видны немецким летчикам.
     - В окопы! Ложись в окопы! - снова что было силы закричал старшина.
     Бойцы мгновенно попадали на дно свежевырытых окопов, закрыв головы руками. С противным воем истребитель спускался все ниже и ниже и, наконец, выпустил очередь из пулемета.
     Гриня услышал, что возле него что-то звякнуло и через мгновенье на него что-то упало. Повернул голову в эту сторону, он обнаружил свою саперную лопатку, в середине которой виднелась дыра с рваными краями.
     Пролетая почти над самой землей, самолет взмыл вверх и присоединился к своим.
     Слегка напуганные солдаты поднялись и, глядя вслед улетевшим самолетам, ругались:
     - Вот суки, баловства ради стреляли!
     - Что это у тебя? - спросил подошедший к Грине Павел.
     - Глянь, что, сволочь, сделал! - Гриня показал свою лопатку.
     - Тебя-то не задело? - обеспокоенно спросил подошедший Иван.
     - Да нет, обошлось.
     - Ну, с боевым крещением, - хлопнул парня по плечу оказавшийся здесь же Никита.
     Гриня ничего не ответил, только покачал головой. Лицо его было бледным и, казалось, даже слегка испуганным.
     - Повезло тебе, - усмехнулся Иван. - Копать будет легче - земля станет просыпаться через дырку.
     - Хорошо, что старшина вовремя приказал ложиться, - сказал Павел. - А то бы в тебя могло попасть. Так что старшине ты, выходит, жизнью обязан.
     Гриня продолжал смотреть на товарищей шальными глазами, видимо, осознав грозившую ему опасность.
     К ним уже бежали старшина и взводный младший лейтенант Карташев.
     - Все целы? - встревоженно спросил взводный.
     - Все, - ответил за всех Иван. - Только вон Грине лопатку продырявили.
     - Самого-то не задело? - обеспокоенно спросил старшина.
     - В порядке, - отмахнулся тот.
     - Товарищ младший лейтенант, - обратился Луньков к командиру. - Разрешите продолжить занятия!
     Взводный, молодой парнишка, только что окончивший краткосрочные командирские курсы, стоял растерянный, видимо, напуганный не меньше Григория. После некоторой паузы он пришел в себя и кивнул головой:
     - Да, да, конечно... Продолжайте.
     - Углубляйте окопы до плеч, - распорядился Луньков. - И ходя сообщения такой же глубины. Отнорки не забудьте. Брустверы утрамбовать...
     - Ясно, генерал, - не удержался Гриня.
     - Копай, ущербный, - незлобно проворчал старшина и, отвернувшись, пошел вдоль линии окопов.

     Распорядок дня был достаточно однообразен и уже стал привычным для новобранцев. Подъем сменялся построением, после чего следовали прием пищи и чередующиеся в зависимости от прихоти командира изучение оружия, стрельба, отработка приемов рукопашного боя, политзанятия - в общем, обычный солдатский быт в учебной команде.
     После обстрела самолетом Гриня слегка остепенился и уже меньше балагурил. В его разговорах и поступках стали проявляться серьезность и рассудительность. Но шустрость в поступках осталась: он первым выскакивал из окопа при отработке атаки, лихо орудовал штыком, дырявя мешок, набитый соломой...
     Дни, проведенные в учебке, промелькнули незаметно. Для привыкших к однообразному режиму солдат было неожиданностью, когда после утреннего построения им объявили, что на сегодня занятия отменяются, день дается на оправку, получения боеприпасов и подготовке к отправлению на фронт.
     Лица солдат посерьёзнели: все поняли, что "игры" закончились и впереди их ждал фронт, где нужно будет убивать и стараться остаться в живых. А это удается не многим...


                Глава 2. В окопах.

     Очередь в каптерку двигалась медленно: каждый из солдат спорил со старшиной, выдающим имущество, едва ли не до хрипоты, стараясь выпросить себе каску поновее, подсумок поцелее, скатку потолще, патронов побольше... Кто-то исхитрился получить лишнюю гранату, незаметно сунув старшине кисет с табаком, самодельный портсигар или иную нужную на войне вещь.
     Для того, чтобы отличаться от своих солдат, старшина Луньков выбрал себе каску образца 1936 года - нечто среднее между немецкой и современной русской. Это вызвало взрыв веселья среди его подчиненных.
     - Лукич, тебя надо в разведку определить, - смеялся Никита. - Дозорный немец подумает, что свой ползет, подпустит к себе, тут-то ты его и хвать за шкирку! Медаль обеспечена.
     - Не-а! Мы его в атаку первым пустим, - вмешался Павел. - Пока фрицы разбираются, кто к ним бежит, тут мы их и накроем.
     - Ты только "Ура!" не кричи, - серьезно добавил Василько. - Ори что есть силы: "Хенде хох!"
     - Ладно, ладно, - отбивался старшина. - Эта каска испытана, не подведет. А ваши новые блестят, издалека видны. Посмотрим еще, кто выгадал, кто проиграл.
     - Надо бы еще перо глухариное приладить, совсем бы запутал фашистов, - не сдержался обычно серьёзный Иван. - За генерала бы сошел!
     - Будя языком молоть, - остановил насмешки старшина. - Я слышал в штабе: завтра нас отправляют на передовую. Так что сегодня отдыхайте последний денёк, а там как бог пошлет. Не до шуток будет...   
     Весь остаток дня прошел в суете сборов, а утром, когда солдаты вышли на построение, их уже ждали трехосные грузовики ГАЗ-ААА и два или три ЗИСа.
     Почти сразу после приема пищи началась погрузка. Иван, Павел, Гриня, Никита и Василько попали в одно отделение и оказались в кузове одной машины. Старшина Луньков уселся в кабину и по команде колонна тронулась на восток.
     Дорога вела по полям и перелескам, изредка попадались деревни с испуганными жителями, в числе которых преобладали женщины, старики и дети. Они выходили из домов, держа малых детишек на руках и молча смотрели вслед уходящим на фронт солдатам.
     Дальше стали попадаться брошенные и разбитые окопы, воронки от бомб и разбитая наша и чужая техника. Солдаты в кузовах притихли, представляя бойню, творившуюся здесь.
     - Авиация работала, - предположил Иван. - Воронки от авиабомб похоже...
     - А не от мин? - усомнился Василько.
     - Кучно положено, а минные воронки мельче и более разбросаны, - пояснил Иван.
     - Откуда ты это знаешь? - спросил его Павел.
     - Старшина рассказывал.
     Примерно через час езды, возле леса, машины остановились, прозвучала команда:
     - Разгружаться! Строиться!
     Солдаты попрыгали из кузовов и выстроились вдоль дороги. Командиры побежали в голову колонны и через некоторое время вернулись к своим подчиненным.
     Младший лейтенант Карташев встал во главе своего взвода, поджидая ротного.
     Капитан Вороньков, невысокий, кряжистый мужчина лет тридцати-тридцати двух свободной походкой вышел на середину строя и как-то по-хозяйски неторопливо, совсем не по-уставному, начал говорить:
     - Все целы, здоровы?
     - Так точно, товарищ капитан! - громко и даже как-то по-петушиному выкрикнул взводный.
     Капитан усмехнулся и также неторопливо продолжил:
     - Фронт перед нами. Будем сражаться в составе Второй Ударной армии. Немцы рвутся к Москве. Нам предстоит сдержать их наступление и, по возможности, отогнать их. Фашисты дерутся жестоко и яростно. И это не игра, а драка на жизнь и на смерть. Не трусьте, но и не лезьте на рожон. Чем больше нас останется в живых, тем легче нам будет. Берегите себя.
     Капитан повернулся и пошел к другому взводу.
     Солдаты сгрудились возле старшины, большинство скручивало самокрутки и закуривали.
     Прозвучала команда: "Стройся!", Луньков повторил ее совсем не по-уставному:
     - Ну, ребята, построились. Начинается наша работа.
     Солдаты молча выстроились в колонну и по команде: "Вперед шагом марш!" двинулись на войну.
     Старшина шел сбоку и постоянно поучал:
     - В лесу деревья - лучшее укрытие. Если встретится поляна, обходите ее по окраине. Услышите свист снаряда, немедленно ложись, лучше в воронку или естественную ложбинку. Помните - дома вас ждут, напрасно не рискуйте...
     Чем ближе солдаты подходили к передовой, тем тревожней становилось в душах людей, все более отчетливо слышались звуки стрельбы и разрывов снарядов.
     Колонна остановилась а перелеске возле разбитой техники, здесь же стоял танк БТ-7. Как оказалось, еще вчера вечером здесь был бой. Наши войска смогли продвинуться вперед, а у танка кончилось горючее и боеприпасы. Раненых уже увезли в тыл на телегах, пополнение разминулось с ними где-то на лесных просеках.
     - Много было раненых? - спросил Иван у одного из танкистов.
     - Кто же их считал? - неприветливо ответил тот.
     Вскоре прозвучала команда двигаться дальше. Как оказалось, здесь их ждал проводник - пожилой солдат, который повел их к месту предстоящей дислокации.
     В разрушенных окопах сидели усталые солдаты, всего три часа назад отбившие очередную атаку немцев.
     - Пожрать есть чего? - вместо приветствия обратился к Павлу солдат, сидевший на дне окопа с зажатой между коленями винтовкой.
     Ни слова не говоря, Павел сел рядом и начал развязывать свой сидор.
     - Лыков, за работу, - распорядился подошедший старшина Луньков.  - Подправляй окоп, нарасти бруствер...
     - Сейчас, Фрол Лукич, - ответил солдат. - Не волнуйся, все сделаем.
     Потом спросил, обращаясь к Павлу:
     - Тебя как звать-то?
     - Павел.
     - Ну, а я - Федор. Ты откуда?
     - Из Горького.
     - Сосед, значит. Я - из Мурома.
     - Ты подкрепись, а я пока поработаю. Как немцы-то?
     - Сам видишь - все разворочено. Долбят нас и минометами, и артиллерией, и авиацией... Снарядов у них немеряно. Да еще и танки...
     - А где же наши?   
     - Ты же из тыла пришел. Много там видел нашей техники?
     - Видел один танк. Стоял без горючего, без боеприпасов. Машины, пушки разбитые...
     - Во как! На своей земле воюем, а отбиваться приходится кулаками. Фашисты с полным вооружением, с карабинами, автоматами, а я с мосинской винтовкой, у которой после каждого выстрела надо передергивать затвор.
     - Они хорошо подготовились к войне и напали неожиданно, - пробормотал Павел, выкидывая землю со дна окопа на бруствер.
     - Ты хоть себе-то не ври. О том, что немцы нападут, не знали только колхозные коровы да куры. А мы-то все кожей чувствовали, что вот-вот начнется. Не так что ли?
     - Так-то оно так, да вон как получилось, - ответил Павел.
     - Ладно, спасибо за паёк. Ты копай, а я немного подремлю. Что-то устал я нынче...
     Федор поёрзал, устраиваясь поудобней и, прислонившись щекой к винтовке, закрыл глаза.
     Однако вздремнуть ему не удалось. К ним подошел еще один солдат с перевязанной головой и, присев рядом с Федором, толкнул его плечом и спросил:
     - Слушай, это прислали смену или пополнение?
     - Какая смена? - проворчал тот, не открывая глаз. - Погулять захотел?
     - Так мы свое дело вроде сделали. Пусть теперь другие повоюют с наше...
     - Не надейся. Пока не положим либо мы немцев, либо они нас, отдыха не жди. Так что, Проша, не распускай слюни и не надейся.
     - Как ранило? - спросил Павел, обращаясь к Прохору.
     - Во-во, расскажи новичку, - окончательно открыл глаза Федор и ехидно улыбаясь при этом. - Ему будет интересно знать, чем с тобой немцы воюют.
     - Да ладно тебе, - смутился Прохор.
     - Не тушуйся, поделись опытом с человеком. Он же должен знать секретное оружие фашистов.
     - Да иди ты! - Прохор встал и ушел от них по окопу.
     К ним подошли Иван и Гриня. Увидев улыбающегося Федора, они поздоровались и спросили:
     - Веселитесь?
     - Да вот Федор не хочет рассказывать, как ранило его товарища, - Павел глазами показал на поднявшегося окопника.
     - Да чего уж там, - начал рассказывать Федор. - Немцы перед атакой забрасывают нас минами. Одна из них шлепнулась перед бруствером, а Прохору приспичило высунуться наружу. Мина ковырнула камень и он попал Прохору по касательной по башке. Прошка сел и, рассматривая этот голыш, растерянно бормотал: "Чё это? Как это?" Я ему и скажи: "У немцев патроны кончились, они теперь камнями швыряются. А тот растерянно спрашивает: "Правда что ли? Тут уж и наши ребята начали подкалывать его: "Ты, Проша, поглядывай. Скоро у низ камни кончатся, они начнут коровьими лепешками атаковать".
     Посмеявшись, Иван обратился к Федору:
     - Чего-то вашего командира не видать...
     - Убило его. Похоронили, - коротко ответил тот.
     - А кто же командует вами? - удивился Павел.
     - В последнем бою я командовал, - ответил Федор.
     - А старшины?
     - Петровича рядом с командиром положили, а Иваныча в тыл увезли. Осколок у него в животе. А вас, я вижу, в шинели одели?
     - В госпитале, видно, с раненых сняли. Пришлось чинить, - ответил Гриня.
     - Ну, не с убитых же, хотя какая разница, - усмехнулся Федор. - А мы вот в ватниках. Так удобней. У меня вон еще и стёганая безрукавка есть. Два ватника иной раз и пуля не пробивает.
     - Чё, правда что ли? - удивился Гриня.
     - Дак вон, гляди, - Федор просунул палец в дырку в ватнике.
     В это время к ним подбежал младший лейтенант и торопливо проговорил:
     - Немцы зашевелились. Приготовиться к обороне.   
     - Вот и отдохнули, - проворчал Федор. - Давай, мужики, по местам. Главное - не робеть и не высовываться понапрасну...
     Со стороны немцев послышался свист снарядов.
     - Не высовываться! - старшина Луньков бежал вдоль окопов. - Огонь по команде. Только по команде.
     - Видать, уже побывал на передовой, - кивнул Федор в сторону старшины.
     Впереди и сзади линии окопов начали рваться снаряды и мины. Спереди послышался звук рычащего мотора.
     Федор слегка выглянул из окопа и выругался:
     - Опять тот же танк. Вот зараза, а у нас и взять-то его нечем.
     - Противотанковые гранаты есть, - негромко проговорил Иван.
     - Тогда ему не жить, - опять усмехнулся Федор. - Дай-ка мне парочку, - он протянул руку к Ивану.
     Немцы, укрываясь за танком, подошли метров на триста. Минометный обстрел прекратился, но команды открывать огонь так и не поступало.
     - Чего ждем? - начал нервничать Гриня.
     - В танк будешь палить из своей берданки? - огрызнулся Федор. - Начнешь психовать, пропадешь. Сейчас подойдут поближе, пехоту достанут с флангов.
     Федор положил перед собой обе противотанковые гранаты и замер, и не отрывая глаз от движущейся на них фашистского легкого танка, поплевал на ладони.
     - Зря патроны не жги, - обернулся Иван к Грине. - Черт его знает, когда их еще подвезут...
     - Если подвезут вообще, - не глядя на товарищей, пробормотал Федор.
     - Типун тебе на язык, - отозвался доселе молчавший Павел.
     Тишина, стоявшая на лесной поляне, нарушалась лишь грохотом и лязгом медленно приближающегося танка. Наступающие не опасались, ни минометного, ни артиллерийского огня с нашей стороны - во время предыдущих атак они уже поняли, что ничего подобного у их противника не было.
     Солдаты в окопах замерли в ожидании смертельной схватки. Многие из них сжали оружие так, что побелели пальцы рук.    
     С расстояния примерно в двести метров танк открыл стрельбу из пушки и пулемета. На бруствере появились фонтанчики от пуль, один снаряд попал в траншею справа, взметнув вверх комья земли, какие-то куски и, как показалось Павлу, чью-то оторванную руку. "Санитара, санитара!" - тотчас послышался крик с той стороны.
     - Как только немцы покажутся из-за танка, открывайте огонь, - проговорил подошедший старшина. - Да не торопитесь, цельтесь верней. Федор, поглядывай, остаешься здесь за старшего.
     - Иди, фельдмаршал, разберемся, - процедил тот сквозь зубы, не сводя глаз с надвигающегося механического чудовища.
     - Огонь! - раздалась команда младшего лейтенанта. - Огонь!

     Павел, Иван и Гриня начали было целиться, но Федор их остановил:
     - По пехоте пусть стреляют другие. А вы цельтесь по смотровым щелям танка. Не давайте им спокойно наблюдать. И не стойте на одном месте, перемещайтесь вдоль окопа. А я попробую достать этот трактор гранатой.
     После того, как по броне танка защелкали пули, танкисты поняли замысел бойцов и сосредоточили пулеметный и пушечный огонь перед собой. Но вот пушка танка замолчала, танк остановился и, немного помедлив, начал пятиться назад.
     - Что, обосрались? - вскричал Федор.
     Бросать гранаты в танк было бессмысленно - он находился на недосягаемом для Федора расстоянии.
     Видя, что танк отходит, попятились и немецкие пехотинцы, прячась за стальной махиной и унося с собой раненых и убитых.
     - Вот так мы их, - высказался было Никита, но Федор остановил его:
     - Это была разведка боем. Они засекли, что к нам подошло подкрепление и попытались установить, насколько мы стали сильней и не появилась ли у нас артиллерия и минометы. Все еще впереди...
     - Всем отойти в лес, - послышалась команда капитана.
     - Зачем отходить-то? - недоуменно спросил Иван, глядя на Федора.
     - Сейчас узнаешь, - усмехнулся тот.
     До леса было метров семьдесят - сто. Бойцы неторопливо вылезали из окопов и, согнувшись и укрываясь за кустарником, двинулись в сторону леса, унося с собой раненых и убитых. Как оказалось, во время скоротечного боя батальон потерял четверых убитыми и шесть человек ранеными. Один из раненых лежал с разбитой головой, лицо его было сплошь залито кровью, глаза полны болью и страданием.
     - Не жилец он, - тихо пробормотал старшина Луньков, отойдя к своим бойцам.   
     Но скорбеть времени не было. Раздалась команда:
     - Прикрыть окопы ветками!
     - Это еще зачем? - недоуменно спросил Гриня, глядя на Федора.
     - Капитан у нас хитрец, - ответил тот. - Сейчас немцы вызовут авиацию, чтобы раздолбать нас. А летчики их - не дураки. Противников у них в воздухе нет, зениток у нас тоже нет, поэтому они снижаются к самой земле. И если увидят пустые окопы, то переключатся на ближний лес и дадут нам по мозгам. А так подумают, что глупые русские прикрылись ветками, считая, что замаскировались на чистом месте.
     В это время со стороны немцев послышался гул моторов. И вот уже издали показались три самолета противника, явно направляющиеся в их сторону. И уже через минуту-другую начался настоящий ад: самолеты заходили в пике, снижаясь почти до самой земли, сбрасывали бомбы и поливали линию окопов из пулеметов.
     Атака самолетов продолжалась не более десяти-пятнадцати минут, но место, где были окопы, оказалось перекопанным так, словно здесь прошлись гигантским плугом.
     Но немцы на этом не успокоились. Их улетающие самолеты были еще видны на горизонте, как на бывшие окопы посыпались мины.
     - Да сколько же у них этого добра? - непроизвольно удивился Павел.
     - Людей берегут, не то что наши, - сплюнул Федор. - Это у нас народа, что снега зимой...
     Солдаты расположились на набросанных на землю еловых лапах и, сбившись в кучки, вели неторопливые разговоры. Уставшие и возбужденные от боя, они даже не встали, когда к ним подошел взводный.
     Младший лейтенант передал им новое распоряжение командира батальона:
     - Приготовиться к движению. После обеда отходим в сторону деревни Лушихино.
     - Командир, а что у нас на флангах? - спросил неугомонный Федор.
     - Судя по всему, никого нет, - ответил тот. - Связи тоже нет.
     - Мы что, в окружении? - не отставал Федор.
     - Неизвестно, - несколько растерянно пробормотал Карташев. - Капитан выслал разведку.
     - Точно в окружении, - заключил Федор. - Если бы мы находились на передовой позиции, немцы давно бы нас смяли. А так...
     - Дела! - проговорил Иван. - А что в Лушихино? Там немцы или наши?
     - Придем, узнаем, - усмехнулся Гриня.
     Оказалось, что повар Михайленко успел сварить перловую кашу и уже начал раздачу. Попробовав ее, Павел возмутился:
     - Кашевар, ты чего, посолить забыл?
     - Да нет у меня соли, кончилась, - огрызнулся Михайленко. - Отожми в кашу гимнастерку - вон она как у тебя просолилась.
     - А мяса почему не добыл?
     - Я ждал, когда вы в лесу дичи настреляете, - отозвался повар. - А вы все ерундой занимаетесь, о своем брюхе не думаете. Я не волшебник.
     - Когда мы совсем оголодаем, первым, кого мы съедим, будешь ты, - заворчал Федор, уминая пресную кашу. - У тебя, небойсь, мясцо-то сочное, жирное. Отъелся ты на наших харчах...
     - Ты поговори, поговори, - слабо  огрызался Михайленко. - Крупа-то кончается, подумал бы, что жрать будете.
     - Значит, тебе недолго осталось жить, - заключил Федор, выгребая остатки каши из котелка.
     В этот момент прозвучала команда: "Стройся!"
     Бойцы торопливо закончили обед и, гремя пустыми котелками, начали строиться здесь же, в редколесье.
     Перед строем капитан Вороньков молча оглядел бойцов, покачал головой и проворчал:
     - Сборище анархистов!   
     А потом, повысив голос, сообщил:
     - Нам приказано двигаться к деревне Лушихино и занять ее. Раненых - на телегу повара.
     - Товарищ капитан, - заныл Михайленко. - У меня же два мешка перловки. Мне что, на себе ее тащить?
     - Крупу разделить по бойцам, телегу освободить, - жестко ответил капитан. И прекратить пререкания. Через полчаса выступаем...


                Глава 3. Лесные дороги.

     Батальон, практически лишенный связи со своим командованием, медленно двигался по лесной дороге, время от времени останавливаясь, чтобы разведать обстановку впереди, с боков и сзади. Пройдя километров шесть, решено было сделать привал, поскольку уже стемнело настолько, что двигаться в сумерках леса стало опасно.
     Набрав сушняка, развели небольшие костры под кронами сосен, прикрывавших огонь сверху. Здесь хозяйничал Михайленко, готовя всем надоевшую перловку.
     - Опять без соли? - спросил Павел.
     - А ты помочись в котелок, солоней станет, - - огрызнулся Михайленко, которому надоели претензии к нему.
     - Не творческий ты человек, Михайленко, - не удержался Иван.
     - Вы уж больно творческие, - не остался в долгу тот. - Бежите так, что я не успеваю за вами со своим хозяйством.
     - Куркуль ты. Офицерам-то с солью готовишь? - не удержался Гриня.
     - А как же! - отбрехивался кашевар. - И еще с курочкой и подливкой. Вдобавок бокал шампанского для повышения аппетита. Был бы ты полковником, уж я бы уважил тебя. А сейчас могу попотчевать только что "Разводящим".
     - Грубый ты человек, не культурный, - бросил Гриня, отходя от того.
     Ночь выдалась холодная с нудным накрапывающим дождем. Чтобы согреться и хоть немного обсушиться, бойцы с разрешения командира поддерживали костры всю ночь, возле которых и грудились, протягивая к огню мокрые холодные руки. Спать в таких условиях было невозможно: холодные капли падали за воротники шинелей и ватников.
     Дождь прекратился к утру, из-за плотной облачности рассвет задерживался, но и он не принес облегчения. Пожухлая трава и ветки деревьев были мокрыми и любое прикосновение к веткам было крайне неприятным.
     Где-то к полудню вернулись разведчики, следом за которыми шла небольшая группа красноармейцев, которые с трудом катили 45-миллиметровую пушку. Двое солдат несли снарядный ящик.
     Прибывших подвели к капитану Воронькову. Оказалось, что это были остатки батальона их же стрелкового полка, основательно потрепанного немцами. Возглавлял отряд лейтенант, раненый в левую руку и едва стоявший на ногах из-за большой потери крови.
     Бойца окружили артиллеристов, расспрашивая, где они воевали. Ни слова не говоря, Михайленко начал засыпать крупу в котел, висящий над костром.
     К счастью, у прибывших оказалась рация с еще не подсевшим аккумулятором.
     Капитан после нескольких попыток сумел-таки связаться со штабом полка, доложил обстановку и получил подтверждение приказа занять Лушихино. Солдаты стояли в стороне - кругом было сыро и садиться или тем более ложиться отдохнуть - никто не решался. Новоприбывшие солдаты окружили Михайленко, дожидаясь, когда сварится каша. У одного из них оказался кисет с солью, он ей и поделился с кашеваром, аккуратно отсыпав горку серых кристалликов.
     К своим солдатам подошел старшина Луньков.
     - Лыков, Сычев, Смыслов, - обратился он к Павлу, Ивану и Грине. - Пойдете с младшим лейтенантом к Лушихино на разведку. Посмотрите там, как и что, много ли там немцев, как к ним удобно подобраться незамеченными.
     Помолчав немного, он негромко сказал Ивану и Павлу, кивнув на Гриню:
     - Приглядывайте за ним - молодой ишшо, горячий. Да и сами приглядывайтесь к противнику повнимательней - иной углядит то, что другой пропустит. Себя не обнаруживайте, не насторожите их.
     - Когда идти-то? - спросил Иван.
     - А вот сейчас взводный подойдет и шагайте. Все лишнее оставьте здесь, налегке пойдете.
     Приятели сложили вещмешки под ёлку и попросили Никиту и Федора:
     - Приглядите до нашего возвращения.
     Федор обратился к старшине:
     - Давай и я сбегаю с ними.
     - Вот сейчас всем гуртом и кинемся в разведку, - ответил тот. - С песнями и гармонью. Будь здесь.
     Федор с досады плюнул и, обращаясь к Ивану и Павлу, сказал:
     - Поглядывайте за ним, как бы чего не учудил, - кивнул он в сторону отошедшего Грини.
     - Да все нормально будет, - успокоил его Иван. - Он глазастый, пригодится...
     В это время к ним подошел взводный и, осмотрев бойцов, спросил:
     - Готовы?
     - А чего? - ответил Гриня. - Нищему собраться - только подпоясаться.
     Луньков тут же одернул его:
     - На дело идете, не до смешков.
     - Готовы, - ответил за всех Иван.
     - Тогда вперед.
     Четверо разведчиков ровным шагом продвигалась по лесу, стараясь не задевать мокрые ветки, осыпающие их холодными каплями.             
     Мокрая лесная подстилка глушила их шаги, нов то же время чувствовалось, как намокают сапоги. Порой попадались небольшие болотца, которые не обходили, а шли напролом.
     До Лушихино надо было пройти около трёх с половиной километров. Путь недалёкий, поэтому разведчики двигались крайне осторожно, постоянно осматриваясь, чтобы не напороться на немецкий дозор или разведку.
     Лес стал редеть, впереди показался просвет.
     Командир, идущий впереди, поднял руку, давая сигнал остановиться. Повернувшись к бойцам, он приказал:
     - Усилить наблюдение. Сычев, пройди вперед, осмотрись.
     Иван молча кивнул головой и, прячась за деревьями, начал продвигаться вперед. Минут через двадцать он вернулся к своим.
     - Что там? - спросил младший лейтенант.
     - Между лесом и деревней голое поле. Метров триста-триста пятьдесят Деревня как на ладони Немцы в деревне и за ее пределы не выходят.
     - Вперед, - скомандовал взводный. - Укрывайтесь за деревьями, но и по сторонам приглядывайте.
     Бойцы двинулись вперед и вскоре сквозь поросли молодого подроста стала видна деревня.
     Она была небольшой - дворов не более трех десятков. Вдоль раздолбанной после дождя улицы неторопливо двигался легковой автомобиль, сопровождаемый мотоциклом с тремя солдатами на нем.
     - Считайте немцев, засекайте их вооружение, - повернувшись к своим, прошептал командир. - Смыслов, - обратился он к Грине, - выбери дерево повыше, залезь и посмотри, где у них наблюдатели. Да смотри, чтобы тебя самого не засекли.
     - Ты поаккуратнее, - прошептал парню Иван. - Деревья сейчас мокрые, склизлые. А то еще сорвешься и заорёшь.
     - Не учи ученого, - прошептал тот в ответ, направляясь назад к старой сучковатой сосне.
     В деревне было тихо и спокойно: по единственной улице изредка проходили как немцы, так и местные жители, но среди них не было мужчин призывного возраста. Было видно, что селяне ведут себя спокойно, видимо, совершенно не напуганные оккупантами.
     Вскоре к наблюдателям спустился Гриня.
     - Ну, что там? - спросил его командир.
     - На крыше крайней избы сидят два фрица, смотрят в бинокль в сторону дороги из леса. С другой стороны деревни тоже дорога и тоже два наблюдателя.
     - В сторону поля? - спросил взводный.
     - Поглядывают время от времени.
     - Пушку или танк не заметил?
     - Да нет, не видать. Немцы расположились по хатам, сосчитать трудно. У одного сарая пять человек стоят, курят.
     - Сарай большой?
     - Чуть больше курятника. Танк там не спрячешь.
     - Ну, ладно, - заключил командир. - Здесь все ясно. Пошли к своим.
     Вернувшись на поляну, где расположился их отряд, младший лейтенант отошел к капитану, чтобы доложить о результатах разведки. А Павел, Иван и Гриня подошли к Михайленко.
      - Слушай, кашевар, - начал разговор Гриня. - Командир хотел послать тебя в разведку, но мы с трудом его отговорили. Ты у нас главный человек во взводе, тобой рисковать нельзя. Мало ли что - нарвешься на фрицев, кто знает, чем это кончится. Считай, что мы спасли тебя от неминучей смерти. Так что в знак признательности ты нас должен кормить от пуза до самого скончания войны.
     - А вам бы только жрать! Все люди, как люди - воюют, а у вас все заботы, как бы брюхо набить. Зря на вас только пищу переводим.
     - Михайленко, я сейчас так переволновался в разведке, что взвинчен беспредельно, - не отставал от повара Гриня. - В таком состоянии я теряю голову и могу черт знает что натворить.
     - Если ты такой бешеный, так тебя надо передом пускать в атаку, - ворчал тот, накладывая разведчикам кашу в котелки. - Немцы как увидят твою страшную рожу, так и рванут назад до самого Берлина.
     - А рядом с ним тебя с "разводящим", - не удержался Павел - Немцы подумают, что ты у них хочешь харчи отобрать...
     В этот момент к ним подошел старшина и внимание бойцов переключилось на него.
     - Вот что решили командиры, - сказал Луньков. - В атаку на деревню пойдем, когда только начнет светать. Сейчас отдыхайте, а когда начнет темнеть, будем выдвигаться на рубеж атаки. И там, в лесу, ни звука, ни огонька. И не курить.
     - Михайленку с черпаком не забыть взять, - не удержался Гриня.
     - Кухня и пушка с артиллеристами остаются здесь, - отрезал старшина.
     - Правильно, - поддержал его Никита. - Повара надо беречь, как невесту до свадьбы.
     Ни слова не говоря, старшина отошел к командирам. Михайленко не удержался, чтобы не ответить товарищам:
     - Нет, все-таки вас надо поменьше кормить, чтобы вам стало не до шуток.

     Едва начало темнеть, бойцы начали пробираться в сторону деревни. Когда подошли к опушке, было уже почти темно. И только открытое пространство поля едва просматривалось впереди.
     Бойцы рассредоточились в цепь, державшись по двое-трое, кое-кто умудрился вздремнуть, слегка всхрапывая. Храпуна тут же толкали в бок и будили.
     Небо стало постепенно светлеть, деревья начали приобретать привычные очертания. По цепи шепотом  прошла команда: "Приготовиться!" А еще через некоторое время пошла новая команда: "Молча, броском, вперед!"
     Застоявшиеся солдаты побежали, увертываясь на ходу от растопыренных в стороны веток и перепрыгивая через валежник.
     Вот уже первые атакующие во главе с младшим лейтенантом вырвались на открытое пространство. И тут раздался взрыв, за ним второй...
     Младший лейтенант и бежавший рядом с ним боец рухнули, как подкошенные. Справа, где также рвануло, упал еще один боец...
     Почти тут же в небо взвилась осветительная ракета и Лушихино огрызнулось пулеметным и автоматным огнем, скосившим еще несколько человек.
     - Назад! Назад! - прозвучал отчаянный крик капитана. - Все назад, укрыться за деревьями.
     Отбежав на безопасное расстояние в глубину леса, солдаты сгрудились возле капитана.
     - Минное поле, - тяжело дыша, проговорил командир. - Разведчики, вашу мать, как же вы проглядели?
     - Мы же не сапёры, - ответил за всех Иван. - Поле вспахано равномерно, как определить, минировано оно или нет? А на поле не было команды выходить. Вы же сами приказали вести наблюдение и не обнаруживать себя.
     - Может быть, там остались раненые? - проговорил Прохор.
     - А ты сбегай, посмотри, - огрызнулся на него Федор. - Иди, пока немцы не ушли пить кофей.
     - Вот вы двое, - капитан кивнул в сторону Федора и Прохора, - аккуратненько, ползком осмотрите опушку. Вдруг кто-то из раненых смог уползти в лес.
     Через некоторое время посланные вернулись.
     - Ну? - коротко спросил капитан.
     - Трое лежат совершенно неподвижно. Один стонет - он метрах в пятидесяти от леса, не достать. У двоих ноги оторвало, кровью истекают.
     - Шесть человек положили ни за что, - ни к кому не обращаясь, проворчал старшина.
     - Это война, старшина, - прикрикнул на него командир. - То, что там минное поле, никто не мог знать.
     И, помолчав немного, распорядился:
     - Все, отходим.
     Понурив головы, солдаты неорганизованной толпой молча побрели следом. Выстрелы со стороны деревни давно стихли, наступила тишина...
     - Ни хрена себе повоевали, - прохрипел Павел.
     - Ребят жалко, - ответил ему Иван. - Ни за что, ни про что погибли.
     - Младшего лейтенанта жалко - совсем еще мальчишка, - заметил Федор. - И повоевать-то толком не успел.
     - А как страшно кричал тот, которому ноги оторвало,- вступил в разговор Прохор. - У меня его крик до сих пор в ушах звучит.
     - Похоронить бы их по-человечески, - сказал Павел. - Только как их достать?
     - Немцы похоронят, - злым голосом ответил Никита.
     - Не полезут они на свое же минное поле, не станут рисковать, - возразил Федор. - Да и на кой черт им чужие солдаты! Так и останутся ребята неприбранными. А зимой волки, лисы да вороны тела оприходуют.
     - Не дай бог так-то вот погибнуть, - перекрестился Прохор.

     Выйдя на свою поляну, бойцы увидели четверых незнакомых солдат, о чем-то болтающих с Михайленко.
     - Кто такие? - строго обратился к ним капитан.
     - Штрафники, у Елоховки воевали, - ответил за них повар.
     - Как сюда попали? - продолжил допрос командир.
     - Роту разбили, - как-то нехотя проговорил один из них, по виду старший возрастом.
     - Погнали в атаку, нас и накрыли минами и пулеметами, - сказал второй штрафник. - Всех и положили.
     - А вы как остались живы? - спросил старшина Луньков.
     - Ну, извини, не повезло, - съязвил тот же штрафник.
     - Ладно, разберемся, - заключил капитан и отошел к радисту.
     Оказалось, что старший из них - бывший майор, по пьяному делу серьезно ранивший своего собутыльника капитана, не поделив с ним медсестру. Остальные - бывшие заключенные, попавшие в тюрьму по хулиганке и по их желанию направленные на передовую.
     - Жратвы они при несли, - сообщил Михайленко. - Отдали в общий котел.
     - Откуда взяли, урки? - спросил Федор.
     - Кухню нашу разнесло вместе с кашеваром, - ответил за всех бывший майор. - Без еды много не повоюешь. Мы и собрали и продукты, и патроны, у кого из погибших еще оставались.
     - Это так, - согласился с ним старшина. - Ладно, осваивайтесь. Майор, составьте список прибывших и количество патронов. Мне передадите.
     - Дайте бумагу и карандаш, - попросил тот.
     - А где я их возьму? - поднял брови Луньков. - А, ладно, так скажешь.
     - А чего тут считать? - возразил бывший майор. - Три винтовки, к ним три десятка патронов, один "Шмайссер" и к нему половина рожка патронов. Вот и все вооружение. Продукты, что насобирали, отдали вашему кашевару.
     - Не богато, - покачал головой Луньков.
     - Что есть.
     В это время капитан подозвал старшину и тот отошел от штрафников.
     Через некоторое время он вернулся и сообщил, что приказ взять деревню подтвержден и им снова придется идти в атаку.
     - А на хрена она нужна? - зло спросил Гриня. - Вот уже шестерых положили и что?
     - На этот раз пойдем с торца деревни, где не должно быть минных полей. Но сначала обработаем артогнем.
     - Вот они перепугаются, - встрял в разговор подошедший артиллерист. - Семь снарядов из сорокопятки и "Гитлер капут!"
     - Почему семь снарядов? - спросил Федор.
     - А у нас больше нет, - ответил тот.
     - Значит, еще положат многих из нас, - сплюнул Федор.
     - Мы на войне, не на прогулке, - прикрикнул на него старшина. - И приказы командования не обсуждаются.
     - Выходит, можно класть людей, как траву косой, - не отставал боец.
     - В штабах виднее, как воевать и зачем нам эта чертова деревня, - отмахнулся старшина.- Ну да, они в штабах штаны протирают, а мы здесь жизни кладем за здорово живешь, - не отставал Федор.
     - Хватит болтать, - отрезал старшина. - Дело надо делать...
     - Не хрюкай скот, иди на бойню, - усмехнулся спорщик.
     Старшина отошел, а Иван упрекнул Федора:
     - Чего ты на него взъелся? Это же не его блажь.
     - Вот-вот. Ты воюешь без году неделя, а я уже насмотрелся, как нас гонят на пулеметы без артиллерийской подготовки. Столько стоящих мужиков положили из-за дурости наших командиров.
     - Не все же такие умные, как ты, - вступил в разговор Павел.
     - Не все, а жаль, - не успокаивался Федор. - Вот и выходит, что трупами немцам путь застилаем. И как это выходит, что они, - он кивнул в сторону Лушихино, - сидят сытые да чистенькие, а мы на своей земле без жратвы, без патронов, без артиллерии, без авиации воюем не только с врагом, но и со вшами? Они на нашей территории, в наших домах, а мы, словно зверье, прячемся по лесам, как волки бездомные.
     - Ладно, успокойся, Федор, - начал уговаривать товарища Иван. - Тут уж ничего не изменишь. Надо думать, как дальше быть.
     - Как дальше быть, за нас думают другие, - начал успокаиваться Федор. - Господи, найти бы сухое место да соснуть пару-тройку часиков.
     - Размечтался! - проворчал Павел. Тут кругом сырость да и земля холодная.
     - Майор! - раздался крик Лунькова. - К командиру!
     Бывший офицер, присевший было на корточки и прислонившийся к сосне, встал и неторопливо побрел к капитану.
     - О, свой штаб организуется, - заметил Павел.
     - Ум хорошо, два лучше, - отозвался Никита. - Может, что-нибудь придумают.
     - Хер ли там думать, - зло процедил сквозь зубы подошедший Василько. - Своей дурацкой атакой мы насторожили немцев. Теперь они знают, что мы - рядом и ждут...
     - Это точно, - согласился Гриня. - Голыми руками их теперь не взять.
     - Не пойму, - в раздумье проговорил Иван. - Ну, возьмем мы эту деревню, а дальше что? Дальше наступать мы не в состоянии - нет ни людей, ни боеприпасов. В таком положении мы даже не удержимся, если немцы захотят взять ее назад.
     - Да кто поймет наших Кутузовых? - вздохнул Павел.
     - Они чудят, а мы жизни кладем, - разозлился Гриня, зло посмотрев в сторону офицеров, что-то оживленно обсуждающих над развернутой картой.
     - Ладно вам душу травить, - остановил разговор Иван. - Жратвы бы где достать, а то перловка уже в глотку не лезет.
     - Сейчас бы жареной картошечки, селедки с луком и стаканчик водочки, -мечтательно закатил глаза Прохор.
     - И в баньку с бабой, - дополнил Федор.
     - Господи, я уже забыл, как моя жена после бани пахнет, - заметил Павел.
     - Портянку понюхай, вспомнишь, - засмеялся Гриня.
     - Дурак ты, парень, - презрительно глянул в его сторону тот. - Привык немытых девок тискать.
     - А я их не нюхал, использовал в натуральном виде, - захохотал Гриня.
     - Ну да, вроде уличного кобеля: поймал, подрыгал на ней и ходу...
     Солдаты подошли к штрафникам, сидевшим на корточках отдельно от всех.
     - Мужики, долго блуждали по лесу? - спросил Никита.
     - Считай, неделю, - ответил один из них, которого, как оказалось, звали Степан.
     - И что, никого не встречали? - не отставал Никита.
     - Встречали. Бродят кучками, бесхозные. Некоторые побросали оружие и пристроились в деревнях к вдовым бабам. Вроде как мужья...
     - А чего же вы? - спросил Федор.
     - А если немцы придут, а тут мужик призывного возраста и не инвалид. Они же не дураки, сразу смекнут, как и что. И загребут либо в плен, либо в полицаи. Нам это нужно?
     - Тем более, что немцы, почитай, во всех деревнях стоят, - отозвался другой штрафник. Куда не ткнешься, все на них попадешь.
     - Так чё, мы правда в окружении, что ли? - поразился Гриня.            
     - Отколь нам знать, - ответил Степан. - Куда не тыкались, всюду немцы.
     - Вот попали, - сказал Прохор. - И чего теперь делать?
     - А вон за нас бугры мудруют, - - кивнул Степан в сторону командиров.
     - Они намудруют, - сплюнул через губу второй штрафник, отзывающийся на кличку Фикс.
     Солдаты помолчали, обдумывая ситуацию, в которую попал их небольшой отряд. Вскоре к ним подошел Луньков.
     - Чего надумали полководцы? - спросил его Никита.
     - Рацию придется бросить - батареи сели, - ответил тот. - Связи с полком нет.
     - На кой черт тогда нам это Лушихино? - спросил Федор. - Чего решили-то?
     - Подкатим орудие к деревне, расстреляем все снаряды, после чего пушку бросим - с ней по лесам не нагуляешься. А потом налегке станем пробиваться к своим.
     - Насчет пожрать ничего не удумали? - поинтересовался Гриня.
     - У тебя вон какая башка, можешь что-то предложить? - спросил старшина.
     - У него одно на уме - брюхо набить, - усмехнулся Иван.
     - Будто ты есть не хочешь? - взъярился на него Гриня. - Вон уже порты бечевкой подвязал - не держатся на сытом брюхе.
     - Ладно, отдыхайте, - заключил старшина. - Завтра с утра будет много работы.
     - Слушай, старшина, - обратился к Лунькову Павел. - А зачем нам деревню крушить снарядами? Там в домах и наши деревенские живут. Разрушим дома - где они зимовать будут? Зима-то - вон она, на носу... Да и немцы там укрыты - много ли мы сделаем со своими винтовками?    
     - А ты что предлагаешь? - спросил тот.
     - Немцев в деревне как-то снабжают. Ну, там продукты, боеприпасы. Может быть, стоит оседлать дорогу и воспользоваться тем, что они везут? Если их будет сопровождать бронетранспортер или грузовик, пушка как раз и понадобится...
     - А что, дело парень говорит, - поддержал Павла Федор.
     - Пойду доложу командиру, - старшина внимательно посмотрел на солдата и направился к капитану, стоявшему рядом с бывшим майором и что-то неторопливо обсуждавших.
     Через несколько минут в сторону деревни направились две группы бойцов по три человека в каждой.
     - Куда это они? - удивился Гриня.
     - На разведку, - ответил Федор. - Ты же сам видел, что к деревне ведут две дороги - с каждого торца. Надо узнать, по какой из них идет снабжение.
     - Ясно, - кивнул Гриня.
     Разведчики явились, когда стало заметно темнеть. Оказалось, что после полудня в Лушихино с восточной стороны приезжает грузовик в сопровождении двух мотоциклов с пулеметами.
     К полудню следующего дня бойцы рассредоточились вдоль дороги, по которой шло снабжение немцев. Небольшой отряд во главе с бывшим майором укрылся на опушке леса с тем, чтобы отсечь немцев, если те пойдут из деревни на помощь атакованным. Основной же отряд с замаскированной в кустах пушкой оседлал дорогу километрах в полутора от деревни.
     После примерно часового ожидания дозорные доложили, что на дороге появился противник. На этот раз караван состоял из двух мотоциклов с пулеметами, бронетранспортера и грузовика, в кузове которого находилось около двух десятков солдат, видимо, смена.
     - Бейте сначала по бронетранспортеру, а потом по грузовику, - скомандовал командир артиллеристам. - Не подкачайте, мужики. Старшина, за вами передние мотоциклисты Серов - обратился он к Федору, - возьми троих. За вами задний мотоцикл
     - Есть, - коротко бросил Федор. - Иван, Павел, Гриня, за мной!
     Едва бойцы расположились на позициях, как послышался шум моторов и показались немцы, неторопливо и осторожно двигающиеся в сторону Лушихино.
     Немецкий пулеметчик, сидевший на головном мотоцикле, заметил-таки ствол пушки в кустах и начал разворачивать в эту сторону свое оружие.
     - Огонь! - рявкнул сержант, командовавший орудием, и в то же время раздался залп.
     Бронетранспортер тут же задымил и начал заваливаться набок.
     Второй выстрел ушел в лес, а третьим был подбит грузовик, из которого стали выскакивать солдаты. Дым от горящих машины и бронетранспортера слался низко над землей, мешая сторонам вести прицельный огонь.
     Орудие сделало еще несколько залпов и замолкло - снарядов больше не было, да и артиллерийский огонь был не нужен - в дело вступили стрелки.
     Со стороны деревни раздались выстрелы - в бой вступила группа майора-штрафника.
     Бой разыгрался не на шутку - винтовочные выстрелы мешались с пулеметными и автоматными очередями и разрывами гранат.
     Совершенно неожиданным для нападавших было то, что немцы не стали отходить в сторону деревни, а смяли группу Федора и начали оттеснять красноармейцев  в поле перед Лушихино. Видя это, капитан дал команду отходить в глубину леса.
     Отстреливаясь, бойцы достаточно быстро оторвались от противника и вновь собрались на "своей" поляне.
     - Почему позволили обойти себя? - накинулся командир на Федора.
     - А чем было отбиваться? - огрызнулся тот. - Хреном по головам бить? Патронов не осталось, гранат всего было три. Много ли повоюешь пустыми винтарями?
     - Где майор? - капитан тут же стал искать глазами штрафника.
     - Здесь я, - ответил тот, выходя из-за спин бойцов.
     - Что у вас произошло?
     - Попали под перекрестный огонь пулемета переднего мотоциклиста и бегущих из деревни.
     - Почему не сдержали их?
     - Не злись, капитан, - спокойно ответил бывший офицер. - Штыки против автоматов и пулемета не работают.
     Помолчав немного, капитан, уже более спокойным тоном приказал:
     - Старшина, майор, сержант, ко мне.
     Когда командиры отошли, Иван проговорил, не обращаясь к кому-либо конкретно:
     - Как получается: новый бой и новая неудача?
     - Чем воевать-то? - отозвался Федор. - Пустой винтовкой?
     - И чего теперь делать? - спросил Прохор.
     - К своим пробираться или партизанить, - ответил Гриня. - Что тут еще придумаешь?
     - Во, еще один Щорс нашелся, - усмехнулся Федор. - Прикладами немцев бить будешь?
     - Ну, не знаю, - сказал Гриня. - Но делать что-то надо!
     - Вон Верховный Совет решает, - Павел кивнул в сторону командиров.
     - Пожрать бы чего, - протянул Прохор. - У меня каждый раз после боя такой аппетит просыпается, просто ужас.
     Не сговариваясь, бойцы направились к Махайленко, у которого на костре в котле что-то булькало.
     - Ну, где ваши отбитые у немцев продукты? - повар встретил их вопросом, но увидев злые глаза солдат, тут же осёкся. - Мужики, варю последнее, больше ничего нет. Ни крупинки. Только ржаных сухарей полмешка.
    - Так, и здесь непруха, - сплюнул один из штрафников. - Вблудную на гоп-стоп не удалось, остается кантоваться и сосать карталыгу.
     - Кончай свои примочки, - остановил его Прохор. - Не на нарах. Говори по-человечески.
     - Скоро все будем там, - не смолчал тот. - Или у немцев, или у своих.
     - Тебе-то не привыкать, - вмешался Павел. - Надо думать, что делать дальше.
     - Вон бугры ползут, - кивнул в сторону штрафник. - Уже надумали.
     - Построиться, - приказал подошедший капитан и, после того, как бойцы выстроились, обратился к ним не по-уставному:
     - Положение наше отчаянное. Связи с полком нет, боеприпасов нет, продуктов нет. Пробираемся к своим. В бой не вступать. По ходу движения собирать ягоды и грибы. Грибы сырыми не есть - с больными возиться некому и некогда. Раненых понесем на носилках. Всякое бунтарское настроение будет караться по законам военного времени, - он посмотрел в сторону штрафников. Старшина, распорядитесь изготовлением носилок. И похороните погибших.


                Глава 4. В окружении.

     Отряд медленно двигался по лесным тропам, обходя деревни и уклоняясь от звуков боя. Порой солдаты в вечерние или утренние сумерки выползали на окраину полей со стороны леса и срезали только начавшие формироваться в вилки капусту или выкапывать картошку, клубни которой были чуть больше грецкого ореха.
     В лесу собирали и грибы, но на сорок четыре человека, оставшихся в роте, их было маловато, тем более, что часть из них приходилось выбрасывать - мало разбирающиеся в их пригодности горожане плохо отличали ядовитые грибы от съедобных.
     Порой, пробираясь к полям в поисках еды красноармейцы наблюдали колонны немецких частей на бронеавтомобилях и грузовиках. В таком случае они                затаивались и выжидали, когда те отъедут подальше. Но в колосьях пшеницы было мало недозревшего зерна и тогда они просто выдергивали стебли, чтобы в глубине леса попробовать сварить их.    
     На третий день перехода голод заставил зарубить и начать есть лошадь, несмотря на робкие попытки Михайленко защитить бедное животное.   
     За это время двое раненых, лишенный какой-либо медицинской помощи, умерли и их закопали в неглубоких могилках. Остальных раненых поддерживали исключительно мясным бульоном без соли. На перевязку пришлось рвать нательные рубахи - грязные, пропотевшие, со вшами во швах.
     По указанию капитана, солдаты приглядывали за штрафниками: если бывший майор отошел от них и больше прислонялся к обычным солдатам, то оставшиеся трое стремились держаться особняком, выбрав себе в паханы Фикса.
     Но как бы не приглядывали за ними, кто-то из них совершил мерзость - один из раненых ночью был задушен, с него сняли ботинки и вывернули карманы. Рядом валялись рваные ботинки такого же армейского образца. Найти душителя не удалось, но капитан, построив их перед строем, предупредил:
     - Еще одна мерзость с вашей стороны и я своей рукой расстреляю вас всех.
     Той же ночью солдаты были разбужены выстрелом. Оказалось, что один из уголовников подбирался к капитану, зажав штык в руке, но командир, раздумывая о сложившейся ситуации и выходе из нее, не спал и успел выдернуть пистолет из кобуры и пристрелить нападавшего.
     С большим трудом командирам удалось остановить самосуд над двумя оставшимися штрафниками. Едва рассвело, взводный построил бойцов и объявил:
     - В ситуации, в которую мы попали, мы должны держаться вместе и доверять друг другу. Иначе просто пропадем. Эти уголовники, - он ткнул пальцем в сторону штрафников, поставленных перед строем, - не внушают мне доверия. Что предлагаете сделать с ними?
     - Да шлепнуть их к чертовой матери! - выкрикнул кто-то из строя.
     - В расход их, - крикнул другой.
     - Вы чо, совсем сбрендили? - заорал Фикс. - Мы-то здесь причем?
     - Все вы одним миром мазаны, - кричали солдаты. - С ними все время приходиться быть с оглядкой. Никогда не знаешь, что они отмочат.
     - Вот что, - капитан поднял руку, остановив выкрики и обратился к двум оставшимся штрафникам: - Возьмёте по дневной пайке конины и уходите. И не дай вам бог встретиться на нашем пути или сотворить какую-либо пакость. Пошли вон отсюда.
     - Да в гробу мы вас видели, - плюнул Фикс в сторону строя.
     - Напрасно ты их не расстрелял, - сказал бывший майор капитану, когда строй был распущен, а штрафники углубились в лес. - Им ничего не останется, как мародерствовать.
     - До первой попытки - вон, в каждом селе немцы. Недолго им шастать на воле.
     - Они это тоже понимают и станут следовать за нами и шкодить.
     - Пусть только попробуют, вот тогда и шлепнем к чертовой матери. А сейчас не имею права - не пойман, не вор.
     - Но бойцов надо предупредить на всякий случай, - не отставал бывший майор.
     - Предупредим, - коротко ответил капитан и уже во весь голос прокричал:
- Приготовиться к движению!
     Солдаты нехотя встали и, построившись в ломаный строй, медленно побрели на восток.
     - А этого подонка так и не закопали, - сказал Гриня, имея в виду застреленного штрафника.
   
     - Да и черт с ним, - сердито отозвался Федор.
    
     Дни шли за днями, отряд порой натыкался на немецкие патрули, но благодаря дозорным, стычки удавалось избегать. Немцы их не преследовали, не решаясь заходить в лес, тем более, что они не имели представления о численности противника.
     Конина кончилась и теперь Михайленко варил в котле лошадиную шкуру, которую потом вместе с шерстью резали на мелкие куски и пытались жевать. Но прочная шкура только размягчалась и не поддавалась зубам. Погоняв и помяв ее во рту, вызвав слюноотделение, бойцы проглатывали их, давясь и запивая отваром из той же шкуры.
     От такой пищи у некоторых бойцов появилась дизентерия. Оставшиеся без должного медицинского обслуживания и нормального питания, раненые один за другим умерли и их закопали, поставив над могильными холмиками столбики с табличкой, на которой химическим карандашом написали их фамилии.
     Попытки проникнуть в деревни с целью добывания продуктов были бессмысленны - в каждой из них стояли немцы, нередко поддержанные бронетранспортером или танкеткой.
     Некоторые бойцы ослабли настолько, что их приходилось поддерживать  двум более или менее здоровым солдатам. Привалы приходилось делать все чаще и чаще и все труднее было поднимать людей после отдыха.
     Было съедено все, включая шкуру лошади, кожаные ремни, голенища сапог и даже кобуру капитана
     В один из дней разведчикам, отобранным из тех, кто более твердо стоял на ногах, повстречались женщины, возвращающиеся с мельницы. Как оказалось, они несли муку для личного пользования - немцы позволили помолоть зерно, отпустив их без охраны.
     Разведчики опередили женщин и после того, как те перешли мостик через ручей и подошли к купе невысоких деревьев, окликнули их:
     К их немалому удивлению, женщины совершенно не испугались и, остановившись, спросили:
     - Вы партизаны, что ли?
     - Окруженцы, - ответил Иван, назначенный старшим в разведке. - Бабоньки, поесть не найдется чего?
     Те сбросили мешки на землю и поинтересовались:
     - Чего же не воюете?
     - Да нечем.
     - Ружья-то вон они, на вас навешаны.
     - Ружье-то без патронов не стреляет.
     - Давно бродите по лесам?
     - Давно. Пытаемся к своим пробиться - кругом немцы.
     - Это не вы ли из у Лушихино потрепали?
     - Мы.
     - Обозлились они на вас! Теперь из деревень никого не выпускают. Еле отпросились у них на мельницу - мука кончилась, хлеб не из чего печь.
     - А что вы с мукой-то станете делать? - спросила одна из женщин, развязывая свой мешок. - Без дрожжей-то хлеб не испечете.
     - Да хоть болтушку сотворим. У нас там многие животами мучаются.
     - Плохо ваше дело, мужики, - посочувствовала вторая женщина, которую звали Пелагеей. - Ладно, девки, доставайте, у кого что есть.
     Третья, Варька, сняла с себя головной платок и женщины стали доставать припасы, взятые с собой в дорогу и еще не доеденные: несколько луковиц, две четвертушки хлеба, пару вареных яиц, крохотную стопочку соли, пяток вареных картошин... Потом в каски зачерпнули муки.
     - Как вам с немцами? - спросил Павел. - Зверствуют?
     - Да нет, - ответила Пелагея. - Мужики, как мужики. И воды принесут из колодца и дров напилят, наколют. А наше дело еду им сварить, в доме прибраться, постирать. Детишек не обижают... Только понять их трудно с их-то языком. И не как наши мужики, не пьянствуют...
     - А своих-то мужиков не жалко?
     - Жалко. Где они теперь бедствуют? Может, вот как вы, по лесам мыкаются.
     Простившись с женщинами и поблагодарив их, разведчики вернулись к своим. Михайленко тут же развел костер и начал готовить мучную болтушку, приправив ее принесенными луковицами и картошкой.
     Еду растянули на три дня, после чего снова начался голод. Приходилось заваривать кору деревьев и листья и пить горячий отвар.
     - С этой еды скоро мычать начнем, как коровы, - не сдержался Гриня.
     - Вот тогда полегче будет - начнем доить друг друга и молочком опиваться, - ответил ему повар.
     - А ты попробуй у меня - не пошло ли молоко? - тотчас съязвил тот.
     - Твое мы напоследок оставим, когда совсем станет невмоготу, - отозвался Михайленко. - Ты же кроме яда ничего не можешь дать.             
     Попытка бойцов скрытно подойти к одной из деревень едва не закончилась трагедией: их заметили еще на опушке и немедленно начали забрасывать минами. А потом организовали прочесывание ближнего леса, поливая лес из автоматов.
     С трудом отряду удалось оторваться от противника, углубившись в чащобу. Как оказалось, немцы отжимали их в западном направлении, и отряд невольно оказался в тех же местах, откуда начинал свой путь.
     Очутившись в знакомых местах, бойцы остановились на привал. Все голодные и измотанные переходом, они в изнеможении повалились на траву.
     Прохор, у которого второй день жутко схватывало живот, отошел за кусты и вдруг товарищи услышали его дикий крик.
     Федор, Иван, Павел, Гриня и Никита тот же вскочили и бросились в ту сторону. Метрах в десяти от поляны, на которой расположились бойцы, вниз лицом лежали дурно пахнущие кровавые останки человека. Перевернув его, они увидели, что вместо глаз у него были пустые глазницы, из которых застыли темные подтеки какой-то жидкости. Внутренности были выедены, видимо, какими-то зверями, мясо на ягодицах и ногах отсутствовало - вместо них белели кости скелета. Труп был полностью раздет.
     - Кто же это? - недоуменно спросил Павел.
     - Черт его знает, - ответил Федор, подходя ближе и заглядывая в объеденное зверями бывшее лицо человека.
     Потом, нагнувшись над телом, он вдруг воскликнул:
     - Мужики, а ведь мясо с него срезали!
     - Как это? - удивился Иван, подходя ближе.
     - А вот гляди: мясо на ягодицах и ногах явно срезано ножом, - показал Федор. - Точно срезано, а потом уже звери поработали.
     - Э, а это не тот ли штрафник, которого капитан расстрелял? - удивился Никита. - Мы тогда его бросили и не закопали. Да и место вроде то же самое.
     - Что у вас тут? - спросил подошедший командир.
     - Товарищ капитан, расстрелянного уголовника нашли, - доложил Павел. -  Только мясо с него, видно, срезали.
     Капитан наклонился над останками и тут же выпрямился, зажав нос.
     - Срез-то не свежий, - проговорил он.
     - Я думаю, что это те уголовники, которых прогнали из отряда, - предположил Иван.
     - Что же они, на человечину перешли? - недоуменно спросил Павел.
     - А этим бл...ям по-хрену, - выругался Гриня. - Скоро они друг друга начнут жрать.         
     - Закопайте это, - распорядился капитан. - Хотя и говно было порядочное, а все же - человек.
     - Вот уж действительно: собаке - собачья смерть, - проворчал Павел.
     - Чё там? - спрашивали бойцы у вернувшихся солдат лежащие и не способные от усталости встать бойцы.
     - Померещилось что-то дристуну, вот и поднял хипиш, - отмахнулся Федор и строго глянул на приятелей.
     Подошедшие солдаты разлеглись рядом с лежащими и попытались вздремнуть, но голодный желудок не давал спать. То и дело кто-то вставал и отходил в кусты, откуда долго неслось мучительное покряхтывание.
     Сил идти куда-либо не было, ближе к вечеру наконец-то удалось забыться тяжелым сном...
     Утром капитан, с трудом поднявшись, приказал построиться. Но это удалось не всем и не сразу.. Четверо из тех, кого несли на своих плечах, оказались мертвыми, а еще двое, хоть и были живы, но не могли даже говорить, только смотрели на товарищей каким-то жалким и в то же время просящим взглядом. Одним из этих двоих был единственный в отряде санитар.
     - Не жильцы они, - тихо прошептал старшина капитану. - Совсем плохо дело. Больше половины бойцов не способна к движению - окончательно ослабли от голода.
     - Вижу, - отозвался тот. - Зови майора и с ним ко мне.
     Трое бойцов - Михайленко, Василько и еще один солдат, поднялись, собираясь пойти в чащу.
     - Вы далеко? - окликнул их старшина.
     - Грибов поищем, может быть, орешник найдем, - ответил за всех Василько.
     Старшина махнул рукой и начал отыскивать среди лежащих бывшего майора.

     Троица бойцов - два украинца и один русский - пробирались в сторону деревни, время от времени оглядываясь и высматривая, не следят ли за ними?
     Выйдя на опушку леса, они еще раз тщательно осмотрелись и, обратившись в сторону деревни, подняли руки и медленно пошли через поле.
     Их заметили почти сразу, и вот уже на окраине деревни, к которой шли красноармейцы, сгрудилось с десяток немцев, державших оружие наизготовку.
     - Komm her! Schnell! (Сюда! Быстро!) - кричали они, махая руками.
     Бойцы с опаской шли, не опуская рук, опасаясь, не откроют ли немцы огонь.
     - Schnell! - подхлестнул их еще возглас.
     - Ja, ja. Naturlich! (Да, да. Конечно!) - пролепетал шедший впередb Михайленко. - Ich bin Koch (Я - повар)
     - Sprechen Sie Deutsch? (Говоришь по-немецки?) - спросил ближний немец.
     - Nein (Нет) - помотал головой кашевар.
     Немцы осмотрели солдат, с явной брезгливостью обыскав их.
     Пленные стояли с поднятыми руками, не зная, что им делать.
     - Sich devegen! (Пошевеливайся!) - прикрикнул на них тот же немец, но солдаты стояли, не понимая, что от них хотят.
     - So komm doch endlich! (Да иди же  наконец!) - толкнул немец повара автоматом в спину.   
     - Ja, ja. Ich komm (Да, да. Я идти) - исчерпал запас немецких слов Михайленко.
     - Komm mit (Пошли), - снова скомандовал немец, указывая в сторону стоявшего в небольшом отдалении амбара.
     Отперев висячий замок на широких воротах амбара, немцы пропустили пленных внутрь и уже собирались запирать амбар и уходить, как внутри раздался какой-то крик и послышалась возня.
     Открыв полностью створки ворот, при свете, стало видно, что в углу амбара идет драка. Один из новых пленных лежал на соломе, держась руками за живот, между пальцев проступала кровь.
     - Was ist hier los? (Что здесь происходит?) - закричал старший из немцев, оказавшийся ефрейтором. - Auf heren! (Прекратить!)
     Прикладами немцы разогнали дерущихся. Оказалось, что новоприбывшие пленные увидели тех самых уголовников, съевших своего товарища.
     Возбужденный Михайленко с помощью жестов пытался объяснить:
     - Эти гады сожрали человека! Это же людоеды, их надо расстрелять к чертовой матери! Мы с ними сидеть не будем...
     Один из немцев вырвал из рук уголовника нож, которым он ранил Василько. Наконец, немцы поняли смысл бурных излияний украинца.
     - Auf steen! (Встать!) - рявкнул ефрейтор на уголовников. -Henaus treten! (Выходите!).
     Уголовников под конвоем автоматчиков куда-то повели. А еще через какое-то время раздалась автоматная очередь.
     Створки амбарных ворот приоткрылись и стоящий в притворе немец махнул рукой, приказывая пленным выйти наружу.
     - Чё, они расстреливать что ли задумали? - обратился Михайленко к своему товарищу.
     - За что? - недоуменно ответил тот.
     В этот момент внутрь амбара вошел еще один немец и, подойдя к раненому, начал осматривать его. Обработав рану, он перевязал его и, ни слова не произнеся, вышел.
     Часовой показал пленным на стоящие у стенки амбара лопаты, призывая взять их.
     - Поведут закапывать, - догадался Савелий, третий пленник.
     Так и оказалось. Тот же часовой повел их за огород ближнего дома, где валялись трупы расстрелянных каннибалов и приказал рыть могилу.
     После того, как они закончили работу и закопали людоедов, их снова отвели в амбар. А еще через некоторое время створки ворот вновь открылись, пропустив внутрь двух женщин с узелками - немцы позволили селянам накормить пленных.
     Положив узелки перед пленными, старшая из женщин проговорила:
     - Ешьте, соколики, поправляйтесь. Ишь, как оголодали! Набирайтесь сил. Дома-то чай, ждут...    
     - Спасибо, мать, - поблагодарил Савелий.
     Когда женщины выходили из амбара, в притворе часовой легонько шлепнул молодую ниже спины, На что та слегка уклонилась и с игривой улыбкой пригрозила:
     - Вольфганг, не балуй!
     - Вот сучка, - сплюнул Михайленко. - Уже ссучилась с немцами.
     - Да брось ты, - возразил Савелий. - Что тебе самому бабу не хочется?
     - Хочется, но свою хохлушку, а не немку. Знаешь, какие они у нас горячие!
     - Ну да, - предложи тебе сейчас молодую голую немку, не отказался бы. И плевать, что она болтает не по-нашему. Естество, брат - его не обманешь, - начал рассуждать Савелий. -  Сам знаешь: недели две-три без бабы попостишься, яйца так ломит, что козу готов оприходовать, не то что немку. Вот и немцы - такие же мужики. Да и молодой бабе тоже невтерпежь...
     - Но у ней-то наверняка муж на фронте, - не согласился Михайленко.
     - Муж-то на фронте, а естество здесь осталось. Порой и их прижмет так, что хоть на стенку бросайся.
     - Да черт их, этих баб, знает, - уже спокойнее сказал Михайленко.
     - А причем здесь бабы? - посмотрел на него Савелий. - Что мужик, что баба - потребности-то одни и те же. Еще неизвестно, кого больше припирает. Не якшайся они с немцами, еще неизвестно, разрешили бы им нас покормить.
     Возразить ему было нечего и они обратились к раненому:
     - Как ты, Василько?
     - Болит бок, зараза. Так и печет, - ответил тот.
     - Еще хорошо, что на тебе шинель была и гимнастерка - ослабили удар, - сказал Савелий.
     - Я еще успел немного увернуться, а то бы кишки мне вспороли, - прохрипел Василько. - А что с этими бандюганами?
     - Немцы расстреляли, - отмахнулся Михайленко.
     - А, так вас погнали их закопать?
     - Ну!
     В это время ворота амбара открылись и показавшийся в них солдат жестом позвал их к себе.
     - Чего еще? - проворчал Савелий. - Что вы спокойно отдохнуть не даете?
     Оказалось, что их повели на допрос.
     В чисто вымытой горницы избы, что располагалась в середине деревни, за столом сидел офицер и рядом с ним стоял какой-то тип в гражданской одежде. Как впоследствии оказалось, это был переводчик, бывший учитель немецкого языка из соседнего села.
     - Сколько вас бродило по лесу? - спросил офицер.
     Пленные посмотрели друг на друга, после чего Михайленко признался.:
     - Человек тридцать. Сейчас может быть меньше - должно быть, кто-то от голода помер.
     - Вооружены?
     - Винтовки, четыре автомата, но патронов к ним практически нет.
     - Все такие же грязные и обессиленные от голода, как вы?
     - Все. Мы же больше месяца блуждаем по лесам. Никакого снабжения нет,
связи с командованием тоже.
     - Кто командует отрядом?
     - Капитан Вороньков. Был еще младший лейтенант, но он погиб в бою.
     - Это вы напали на колонну по дороге в Лушихино?
     - Да, это наш отряд. Мы надеялись разжиться продуктами.
     - Пушку почему бросили?
     - Так снарядов к ней больше не было. Чего ее без толку таскать по лесу?
     - Завтра с утра отведете на поляну, где находится ваш отряд.
     - Как это? Своих предать? - возмутился Савелий.
     - Дурак ты, - сказал переводчик, не переводя это офицеру. - Там они сдохнут от голода, а в плену есть хоть какой-то шанс выжить. Не жалко товарищей? Шансов-то выжить никаких, сам знаешь.
     Савелий промолчал. То, что предлагал переводчик, смахивало на предательство. Но в то же время шансов выжить в лесу практически не было, тем более, что надвигалась осень и ночами становилось все холоднее, дожди участились - даже прилечь и отдохнуть не было никакой возможности.
     - Ну, так что? - настаивал переводчик. - Или вы хотите, чтобы они остались там неприкаянными и умерли от голода и болезней?
     Бойцы понимали его правоту, но сдача своих... Наконец, Михайленко решился:
     - Отведем, чего там. А их не расстреляют?
     Переводчик перевел вопрос пленного офицеру, на что тот произнес довольно длинную тираду, которую переводчик пояснил так:
     - Господин унтер-офицер уважает стойкость солдат, которые в безвыходном положении следовали присяге до последнего. Но и даже в таком положении не стали сдаваться, а предпочли естественную смерть. Но среди них есть специалисты разного профиля, в которых нуждается Германия. Расстреливать таких пленных экономически не целесообразно. Поэтому все они будут изолированы, им окажут необходимую медицинскую помощь, накормят, а впоследствии направят на работу в Германию.
     После этого пленных снова отвели в амбар, где они рассказали Василько о сделанном им предложении.
     - А что остается делать? - с трудом проговорил он. - Не поведете - расстреляют нас, как тех уголовников, а немцы организуют облаву и все равно найдут наших. Сопротивляться они не могут - нечем, да и сил нет. Постреляют бедолаг, если попытаются сопротивляться.
     - Выходит, мы как бы предаем их, - вздохнул Савелий.
     - А может быть, спасаете? - прошептал Василько. - От смерти спасаете.
     Михайленко и Савелий легли на солому рядом с раненым и попытались уснуть, хотя мысли о предательстве не давали покоя. Но, как бы то не было, усталость и переживания взяли свое и бойцы забылись тревожным сном.
     Едва утренний рассвет стал проглядывать сквозь щели в стенах амбара, как их разбудили и вывели наружу.
     Переводчик, стоявший здесь же рядом с унтер-офицером во главе группы автоматчиков численностью в десять-двенадцать человек, обратился к пленным:
     - Ведите. И не вздумайте взбрыкнуть - солдатам дана команда стрелять без предупреждения.
     - Ясно, чего уж там, - проворчал Савелий.
     - Vorwarts! (Вперед!) - скомандовал унтер-офицер, жестом показывая пленным встать впереди солдат.
     Уже в лесу переводчик обратился к пленным:   
     - Предупредите, когда будем подходить.
     - Да чего там, через полчаса будем на месте, - проворчал бывший кашевар.
     Не доходя метров триста до поляны, Михайленко остановился и, показав рукой вперед, прошептал:
     - Там, совсем рядом.
     По тихой команде унтер-офицера автоматчики растянулись в цепь, охватывая поляну с трех сторон. А когда впереди замаячил просвет между деревьями, переводчик подтолкнул пленных вперед, встал за их спинами и прошептал:
     - Попытайтесь уговорить их добровольно сдаться в плен.
     Михайленко и Савелий стали неторопливо продвигаться вперед. Сзади них, укрываясь за деревьями, двигались немцы.
     Подойдя почти вплотную к поляне, нападающие увидели в беспорядке разбросанные тела солдат,лежащие в самых невероятных позах. Ночью, чтобы не замерзнуть, они объединились по трое-четверо, своими телами согревая друг друга.
     Капитан, старшина и бывший майор сидели возле толстого комля сосны, прижавшись друг к другу и опираясь на сосну, как на подпорку.
     Увидев мелькавших между деревьев немцев, капитан собрал последние силы и стал вытаскивать из кармана шинели пистолет.
     Старшина и бывший майор с недоумением смотрели то на командира, то на немцев. Они знали, что в пистолете осталось всего два патрона.
     - Ты чего, командир? - с трудом выговаривая слова, спросил старшина.
     Капитан медленно поднимал руку с оружием, но направлял его не в сторону врага, а намереваясь, видимо, выстрелить себе в голову.
     - Напрасно, капитан, - еле слышно пробормотал бывший майор. - Положение этим не спасешь.
     - Командир, у тебя жена и сынишка, - также через силу проговорил старшина. - Не сироти их. У нас есть шанс выжить...
     С этими словами он отвел руку с пистолетом, тот выпал на землю.
     Немцы, видя такое состояние красноармейцев, без боязни вышли на поляну, окружив бойцов и даже опустив оружие - в таком состоянии враги сопротивляться не могли.
     - Entsetzen! (Ужас!) - не сдержался кто-то из немецких солдат, покачав при этом головой.
     - Вставайте! - скомандовал переводчик.
     Солдаты, ошарашенные появлением немцев, какое-то время недоуменно смотрели на них, постепенно осознавая, что это не видение, а реальность.
     - Вы привели? - прохрипел капитан, посмотрев на Михайленко и Савелия.
     - Иначе сдохли бы все здесь, - огрызнулся кашевар.
     Бойцы начали тяжело подниматься, поддерживая друг друга. Шесть человек так и не смогли встать. Немцы одиночными выстрелами прекратили их мучения.
     - Звери, - через силу прохрипел Федор.
     - Давай, давай, двигайся, - прикрикнул на него переводчик. - Радуйтесь, что отвоевались и живы остались.
     - Да уж, полная жопа радости, - не остался в долгу Федор.
     - Полная задница вшей да дерьма, - переводчик подтолкнул его в центр поляны.
     Когда солдаты собрались в кучу, немцы собрали оружие, унтер-офицер оглядел их, покачал головой и дал команду двигаться.
     Пленные медленно шли, постоянно спотыкаясь о торчащие корни деревьев. Иногда кто-то падал и колонна останавливалась, дожидаясь, когда поднимут упавшего.
     Уже на подходе к деревни стало видно, что почти все ее жители высыпали на улицу и с жалостью и сочувствием рассматривали худых, оборванных несостоявшихся своих защитников.
     Немцы провели пленных сквозь этот живой коридор и загнали в тот же самый амбар, где лежал раненый Василько.
     - Что с ним? - спросил капитан.
     - Уголовники ножом пырнули, - ответил Михайленко.
     - А где они сами?
     - Расстреляли немцы.
     - Хоть одно благое дело от них, - заметил старшина, пристраиваясь возле стенки.
     Немцы не закрыли створки ворот амбара и бойцы смогли увидеть, как женщины подтаскивают охапки соломы.
     - Чего это они задумали? - обеспокоенно спросил Павел - Сжечь нас что ли хотят?
     Но в это время одна из женщин крикнула:
     - Забирайте на подстилку. Не на земле же вам лежать!
     Солдаты из тех, кто был поздоровей, начали перетаскивать солому внутрь, разбрасывая ее ровным слоем по всей площади амбара.
     - Сейчас поесть принесем, - крикнула другая женщина. - Только не переедайте, а то заворот кишок подхватите, перемрете...
     И правда, вскоре они принесли хлеб, огурцы, вареную картошку и яйца, несколько кринок молока.
     - Понемногу ешьте, - еще раз предупредила пожилая женщина. - Сразу не кидайтесь на еду...
     Капитан распорядился делить продукты старшине. Тот с крестьянской тщательностью и добросовестностью начал выдавать по небольшому кусочку хлеба и позволил сделать только по одному глотку молока. Когда кто-то принимался канючить, выпрашивая добавку, старшина терпеливо уговаривал:
     - Потерпи, родной. Пусть желудок хотя бы это переварит. Позже еще получишь...


                Глава 5. Плен.

     Женщины ежедневно приносили пленным еду и бойцы постепенно стали приходить в себя.
     Немцы фактически не обращали внимания на такие вольности и даже время от времени использовали труд наиболее здоровых солдат для того, чтобы, например, натаскать им воды в бани, наколоть дров.
     Так продолжалось четыре дня. За это время пленным даже позволили помыться в бане, после которой они, распаренные, сидели на соломе и били вшей, скопившихся преимущественно в швах одежды.
     Но такая жизнь не могла продолжаться долго. Как пояснил переводчик, этих немцев посылали на передовую, а взамен их в деревню должны придти эсэсовцы.
     - Это, скажу вам, звери, - откровенничал с ними переводчик. - Их даже сами немцы боятся.
     - А ты-то чего трясешься? - укорил его Иван. - Ты же продался немцам с потрохами.
     - У меня старая мать и сестра с двумя детьми на руках. И что мне прикажешь делать?
     - Воевать.
     - Ну да, с моим букетом болезней много навоюешь! Меня же комиссовали...
     - Слушай, а партизаны здесь есть где-нибудь? - спросил его Федор.
     - Партизаны держатся подальше от линии фронта, где немцев меньше. У нас о них не слышали.
     - А что же ты будешь делать, когда наши придут? - вмешался в разговор Павел. - Как оправдаешься, что у немцев служил?
     - Ну, когда они еще придут, да и придут ли? Вон как немцы давят - прут и прут на восток. Их сначала остановить надо. А оправдываться мне просто - я никого не убивал.
     - Ты помогаешь им, - ответил Федор. - А это уже преступление во время войны. Ты ведь и с нами не зря разговоры разговариваешь - оправдание себе ищешь.
     - Не в чем мне оправдываться. Просто я - больной человек и мне надо жить и семью содержать.
     - Вот ты это и объяснишь нашим особистам. Они и не за такие штучки к стенке ставят.
     - Им еще надо добраться до сюда, - грубо ответил переводчик и отошел от пленных.
     - Крепко влип мужик, а признаться в этом не хочет, - заметил старшина.
     - Боится он, трясётся, как сучий хвост, - заключил бывший майор. - Только и всего...
     - И нам мало не будет, когда к своим попадем, - встрял в разговор Михайленко.   
     - Ну, тебе в первую очередь, - не удержался от колкости Гриня. - Посмотрят на твою рожу и даже допрашивать не станут - сразу пригласят к стенке.
     - Да пошел ты, - крикнул на него кашевар. - У дурака и разговоры дурацкие...
     - Что ты сказал? - завелся было Гриня, но старшина встал между ними:
     - Будя, будя! Не хватало, чтобы мы еще между собой поцапались!
     - Я тебе припомню, говнюк, - не успокаивался  парень.
     - Прекратите базар - подошел к ним капитан. - Драки нам только не хватало. Хватит собачиться. Смыслов, - обратился он к Грине, - понаблюдай в слуховое окошко, что там немцы делают?
     Через некоторое время капитан подошел к наблюдателю и спросил:
     - Ну, что там?
     - Что-то немцы занервничали, засуетились. К чему бы это? - ответил тот.
     - Посмотрим, - ответил капитан. - Ты пока понаблюдай за ними.
     Примерно через полчаса послышался шум моторов, усиливающийся с каждой минутой.. Пленники замерли, гадая: чтобы это могло означать? И почти тут же Гриня обернулся к капитану:
     - Там едут несколько машин. Пока далеко и из-за пыли трудно разглядеть.
     - Дай-ка я гляну, - командир отстранил его от окошка и после недолгого наблюдения сообщил: - Три крытых грузовика, бронетранспортер и по мотоциклисту спереди и сзади...
     - Сила, - отозвался бывший майор.
     - Да, - согласился с ним капитан. - Чтой-то будет?
     - Поживем - увидим, - меланхолично заключил бывший майор. - Все равно от нас ничего не зависит.
     - Вот это и хреново, - вмешался в разговор Федор.
     - Ишь ты - отошел и раздухарился, - упрекнул его старшина.
     В ожидании колонны немцы с полной выкладкой построились в центре деревни и замерли, держа равнение на  втягивающиеся в горловину улицы грузовики и бронетранспортер.
     - Ого! Видно, важная птица прибыла, - прокомментировал свои наблюдения капитан. - Вон как встречают!
     Из остановившихся грузовиков на землю стали выпрыгивать солдаты в черной форме.
     - Эсэсовцы, - выдохнул Павел, сменивший капитана у слухового окна.
     - Ну, что теперь будет? - обратился к нему Прохор.
     - Хорошего ждать нечего, - ответил тот. - Слава у них та еще... Звери!
     - Откуда только такие берутся?
     - Оттуда же, откуда появляются наши уголовники, - выдохнул Павел. - Ладно, будем ждать у моря погоды. А ты посмотри - деревенские попрятались.
     - В самом деле, - глянул Прохор в окошко. - Их, видно, предупредили. Обычно они нам в это время еду приносят...
     - Нам не привыкать поститься, - ответил Павел.
     - Да привычка-то не очень хорошая.
     - Привыкай. Мы теперь вроде зверей в зоопарке - сиди в клетке и не рыпайся.
     - Это, я читал, так рабов содержали.
     - Вот и вернулось это время. Чем мы лучше рабов? Не напрасно в Библии сказано: все возвращается на круги свои.
     - Ну, что там? - подошел к ним бывший майор и заглянул в окошко. - Наши немцы грузятся в машины со своим барахлом. Наверное, их повезут на передовую. А эсэсовцы разбредаются по избам.
     - И нам новая жизнь начинается, - вставил Павел.
     - Если это можно назвать жизнью, - ответил Прохор. - Но все лучше, чем в лесу - здесь хоть крыша есть, сухо и жрать дают.
     - Ну да, прямо-таки рай земной, - усмехнулся бывший майор. - Только вот наружу из него не выскочишь...

     С прибытием эсэсовцев отношение к пленным изменилось в худшую сторону. В первый же день солдаты в черной форме ограничили питание пленных: женщинам разрешали приносить иногда лишь немного хлеба, вареной картошки и репчатого лука. Но взамен в баке стали приносить какую-то бурду, в которой встречались картофельные очистки, видимо, остающиеся после обеда немцев. Даже за водой к колодцу их не выпускали, ограничивая четырьмя ведрами воды, которые утром приносили женщины.
     На третий день эсэсовцы зашли в амбар, отобрали самых больных и слабых, которые не могли встать самостоятельно и заставили более здоровых вынести их наружу.
     Почти сразу за амбаром пленных заставили выкопать яму на глубину черенка лопаты, в которую под дулами автоматов заставили уложить больных и ослабевших красноармейцев.
     - Господи, да что же они хотят их живыми закопать? - в ужасе начал креститься Прохор.
     - С них станется, - зло ответил Федор.
     Но после того, как последний боец был уложен в яму, двое  эсэсовцев подошли к ее краю и открыли по лежавшим огонь.
     - Вот нелюди! - проворчал Иван. - Какая мать их родила? Не иначе, волчица...
     - Закапывайте, - тихим голосом  сказал переводчик, выслушав приказ эсэсовского офицера.
     Вечером в деревню возвратились грузовики, отвозившие солдат на передовую. А утром следующего дня водители машин залили в баки бензин из канистр, сменили воду в радиаторах и ушли, видимо, завтракать. Пленным же снова принесли бак бурды, а уже через час с небольшим их стали загружать в крытые грузовики. В задней части кузова уселись по четыре эсэсовца с автоматами.
     - Куда это нас? - спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, Гриня.
     - Кататься, а то мы засиделись здесь, - с усмешкой ответил Иван.
     - Начинаются наши мытарства, - проворчал Михайленко.
     - Да не скули ты раньше времени, - прикрикнул на него Федор.
     В открытую сзади часть кузова было видно, что их, нигде не останавливаясь, везут то по лесной дороге, то по полям, изрытым воронками, то по каким-то деревням.
     Наконец, уже далеко после полудня, грузовики остановились возле разрушенной сельской церквушки, в которую стали загонять привезенных пленных.
     Внутри уже находилось около сотни таких же, как они, бедолаг. Некоторые из них лежали прямо на разбитом полу, другие пристроились на корточках и с интересом рассматривали новичков.
     Купол церкви был разрушен прямым попаданием снаряда и сквозь прореху виднелось серое небо.
     - Куда нас забросили? - спросил капитан у оказавшегося рядом "старожила"
     - Смоленская область, а точнее не знаю, - ответил тот. - Сами-то как попали в плен?
     - Полумертвыми от голода в лесу взяли, - начал рассказывать капитан. - Драться было нечем. И к своим не могли пробиться. А вы тут как оказались?
     - Обошли, в клещи взяли. А снабжения никакого...
     - Да что же творится с нашими тылами? - вступил в разговор Иван. - У немцев с этим - полный порядок, у нас, на своей же земле, полный бардак.
     - В войну как раз и проявляется все, что раньше было скрыто, - заметил подошедший бывший майор.
     - Здесь хоть кормят? - поинтересовался Михайленко.
     - Завтра увидишь - усмехнулся "старожил". - Меня, кстати, Семеном зовут. Лейтенант...
     Капитан познакомил его со своими однополчанами.
     - Так чего, сегодня жрать не дадут? - не отставал Михайленко.
     - Завтра тебя от пуза накормят, - снова улыбнулся лейтенант.
     - Основная группа, прибывшая с капитаном, старалась держаться вместе, остальные разбрелись по помещению, отыскивая себе место для предстоящего ночлега.
     Хотя небо было еще достаточно светлым, внутри церкви наступил полумрак - узенькие оконца и дыра в своде почти не освещали внутренность помещения.
     - Пристраивайтесь, где стоите, - предложил лейтенант. - До утра ничего не произойдет.
     В почти полной темноте пленные начали устраиваться на полу, используя в изголовье своих товарищей...

     Утро началось с того, что к дверям церкви подъезжала телега, в которую была запряжена тощая каурая лошаденка, которой управлял невысокий старичок с кудлатой бороденкой, на голове возчика торчала такая же древняя, как и ее хозяин, некогда бывшая меховой шапка.
     Несколько пленников вынесли трупы умерших за ночь товарищей и погрузили их на телегу. Невозмутимый возчик чмокнул губами, лошадь налегла на хомут и с усилием повезла телегу. Те же пленные пошли рядом с телегой, сзади их сопровождали два автоматчика.
     - Куда их повезли? - спросил Федор у лейтенанта.
     - Недалеко отсюда старый противотанковый ров, - ответил тот. - Вот в него и сваливают.
     - И много выносят за день?
     - Я здесь неделю. По два-три трупа ежедневно. Раненые, ослабленные - не выживают.
     На той же телеге обратным рейсом привезли какой-то довольно большой бак, в котором что-то плескалось, выбрасывая через края плевки темной жидкости.
     Какой-то шустрый мужичок, сопровождающий этот бак, крикнул в церковный притвор:
     - Жрать подано, господа-товарищи!
     Тотчас началось столпотворение: пленные теснились, толкались и протягивали к баку кто мятую миску, кто алюминиевую кружку, кто котелок...
     Шустрый мужичишка лихо нырял черпаком в бак и, не особо аккуратно, выплескивал содержимое в протянутую посуду.
     - Э, а нам во что? - недоуменно спросил Прохор.
     - Поищите, у умерших должна оставаться посуда, - посоветовал лейтенант.
     - Что, у мертвых? - ужаснулся Михайленко.
     - Тогда говей или подставляй пилотку, - отрезал тот.
     Разойдясь по опустевшей части церкви, новички обнаружили кто что смог - смятую крышку от котелка, , глиняную крынку, у которой был отбит верх, половину стеклянной банки, грязный граненый стакан...
     Протерев внутренность "посуды" подолом нательных рубах, бойцы направились к "раздатке".
     То, что им плеснули в посуду, вызывало недоумение. В холодной жидкости темного цвета плавали какие-то куски овощей. Выпив эту жидкость, которая вызывала рвотный рефлекс, Гриня пальцем достал один из кусков и стал его рассматривать. Это была четвертинка недоваренной небольшой картофелины. На дне черепка виднелся осадок земли.
     - Эту дрянь и свиньи не станут жрать, - проворчал он.
     - Совсем за зверей нас держат, - поддержал его Михайленко.
     - Этот "бульон" - вода, в которой мыли посуду после обеда немцев. Ну и добавка в виде отходов кухни, - пояснил лейтенант. - Вскипятят недолго и подают нам к столу.
     Василько, проглотивший свою порцию жуткой баланды, держась за бок, прислонился к стене храма и стал осторожно усаживаться.
     - Что, парень, дело плохо? - спросил его бывший майор.
     - Хреново, - тихо ответил тот. - Зудит, сил нет терпеть.
     К ним подошли капитан, Иван, Павел, Гриня, Федор и Прохор.
     - Давай посмотрим рану, - предложил Федор.
     Отогнув рубаху и тихонько отодрав прилипший к ране кусок тряпки, солдаты увидели, что рана воспалилась и начало гноиться. Но самое неприятное было в том, что вокруг нее и даже в ней гнездами расположилось скопище вшей.
     - Ничего себе, - невольно вскрикнул Гриня.
     - Да, неважнецкое дело, - проговорил Иван.
     - Что можно сделать? - спросил Прохор, смахивая мерзких тварей какой-то щепкой и растаптывая их сапогом.
     - Промыть надо, - предложил Прохор.
     - Чем? - воззрился на него Михайленко.
     - Мочой, - спокойно ответил Прохор. - Вон в деревнях ушибы, порезы только мочой и лечили.
     - Ты как, согласен? - спросил Федор у Василько.
     - А что остается делать? - откликнулся раненый. - Давайте.
     - Ну, кто хочет? - обратился Федор к товарищам.
     - Давай я, - отозвался Прохор.
     Он достал из штанины член и стал поливать рану, направляя струю на гнойник.
     - Ну, вы совсем охр...ли! - вскричал лежащий неподалеку пленный, И без того дышать нечем, а вы тут еще обоссывать друг друга начали!
     - Потерпи, браток, - попросил Иван. - Видишь, товарищу плохо.
     - Вы бы еще посрали ему на рану, - проворчал тот, отходя от них подальше.
     - Неудобно как-то, - простонал Василько.
     - Терпи, казак, все наладится, - стали успокаивать его. - Народные средства - самые верные.
     Ближе к вечеру пленным привезли уже привычную баланду. Товарищи Василько выловили из гнусного варева по кусочку овощей и передали их раненому. Тот начал было отнекиваться, но его успокоили:
     - Мы с этого не наедимся все равно, а тебе поправляться нужно...
     "Лечение" раненого "народным средством" продолжилось и на следующий день, что вызвало протест "старожилов". Особенно горячилась группа молодых парней, больше смахивающих на шпану. Оказалось, что их предводитель, бывший сержант Крапивин по кличке "Крапива", организовал шайку человек в двенадцать, которая не только обирала остальных пленных, забирая у них все ценное, даже одежду поновей, но нередко отнимали и скудные пайки еды. Видя, что новоприбывшие держатся спаянной группой, возглавляемой капитаном, открыто противостоять им пока не решались.
     Группа капитана расположилась вокруг раненого, а поскольку каждодневное "лечение" производилось по два-три раза в день, то от них исходил специфический запах, от которого остальные пленные отодвигались все дальше и дальше.
     Несчастье случилось через несколько дней. Утром, проснувшись, Павел обратил внимание, что с ног Василько исчезли сапоги - из штанин торчали тощие ноги, небрежно обмотанные грязными и рваными портянками.
     - Вот суки, сапоги стянули, - обратился он к просыпающемуся Ивану.
     - Наверняка кто-то из шпаны сдернул, - предположил Павел. И вдруг, взглянув на Василько, воскликнул:
     - Что это?
     Голова Василько была неестественно повернута набок, на шее виднелась тонкая красная полоска.
     - Задушили, гады! - тихо сказал Иван и стал будить товарищей.
     - Подонки, так их мать! - выругался капитан, когда услышал о случившемся.
     - Какая б...дь это сделала? - начал горячиться Гриня.
     - Поди узнай, - отозвался бывший майор. - Здесь человек триста. - А если кто и видел, не скажет - боится.
     В дальнем углу сгрудилась банда Крапивы, ухмыляясь, поглядывала в их сторону
     Несчастного Василько отвезли на телеге вместе с другими умершими. Эта беда еще больше сплотила "новичков" вокруг капитана и майора. Мало того, видя, что они не падают духом и стойко переносят тяготы плена, к ним стали прислоняться другие военнопленные.
     По просьбе капитана, один из них Константин Александрович Лушин рассказал, как попал в плен в районе Волхова.
     - Вы знаете, что нашу 2-ю Ударную взяли в кольцо в марте. Первое время нам сбрасывали продукты и боеприпасы самолетами. Но потом немцы подтянули истребительную авиацию и снабжение по воздуху практически прекратилось Вот тут-то и началось самое страшное. Снег стал таять, а мы поголовно в валенках. Окопы залило водой, а в этой воде плавали трупы убитых и погибших от голода. Хлорки не было и мы пили эту отравленную воду. Начались болезни. Нас окружили...
     Потом удалось пробить коридор шириной полтора-два километра. Но грязь была такая, что телеги садились по оси и отощавшие лошади не могли их сдвинуть с места. Снаряды, остатки еды пришлось тащить на себе, а это больше тридцати километров по постоянно простреливаемому пространству.
     - Как же вы все это выдержали? - спросил Иван.
     Рассказчик не ответил и продолжил рассказ:
     - Голод был невыносимый. Первое время мы откапывали из грязи трупы павших лошадей и ели мясо без соли и хлеба.
     Рядом с нами находился 13-й кавалерийский корпус. Кавалеристы там получали по одному ржаному сухарю в день, но лошадей своих охраняли, как зеницу ока, даже окружили их постоянными часовыми, грозя пристрелить всякого, кто приблизится к животным. А те словно чувствовали опасность - жались к хозяевам. Несколько человек было уличено в людоедстве - ели трупы.
     - У нас тоже были двое таких, - заметил старшина. - Двух уголовников мы выгнали из отряда, так они сожрали труп своего подельника.
     - Немцы узнали от нас об этом и расстреляли, - добавил Гриня.
     - А мы сами расстреливали таких, - продолжил рассказчик. - И вот нас голодных, насквозь промокших бросили в атаку на деревню Апраксин Двор. Людей положили немеряно. Порой и не знали тех, кто погиб...
     - Как это - спросил майор.
     - Да очень просто: пребывающее пополнение даже не успевали регистрировать - сразу бросали в бой*...
--------------------------------------------
     * Действительный факт. В директиве
Генерального штаба от 16 мая 1942 года
говорилось: "... в 311-м  стрелковом полку
65-й стрелковой дивизии брошено в бой сразу
по прибытии 78 человек, судьба которых
неизвестна, так как командование полка не
успело даже составить на них списков; в 19-й
гвардейской стрелковой дивизии 1000 человек
пополнения введено в бой через день по прибытии.
В результате всего этого пополнение, прибывшее
в 52-ю армию за период с 25 марта по 10 апреля
в количестве 5950 человек, почти полностью
потеряно" (Великая Отечественная. Т. 12 (2).
Генеральный штаб в годы Великой Отечественной
войны. Документы и материалы. 1942 г. М., 1999,
С. 127-128.
---------------------------------------------

     - Ясное дело, пришлось отступить и вернуться на прежние позиции. А после этого к нам командовать прислали генерала Власова. Мы было воспряли духом: именно он отогнал немцев от Москвы, много хорошего о нем наслышаны. Да только что он мог сделать в ситуации, когда нас все бросили?
     Разбили нас по частям и не стало 2-й Ударной: многих побили, многие умерли от болезней и ран, а вот мы оказались в плену...
     - А генерал? - спросил майор.
     - Не знаю, Говорили, что велел разбиться на мелкие группы и выходить кто как может.
     - Да, вот и мы также вляпались, - протянул Павел.
     Не следующий день среди пленных прошел слух, что их отправят дальше на запад.
     Так оно и вышло. Почти сразу после раздачи баланды пленных стали выводить наружу и строить в колонну. Под охраной автоматчиков и немецких овчарок колонна медленно двинулась в неизвестность...


                Глава 6. Концлагерь.

     Колонна двигалась по родным и многими узнаваемым местам и лесам практически молча - говорить было не о чем. Лишь изредка слышался короткий взлай собак и нечастые окрики конвоиров.
     Иногда колонну останавливали, чтобы вобрать в себя новую группу пленных. От таких пополнений колонна разбухала, превращаясь в длинную, длинную ленту, медленно ползущую по дороге на запад.
     - Господи, сколько же нас! - невольно вырвалось у Павла, обернувшегося в хвост колонны.
     - Хорошо же воюет наше командование, если не целую армию взяли в плен, - ответил ему Иван.
     - Вот уж правду говорят: при дураках царях у холопов хребты трещат, - добавил Прохор.
     Время от времени огромная колонна останавливалась, пленным разрешали сесть на землю и даже отойти метров на пять от дороги, чтобы справить естественную нужду.
     Ближе к вечеру всю эту массу людей сгрудили на поле, где они должны были провести ночь. По краю поляны разожгли костры, к которым иногда подползали пленные погреться, но их пинками и прикладами конвоиры загоняли в общую массу пленных. Есть, само собой, не давали.
     Голодные люди начали копаться в земле, чтобы найти хоть какой-то корешок, отыскав который, почти не очищая, тут же спешили проглотить.
     Утром последовала команда подниматься, но многие из пленных продолжали лежать, тесно прижавшись друг к другу. Тогда охранники стали поднимать их пинками, заставляя встать. Тех же, кто не смог встать, немцы тут же пристреливали и, наступая на убитых, шли поднимать других.
     - Да что же это за люди такие? - возмущался Павел. - Ничего человеческого в них не осталось.
     - Не дай бог, чтобы они победили в этой войне, - ответил ему Никита. Вот тогда-то ужас и начнется.
     - Кто же их вырастил такими? - спросил Иван. - Какая мать вскормила этих выродков?
     - Эта мамаша, небойсь, сидит в своем фатерлянде и ждет, когда сынок пришлет очередную посылку с фронта, - заметил капитан. - Я обратил внимание еще там, в деревне, как они отбирали у крестьянок пуховые платки, иконы, тулупы, какое-то тряпье и упаковывают все это в картонные коробки. А потом приезжает грузовик и увозит это добро. Ясное дело - к себе, в Германию.
     - А тулупы и платки им зачем? - удивился Прохор. - У них же там, говорили, таких, как у нас, морозов не бывает.
     - А что ты хочешь с барахольщиков? - спросил капитан. - Принцип простой: тащи все подряд, дома разберутся.
     - Да, вроде у них все, как у людей: две руки, две ноги, голова, а человеческого ничего нет, - заключил Иван.
     Было заметно, что охранники становились все более озлобленными. Павел, обратив на это внимание, спросил майора:
     - Чего они это звереют?
     - Боятся, - ответил тот. - Нас здесь вон сколько - - десятки, если не сотня тысяч. Если разом накинемся, стопчем их вместе с собаками
     - А чего мы ждем?
     - А что толку? Этих сомнем и куда бежать? Переловят всех, как вшей и расстреляют к чертовой матери. Ты же видишь - они не церемонятся.
     - Что, никакого выхода нет?
     - Поживем - увидим.
     - А так сдохнем от голода и болезней. Вон уже сколько дистрофиков.
     - Крепкие телом и духом выживут, - заключил майор.
     В этот день пленных не кормили. А на следующее утро повторилось все то же самое - подъём, расстрел ослабленных и... в путь.
     К вечеру их привели на какой-то вокзал, стали загружать в закрытые грузовые вагоны и куда-то повезли. Определить направление не представлялось возможным. Только по расположению солнца они поняли, что их везут на запад.
     Сквозь щели в стенке вагона удавалось увидеть, как сменялись вывески на мелькавших вокзалах - с русских на иностранные.
     - Вывезли из страны, - прокомментировал Федор. - Поздравляю, господа пленные, мы в эмиграции.
     - Да, отсюда не сбежишь - мигом выдадут, - откликнулся Павел.
     - Ладно, главное, не падать духом, - отозвался капитан. - Безвыходных ситуаций не бывает.
     - Выход у нас один - сидеть за колючкой, - пробормотал Гриня.
     На третий день поезд остановился в поле и пленных начали выгружать из вагонов.. Построив их в колонну, людей повели за какой-то пригорок, где они увидели около двух десятков длинных строений барачного типа, окруженных двойным рядом колючей проволоки. Между ними через равные промежутки возвышались смотровые вышки с часовыми.
     - Капитально подготовились, - проговорил майор, оглядывая взглядом лагерь.
     - Аккуратисты, так их мать, - выругался Федор. - Везде у них орднунг.
     - Чего-чего, - спросил Гриня.
     - Порядок, значит, - усмехнулся тот. - Погоди, поживем здесь, тоже научишься болтать по-немецки, как Михайленко. - Главное, чтобы свой язык не забыть.
     - Болтун ты и язык твой без костей и без привязи, - усмехнулся Гриня.
     - Держаться вместе, - прервал их болтовню капитан. - Постараемся, чтобы нас не разделили. Будем держаться кучно.
     В барак, к который их загнали, набилось около двухсот человек. Внутри оказались двухэтажные сплошные нары, разделенные центральным сквозным проходом.
     Группа капитана сразу же заняла место в центре барака, где, как пояснил командир, должно быть теплее, чем в торцах помещения.
     Оказалось, что в этот же барак попала и банда Крапивы, шумно устроившаяся в самом дальнем конце.
     Рано утром следующего дня обе створки ворот барака полностью раскрылись и перед взором пленных открылся выстроенный в каре строй охранников с овчарками, в центре каре стоял стол, за которым сидел какой-то человек в немецкой форме и очках. Перед ним лежала стопка каких-то бумаг.

     Двое солдат расположились непосредственно у ворот барака и стали выталкивать по одному человеку к столу. Как оказалось, велась перепись пленных с фиксацией армейской должности, мирной профессии, возраста и национальности.
     К удивлению пленных, украинцев выстраивали отдельно от русских. В этот строй попал и Михайленко. Он удивленно моргал глазами и непонимающе оглядывался вокруг, словно спрашивая: что бы это значило?
     По окончании переписи пленных снова загнали в бараки, но украинцев среди них не оказалось - их куда-то увели.
     Судьба Михайленко определилась на следующее утро. При раздаче лагерной пайки он стоял возле бака с так называемым чаем и разливал коричневую безвкусную жидкость в кружки пленных.
     - Во, ты и здесь пристроился! - восхитился Гриня, увидев своего кашевара.
     - Им же нужны работники на кухне, - оправдывался тот. - Я сам не напрашивался.
     - Ладно тебе, - осек Гриню Иван. - Свой человек на кухне - это, брат, великое дело.
     Когда к баку подошел капитан, Михайленко тихо шепнул ему:
     - Подходите последними за чаем.
     Командир недоуменно посмотрел на своего бывшего подчиненного, а тот снова шепотом пояснил:
     - Немцы сами засыпают сахар в чай, а мы размешиваем только сверху. Сахар остается внизу.
     - Мудрецы! - усмехнулся капитан. - Нет, ты и здесь не пропадешь!
     - Для вас же стараюсь, - начал оправдываться кашевар, но стоявший рядом охранник прикладом автомата подтолкнул капитана, чтобы тот не задерживал очередь.
     Оказалось, что, исходя из мирных профессий пленников, их разделили на бригады. Тех, кто ранее был связан с механикой, направили на ремонтный завод, восстанавливающий поврежденные на фронте автомобили, танки, броневики, самоходные установки как немецкие, так и захваченные советские. В эту бригаду попали Павел, Иван и Федор. В другой бригаде оказались старшина Фрол Луньков, капитан Вороньков, Никита Базаров, Гриня Смыслов, Прохор Федосеев и примкнувшие в ним Василий Почелов, Яков Александров и еще несколько человек.
     Вечером, собираясь на нарах, они делились впечатлениями.
     - Мужики, вы ремонтируете боевую технику, которая потом пойдет воевать против наших, - шептал капитан. - Можно ли что-нибудь сделать, чтобы она не воевала?
     - В принципе можно, - подумав, сказал Иван. - Можно насыпать сахар в бензобак, но где его, этот сахар взять? Обидно, что мы выпускаем танки, словно только что сошедшие с конвейера.
     - Ну, это не проблема, - ответил командир. - Михайленко, можешь достать?
     - Трудно: немцы не допускают нас до сахара, - ответил тот. - Они сами засыпают его в чан.
     - А на дне ничего не остается?
     - Да где там! Раздача продолжается больше часа - за это время весь сахар растворяется.
     - А если его выпарить из кружек с чаем? - предложил Гриня.
     - Много ли его выпаришь? - отмахнулся капитан. - Нужно придумать что-то другое. А если подпилить тяги, отрезать часть жилок у проводов, сделать что-то с карбюратором? Черт его знает, вы же спецы! Придумайте что-нибудь.
     - Трудно. Немцы следят едва ли не за каждым нашим движением, а потом все проверяют самым тщательным образом. Они же не дураки, - ответил Павел.
     - Пока мы стараемся медленней работать и отвлекаемся на второстепенные операции. Тем самым замедляем процесс восстановления, - сказал Федор...

     Прошел год однообразного плена. Время от времени в бараки возникали драки, затеваемые бандой Крапивы. Каким-то образом уголовники узнали о махинациях с сахаром, что стало причиной многочисленных свар с группой капитана.
     Порой это свары переходили в рукопашные схватки, но первая кровь пролилась в один из весенних дней.
     Группу пленных, в которую попала банда Крапивы, а также старшина, Гриня, Никита, капитан и Яков, направили в ближайший городишко на разборку завалов после налета английской авиации.
     Пленные разбрелись по развалинам группами по два-четыре человека, загружая обломки в кузова грузовиков. Что произошло в одной из групп, не видели ни охранники, ни другие пленные.
     Прибежавшие на крик увидели лежавшего на развалинах одного их уголовников, лицо которого было залито кровью. У Грини, зажавшего голову, между пальцами сочилась кровь.
     Подбежавший первым старшина увидел другого уголовника с доской в руках и крикнул ему:
     - Брось, убью!
     Тот, увидев подмогу, бросил доску и отошел.    
    - Что случилось? - спросил Гриню подошедший капитан.
    - Не нашли общего языка, - зло ответил тот.   
    - Сильно ранен? - спросил командир.
    - Да ерунда, - ответил парень. - Вон лучше Никиту посмотрите. Этот придурок, - он показал в сторону лежащего, - чем-то его пырнул.
    - Гвоздь он выдернул из доски и, ни слова не говоря, ткнул, - ответил Никита. - Хорошо, что я успел рукой закрыться.
    - А с этим что? капитан наклонился над лежащим, но тот приподнялся и плюнул в него:
    - Все равно приберем вас, фраеров!
    - Ты в себя сначала приди, прибирало, - пнул его старшина. - Придурки, на своих стали кидаться...
    - Arbeiten! (Работать!) - прикрикнул охранник, поведя в их сторону автоматом.
    - На хате разберемся, пидоры, - поднимаясь, пробурчал раненый уголовник.
    - Не дай вам бог еще раз напасть на кого-то, - предупредил капитан. - Поступим, как с фашистами на фронте.
    Вечером в бараке уголовники собрались в своем углу и о чем-то шептались, зло поглядывая на группу капитана. Потом там раздался неестественный хохот и пошлые выкрики.
    - Чего это они? - недоуменно спросил Павел.
    - Они самого слабого выбрали в качестве петуха и там поочередно насилуют его, - пояснил майор.
    - Скоты, - сплюнул Федор. - Надо же так опуститься.
    - А что ты хочешь? - ответил ему старшина. - Свинью куда не завези, она все равно останется свиньёй.

    А через несколько дней произошло событие, которое затмило противостояние между группировками в бараке.
    После того, как все здоровые были отправлены на работы, охранники начали выносить из бараков обессиленных пленных, совершенно не пригодных к работе.
Как рассказал вечером Михайленко, этих доходяг загнали в  странные грузовики с металлическими герметичными кузовами. Машины уехали, а Михайленко поинтересовался у своего бригадира:
    - Они же задохнутся в этой коробке!
    Бригадир, бывший  значительно дольше в концлагере, пояснил:
    - Это душегубка. Выхлопная труба выведена внутрь. Несколько минут и с ними покончено.
    - Зачем же так? - Михайленко был ошарашен этим известием.
    - Им не нужны люди, которые не могут работать на них, - пояснил бригадир.
    В этот вечер в бараке стояла тишина. Даже уголовники были ошарашены происшедшим и притихли в своем углу. Оказалась, что подобную "зачистку" уже провели в других бараках, а за время существования лагеря была уничтожена не одна тысяча человек.
   
     Где-то в середине сентября лагерь был взбудоражен тем, что людей не отправили на работу, а заставили привести себя в порядок и постричься.
     Лагерь затих в ожидании чего-то необычного. А утром следующего дня всех пленных выстроили на плацу, построив их в каре.
     В предчувствии чего-то нового, пленные стояли молча, лишь изредка перебрасываясь короткими незначительными фразами.
     Пауза явно затягивалась и среди пленных начали высказываться самые разные догадки.
     Наконец, из здания комендатуры появилась группа офицеров и генералов, среди которых выделялись двое в необычной форме. Один из них был сухощав и носил сильные очки.
     - Господи, так это же наш бывший командующий, - изумленно проговорил майор.
     - Кто это? - спросил стоявший рядом Иван.
     - Генерал Власов, герой битвы под Москвой. Тогда газеты писали, что за умелое командование его наградили орденом Боевого Красного Знамени и присвоили внеочередное звание. А потом его назначили командовать Второй Ударной, когда она уже была фактически деморализована и находилась в безнадежном положении.
     - А рядом с ним кто, такой вальяжный господин?
     - О, это генерал Трухин Федор Иванович. Бывший дворянин Костромской губернии. Отсюда и манера держаться - сказывается дворянское воспитание.
     - Барин... Как он вообще?
     - Да рассказывали, толковый мужик.
     - Чего они среди немцев делают? - не отставал Иван.
     - А вот сейчас и узнаем - не напрасно же они здесь, а нас заставили привести себя в порядок.
     Группа офицеров и генералов, среди которых находился и Власов вышла на середину каре и, поднявшись на помост, Власов обратился к пленным:
     - Я - бывший командующий Второй Ударной армии Власов Андрей Андреевич. Той самой армии, которую наше Верховное командование фактически бросило на произвол судьбы, не дав нам ни одного шанса на борьбу. Там, в Волховском  котле, в болотах, осталось почти триста тысяч наших солдат, а возможно и однополчан. И их неупокоенные тела сейчас гниют в этих трясинах. Брошенные, никому не нужные...
     Вспомним, что за деспотичная власть руководила нами после так называемой революции. Нас постоянно бросали в пучину сначала братоубийственной Гражданской войны, потом в войны с Польшей, Японией, Финляндией. Для чего-то посылала сражаться в Испанию, до которой нам нет никакого дела. В этих ненужных войнах было уничтожено более десяти миллионов наших отцов, братьев, осиротело огромное число семей, оставив матерей без сыновей, жен без мужей, детей без отцов. Получили ли простые люди какую-нибудь выгоду от этого? Ответ мы все знаем - никакой.
     Мало того, те несчастные, что остались живы в этих бойнях, оказались в положении рабов, у которых отбирали последнее зерно, оставляя семьи с детьми голодными, доведя людей до безумия, когда несчастные люди, доведенные до безумия, скатились к людоедству.
     Вспомните, сколько миллионов людей эта власть сгноила в концлагерях и тюрьмах по надуманным обвинениям, обвиняя многих в том, что они являются шпионами, агентами государств, о которых даже не имели никакого представления. Вспомните, как мы боялись даже высказать свои мысли, опасаясь, что ближний друг может оказаться осведомителем НКВД. И мы молчали...
     О том, что готовится эта война и она должна начаться в самое ближайшее время, не знали только наши правители. И они ничего не сделали для того, чтобы подготовиться к отражению агрессии. Это привело к тому, что уже в первые часы и дни мы понесли невероятно большие потери в людях и технике. Перед войной нам много говорили об огромном количестве в Красной Армии самых современных самолетов, танков, пушек. Где они? Вы, фронтовики, видели их?
     Неверие в справедливость собственного правительства большевиков и затаённая ненависть к нему привела к тому, что в первые же месяцы войны около четырех миллионов человек - вдумайтесь в эту цифру - около четырех миллионов! сдалось в плен, лишь бе защищать ненавистный режим, отказавшись воевать "за партию и правительство, за Советскую Родину и любимого товарища Сталина".
     Мною и моими единомышленниками в январе этого года в Смоленске на   Первой антибольшевистской конференции бывших командиров и бойцов Красной Армии создан  "Русский комитет", принявший резолюцию об организации борьбы против антинародного сталинского режима и формировании истинно народной власти без коммунистов.
     Власов сделал паузу, чтобы слушали могли прочувствовать сказанное, а потом продолжил:
     - К настоящему времени из числа бывших военнопленных сформировано 90
русских батальонов и 140 частей силой до роты, 90 полевых батальонов восточных легионов и большое число более мелких единиц общей численностью 400 тысяч бойцов.
     Кроме того, сформирована 1-я Казачья дивизия, несколько отдельных казачьих полков, Калмыцкий кавалерийский корпус*.
-----------------------------------------
     * Данные заимствованы из книги Иоахима
Гофмана "Власов против Сталина// Трагедия
Русской освободительной армии 1944-1945".
 М., АСТ, 2006. С. 28.
------------------------------------------

     Это означает, что народ осознал истинную сущность диктаторского режима и начал подниматься на борьбу с ним.
     Сейчас продолжает формирование Русской Освободительной Народной Армии под моим командованием. Я предлагаю вам вступить в нее с тем, чтобы  вместе бороться за счастливую жизнь наших людей, наших семей, за счастливое будущее наших детей. Нельзя больше находится под пятой диктатора, нельзя продолжать жить в рабском покорстве.
     В наших рядах собираются только те, кто окончательно, бесповоротно и совершенно осознанно вступает в благородное и беспощадное сражение с кровавой  большевистской диктатурой.
     Продумайте это предложение. Завтра желающие вступить в ряды РОНА будут зачислены, поставлены на довольствие с последующим формированием армейских подразделений.
     Сейчас можете вернуться в бараки. Бывших офицеров прошу подойти ко мне.
     Переговариваясь, пленные стали расходиться, на плаце остались около ста человек, бывших командиров.
     Майор-штрафник замешкался, не зная, куда себя отнести, но капитан взял его за локоть и твердо сказал:
     - Ты - майор, а не рядовой. Свое наказание уже отбыл. Хватит ходить в солдатах.
     Власов заметил эту сцену и, указывая на майора, подозвал его:
     - Ваше звание?
     - Майор, закончил N-ское военное училище в 36-м. Последнее время воевал рядовым в штрафном батальоне.
     - Останьтесь. А вы? - Власов посмотрел на капитана Воронькова.
     - Капитан Вороньков. 376-я стрелковая дивизия, командир полковник Исаков.
     - 39-я армия генерала Коровникова?
     - Так точно.
     - Воевали во взаимодействии с моей 2-й Ударной армией. Как попали в плен?
     - Позиции нашего полка располагались вдоль ручья Горевой и реки Полисть. Позицию затопило во время разлива и бойцы воевали по колено в воде. В этой обстановке комдив запросил командующего отвести войска из разлившегося болота, но получил отказ. Во время атаки у нас не было выхода: отступить в воду и погибнуть или прорваться вперед в лес на сухое место. Я дал команду своей роте прорываться в лес. Впоследствии нас окружили. Больше месяца сражались в окружении, но вырваться из окружения не смогли. Нас взяли, когда у нас полностью кончились патроны и гранаты, а голодные бойцы обгладывали кору у деревьев.
     - Ясно, - кивнул Власов и, уже обращаясь ко всем командирам, сказал:
     - Вы воевали и видели, как вели себя руководители партии и правительства: вы находились в гарнизонах и частях и наблюдали, что при приближении врага первыми бежали именно городские большевистские лидеры, набив машины добром и продовольствием, бросив свой народ на произвол судьбы. Вы не раз сталкивались с бестолковыми и  противоречивыми распоряжениями высшего командования, вносящего дезорганизацию в действия полевых частей.
     Вы видели, как ведут себя политруки, которых не загонишь на передовую и озабоченных только тем, чтобы сытно поесть, пьянствовать и брюхатить своих подчиненных женщин.
     Вы знаете, как живет простой народ и как обращаются к солдатам в армии, совершенно не заботясь о сохранении личного состава.
     Я прошу вас серьезно поговорить со своими боевыми товарищами, убедить их в необходимости бороться с существующим режимом. И никакого принуждения, только добровольное изъявление быть в наших рядах.
     - Господин генерал, позвольте вопрос, - обратился Вороньков к Власову.
     - Слушаю вас.
     - РОНА планирует сражаться с регулярными частями Красной Армии?    
     - Я категорически против этого. Буду откровенен с вами: значительная часть РОНА, особенно подразделения, состоящие из казаков, украинцев, туземные части мне не подчинены и они буквально рвутся на восточный фронт. Я исхожу из того, что в наше движение будет вливаться все больше и больше борцов до тех пор, пока  наше движение не окажется решающим в смене власти большевиков. Скажу, что в результате работы нашего агитационного отдела нередко солдаты передовых частей Красной Армии переходят на нашу сторону целыми отделениями.
     В это время к беседующим подошел генерал Трухин и попросил Власова пройти в комендатуру.
     - Все, можете возвращаться в бараки, - обратился Власов к офицерам. - Думайте: продолжать работать полуголодными на немцев, помогая им в борьбе с нашей Родиной, или вступить в наши ряды?..


                Глава 7. Решение.

     В бараке стоял непрерывный гул: пленные возбужденно обсуждали предложение генерала. Одних смущало то, что известный и популярный генерал перешел на сторону врага, другие возражали: он же твердо обещал, что не станет воевать бок-о-бок с немцами на восточном фронте.
     - А как он сам попал в плен? - спросил Федор, обращаясь одновременно к майору и капитану.
     - Я понял так, - начал рассуждать капитан, - он, как капитан на гибнущем корабле, решил последним выходить из окружения. За ним прислали самолет, но он не бросил свою армию, а в самолет посадил раненого. Ему возле Мясного Бора удалось пробить узкий коридор шириной от 250 до 800 метров, по которому сумело выйти около 16 тысяч бойцов с частью техники. Этот коридор немцы простреливали насквозь не только из стрелкового оружия, но и из танков, артиллерии, минометов. Это была настоящая мясорубка  - отступающие шли буквально по трупам своих погибших и раненых товарищей. Власов решил оставаться до тех пор, пока из окружения не вырвется последний солдат.
     Но и эта узкая горловина была перекрыта и 2-я Ударная и наша 59-я армии оказались в мышеловке.
     Именно там, в районе Мясного Бора полностью полегли 165 и 691-я стрелковые дивизии и многие другие части*.
----------------------------------------
     * По воспоминаниям бывшего командира
минометной батареи 691-й стрелковой
дивизии В.М.Домниченко, "любой разорвавшийся
снаряд противника находил себе цель для
поражения" (В.Абатуров, М.Морозов.
Неизвестные трагедии Великой Отечественной"
В сб. "Страшная цена победы// Неизвестные
трагедии Великой Отечественной. М., Эксмо,
2010. С. 369).
-----------------------------------------

     Оставшихся в лесах и болотах добивали пикирующими бомбардировщиками "Юнкерс" под прикрытием "Мессершмидтов" Генерал рассказывал: "Это был ад! Сбивать самолеты было нечем, так как наши ПВО имели на вооружении только карабины".
     После того, как немцы завершили окружение, они начали прочесывать леса с собаками. Тяжелораненых тут же пристреливали, ходячих уводили в плен. По мнению генерала, там погибло около 150 тысяч человек*. Так что нам еще повезло, что нас не обнаружили с этими собаками...
------------------------------------------
     * Б.И.Гаврилов. В Мясном Бору, в "Долине
Смерти"//Отечественная история, 2004, № 3.
     После войны участник боев у Мясного
Бора маршал авиации Герой Советского Союза
А.П.Силантьев напишет: "Когда Вторая
ударная армия гибла в волховских болотах,
мы видели, что это результат просчета и
Верховного Главнокомандования. Я полгода
висел над этой армией и потерял там много
боевых товарищей. Гибель армии была величайшей
трагедией тысяч солдат и офицеров, всю вину
на которую потом свалили на изменника
генерала Власова. Нелепо оправдывать предателя,
но истина в том, что армия досталась ему уже
в катастрофическом состоянии" (Сб. "Страшная
 цена победы// Неизвестные трагедии Великой
Отечественной. М., Эксмо, 2010. С. 375).
-------------------------------------------

     В такой обстановке Власов дал приказ уничтожить всю технику и просачиваться  к своим небольшими группами. Вместе со штабом своей армии он отходил на север в сторону Волховского фронта. По мере продвижения от них отделялись отдельные группы, и, наконец, Власов остался с двумя солдатами и поваром  М.И.Вороновой. 12 июля в поисках пищи солдаты направились в одну деревню, Власов и Воронова - в соседнюю Туховежи. Там местный отряд самообороны принял их за партизан и запер в сарае. А утром следующего дня наши же крестьяне сдали их прибывшему немецкому патрулю...
     - Вот сволочи! - не выдержал Гриня.
     - Может быть, эти крестьяне уже наелись советской власти и видели во Власове ее представителя? - спросил Иван.
     - Не исключено, - согласился с ним капитан. - Они же не знали, что он поднимется против большевиков.
     В это время в углу, где расположились уголовники, раздался хохот.
     - Веселятся, - кивнул в их сторону Павел.
     - Да и хрен с ними, - отмахнулся Иван. - Что решаем?
     Но ему не ответили, так как внимание всех привлекло тревожное оживление возле одного из небольших зарешеченных окошек.
     - Что там? - спросил Прохор, подходя к толкущимся у этого "наблюдательного пункта".
     - Душегубки приехали, - ответил стоящий с ним рядом пленный. - Опять дистрофиков морить будут. Так и до нас очередь дойдет.
     - Да ладно тебе, накаркаешь, - ответил Прохор и отошел к своим.
     Узнав о причине беспокойства, майор усмехнулся:
     - Очень вовремя. На психику давят.
     - Какая психика? Реальность - ответил Никита. - Сколько уже людей через эти душегубки пропустили!
     - Не отвлекайтесь, - остановил его капитан. - Думайте, как поступим?   
     - Генерал дал слово, что против своих воевать не собирается, в раздумье проговорил Яков. - А если немцы заставят?
     - Ты ему веришь? - спросил Павел.
     - Я второму, мордастому, не поверил бы, а этому..., - неуверенно произнес Никита.
     - Вообще-то мы немного воевали под его началом, - Василий кивнул на Якова. - Говорили, что он человек слова.
     - В одном он прав: сейчас мы помогаем немцам, то есть реально работаем против своих, - в задумчивости проговорил старшина.
     - А если рвануть отсюда? - спросил Гриня.
     - Идея хорошая, но бессмысленная, - скептически усмехнулся Яков. - До вашего прибытия сюда было два побега.
     - И как? - посмотрел на него капитан.
     - Плохо. Много ли побегаешь по Германии?. Жрать захотели, тут же и попались. А потом карцер, и когда они дошли там до ручки, отправили в душегубку.
     - Да нет, бежать бессмысленно, - заключил Иван. - Мы уже думали об этом.
     - Что скажете, майор? - обратился Вороньков к бывшему штрафнику.
     - Я предлагаю обдумать следующий вариант. Во-первых,  согласившись записаться в РОНА, мы получаем в руки оружие. А это в условиях относительной свободы дает нам шанс действовать по своему усмотрению. Во-вторых, мы прекращаем работать на немцев, то есть против наших. В-третьих, что немаловажно, мы сохраняем свои жизни, а после окончания войны стране потребуются значительные людские ресурсы, которые будут ослаблены за время ведения боевых действий. В-четвертых, ни мы, ни генерал Власов не собираемся воевать со своими, а при случае можем повернуть оружие в нужную сторону...
     После этого  высказывания наступила тишина, все обдумывали сказанное майором. Черт побери, в его словах были и логика, и целесообразность. Наконец, Федор произнес:
     - Мне кажется, что майор прав.
     - А это не будет похоже на предательство? - обратился ко всем Иван.
     - А работать на немцев, ремонтировать им боевую технику - не предательство? - возразил Прохор.
     - Ну, так что решаем? - спросил капитан. - Уходим к Власову?
     - А что нам остается? - пробормотал Гриня.
     - Пожалуй что, - согласился Павел.
     - Все согласны? - снова спросил капитан.
     Товарищи молча закивали головами.
     - Решено! - заключил командир. - Так и держимся вместе.

     Ночь прошла спокойно, а утром вместо поверки пленных вновь выстроили на плаце. Люди стояли молча, только в рядах уголовников наблюдалось некоторое оживление.
     Через некоторое время в центр плаца вынесли несколько столов, за которые уселись писари с бумагами. Возле комендатуры встали Власов и Трухин в компании немецких офицеров.
     Один из писарей громко объявил:
     - Офицеры, желающие служить в Русской Освободительной Армии, записываются у меня. Старшины, сержанты и рядовые - за другими столами. Начинаем с этого строя, - он ткнул пальцем в сторону шеренги, в которой стояли капитан Вороньков с товарищами.
     Но раньше вызванных к столам рванулись уголовники во главе с Крапивиным, причем предводитель подошел к столу, где записывали офицеров.
     Записавшиеся вслед за ними капитан и майор направились в сторону генералов. Часовой было направился к ним, передергивая на ходу затвор автомата, но жестом Власов остановил его.
     - Товарищ генерал-майор, - обратился майор к Власову, чем вызвал ехидную усмешку Трухина. - Разрешите обратиться.
     - Слушаю вас, - ответил Власов.
     - В числе первых добровольцев записались уголовники, а их главарь, бывший сержант, зачислил себя офицером.
     Повернувшись в сторону лагерных офицеров, Власов сказал им что-то на
немецком языке. Те тотчас подозвали к себе двух охранников и отдали какое-то приказание.
     Власов обратился к майору:
     - Подойдите и скажите, чтобы их вычеркнули из списков.
     Крапива, заподозривший неладное и подслушавший их разговор, злобно прошипел:
     - Продал, падла? Забурел? Ничего, мы вас всех вложим*...
----------------------------------------
     * Вложить (жарг.) - кастрировать.       
----------------------------------------

     - Иди, урка. У всех нормальных людей беды, а у вас при любой власти праздник. Зачем только вы на свет родились? - отмахнулся майор.
     Охранники, стоявшие рядом с майором, не поняли сути разговора, но по тону поняли напряженность ситуации и тут же загнали уголовников в барак. Туда же направили и тех, кто не согласился вступать в армию Власова.
     На плацу осталось около четырехсот человек.
     Ознакомившись со списком офицерского состава, генерал предложил им оставаться на месте, а рядовым вернуться в барак и приготовиться к отъезду.
     - Полковник Спирин, - выкликнул Власов.   
     - Я, - из строя вышел невысокий крепкий человек средних лет, ничем не отличающийся от других пленных.
     - Где и в качестве кого служили? - последовал новый вопрос.
     - 54-я армия, 276 стрелковый полк, командир полка, - как-то не по
строевому ответил тот.
     - Подтянитесь, вы снова строевой офицер. Временно назначаю вас командиров части данного лагеря. Майор Федосеев, вы временно возглавите штаб.
     - Слушаюсь, - вытянулся бывший штрафник.
     - Смирно! - скомандовал Власов. - Вы добровольно изъявили желание служить новой Родине. Поздравляю вас. С этой минуты немецкое командование освобождает вас из плена, и вы направляетесь в состав регулярной Русской Освободительной Армии, которой командую я, Власов Андрей Андреевич. Начальником штаба армии является генерал Трухин Федор Иванович.
     Прошу разъяснить своим будущим подчиненным, что отныне вы - строевое воинское подразделение, посему должны вести себя соответствующим образом и изжить все лагерные привычки и чувство подавленности, которое испытывает каждый заключенный.
     Вы сегодня же будете направлены в пункт формирования, где создаются отделения, взводы, роты и батальоны. Вам предстоит получить обмундирование и оружие...
     - Форма немецкая? - выкрикнул кто-то из строя.
     - Нет, у нас своя форма с соответствующими знаками различия, - спокойно ответил Власов. - А сейчас перед вами выступит начальник штаба генерал Трухин.
     Вперед выступил генерал, которого Иван обозвал "барином".
     - Нам предстоит воевать в едином строю, посему считаю необходимым представиться. Генерал-майор Трухин Федор Иванович. Закончил Петербургский университет, служил офицером в царской армии. В 30-е годы был профессором тактики крупных войсковых соединений Академии Генштаба Красной Армии. Войну встретил в должности начальника оперативного отдела штаба Прибалтийского Особого военного округа Северо-Западного фронта. В настоящее время являюсь начальником штаба Русской Освободительной Армии и одновременно заместителем командующего.
     Мой заместитель - генерал-майор Боярский, выпускник Военной академии имени Фрунзе, последняя должность в советской армии - командир 41-й стрелковой дивизии.
     На пункте формирования вами будет заниматься Отдел боевой подготовки, возглавляемый генерал-майором В.Г.Арцезовым, закончившим Астраханское военное училище, служившим начальником отдела автобронетанковых сил армии. Будучи полковником, смог вывести подчиненные части из окружения под Таганрогом, за что был приговорен к казни, но возвращенным в строй с попавшим в плен, как и вы.
     С остальными начальниками и коллегами познакомитесь в процессе службы.
     Как и в прежней русской армии, в наших рядах состоят полковые священники, рукоположенные протопресвитером Константиновым и духовником штаба армии протоиреем Киселевым*.
--------------------------------------
     * Все имена и звания - подлинные.
--------------------------------------

     Обращаясь к вам, искренне вступившим на путь борьбы с антинародным большевистским режимом, хочу сказать, что лишь честные патриоты могут рассматривать себя как наследников великих дел и воинской славы великих полководцев России - Суворова, Кутузова, Багратиона, Скобелева и Брусилова. Целью их борьбы, как и нашей, было провозглашено воссоздание единства русского народа и укрепление самобытного русского государства. Наша цель - возрождение России на принципиально новых основах*.
----------------------------------
     * Выступление Ф.И.Трухина
18 ноября 1944 г.
----------------------------------

     В этот момент со стороны барака, в котором находились товарищи капитана и майора, послышался шум и начали выбегать люди с криками: "Убивают!"
     По приказу коменданта лагеря в барак устремилось несколько охранников, на ходу передергивая затворы автоматов. А еще через мгновение раздались автоматные очереди.
     Генерал Трухин прервал выступление и приказал офицерам этого барака немедленно разобраться в случившемся.
     Войдя в барак майор и капитан увидели страшную картину. В центре барака в луже крови лежал один их тех, кто решил вступить в РОА, рядом товарищи поддерживали раненого ножом в плечо Якова. Уголовники были оттеснены охранниками в свой угол и стояли, злобно глядя в центральный проход. Лица некоторых из них были в крови.
     - Что случилось? - крикнул капитан, подбегая к своим товарищам.
     - Мы начали собираться, а эта шпана неожиданно напала всем скопом, - ответил тяжело дышащий Иван. Парня сразу порешили, - показал он на лежащего, а Якова пырнули ножом в плечо. Мы успели отбиться.
     В это время охранники, взяв в кольцо уголовников, вывели их наружу. Те на ходу изрыгали ругательства и угрозы на всех и всё.
     На плацу комендант, выслушав рапорт унтер-офицера, старшего из охранников, небрежно махнул рукой в сторону автомобилей-душегубок.
     - Вы чего, охренели что ли? - орал Крапива. - Этих пидоров надо кончать, они родину продали!
     - Родину вспомнил, подонок, - сплюнул под ноги Гриня, утирая какой-то тряпкой разбитый нос.
     Когда уголовников вели к душегубке, Крапива неожиданно рванулся в сторону колючки, но очередь из автомата тут же пресекла попытку побега.
     - Собаке собачья смерть, - пробормотал Павел. - Еще под патриотов красились...
     Поняв, что с ними собираются сделать, уголовники попытались было вырваться из кольца окруживших их солдат, но подбежавшие новые охранники помогли прикладами затолкать их в кузов машины.


                Глава 8. В рядах РОА.

     Случившееся подействовало на пленных самым угнетающим образом. Но перемена жизненных обстоятельств, доброжелательное отношение к ним со стороны руководства РОА, отличное от угнетающей обстановки жестокого единоначалия и наплевательского и пренебрежительного отношения к младшему офицерскому составу и к рядовым в Красной Армии, постепенно успокаивало людей. В них появилась убежденность в правильности сделанного выбора. Этому же способствовали несравненно лучшие, по сравнению с лагерными, условия быта, питания, выданное новое обмундирование и относительная свобода.
     Строевые занятия, боевые стрельбы на полигоне перемеживались молитвой, наставительными беседами священнослужителей и непременными политзанятиями, но не о руководящей и направляющей роли партии большевиков, а о состоянии дел в Красной Армии, положении на фронтах, отношению советского руководства к своим военнослужащим, попавшим во вражеский плен и т.п.
     Подобные беседы проводили сотрудники отдела пропаганды - чаще всего инспектор пропаганды среди добровольцев капитан Сопченко, иногда эти занятия инспектировал начальник отдела пропаганды генерал-майор Меандров*.
-------------------------------------
     * Фамилии и должности подлинные.
-------------------------------------
         
     Слушателей все чаще поражало то, что среди руководства РОА все больше встречается офицеров и генералов, занимающих весьма ответственные посты в Красной Армии, некогда бывших руководителей большевистской партии. В частности, оказалось, что еще в царские времена Меандров закончил Алексеевское пехотное училище в Москве, преподавал тактику в Кремлевской пехотной школе, был начальником штаба 37-го пехотного корпуса, а впоследствии заместителем начальника штаба и начальником оперативного отдела 6-й армии.
     - Что же получается: едва ли не лучшие красные командиры выступили против своей страны? - удивленно спросил Гриня у капитана Сопченко.
     - Не против страны, - поправил тот, - а против засилья большевиков. Именно они, зачастую чужеродцы,  самонадеянно считают себя истинными патриотами нашей родины. А как относится эта партия к народу, вы сами знаете.
     Уже не секрет, что высшее руководство страны прекрасно понимало, что война неизбежна. О том, что она начнется со дня на день, предупреждала не только разведка, но и дипломаты, и перебежчики...
     Большевики вбивают в головы простого народа мысль о том, что коварный и нехороший человек Гитлер напал на мирную страну, занятую созидательным трудом. И в это легко поверить, поскольку немцы первыми напали на нас. Зачем, ведь отношения между Советским Союзом и Германией развивались вполне благоприятно, мы активно и взаимовыгодно торговали друг с другом, способствуя развитию своих стран?
     Однако в тайне от того же народа скрывается немаловажный факт, что именно советские руководители планировали напасть на Германию в июле того же года. С этой целью по распоряжению Генерального штаба, возглавляемого Жуковым, в непосредственной близости от границы  были сконцентрированы огромные скопления техники, живой силы, авиации, склады с боеприпасами, горюче-смазочными материалами и продуктами... Если нам говорят, что это для обороны от возможного нападения немцев, то почему не были подготовлены запасные рубежи обороны и вся эта масса военной силы не распределена по этим рубежам? Мощный военный кулак, сосредоточенный в непосредственной близости от западной границы свидетельствовал только об одном: Советы собираются напасть!
     Что оставалось делать Гитлеру в такой обстановке? Правильно - напасть первым и в мгновение ока разбить этот железный кулак. И он опередил на три недели, нанеся неожиданный для высшего руководства СССР мощный концентрированный удар по нему. Уже в течении первых четырех-пяти часов армии, сосредоточенными на границе, оказались недееспособными, большая часть бронетехники и авиации, из которой по какой-то странной прихоти командования было снято вооружение и слито горючее была уничтожена или захвачена. Были взяты склады с боеприпасами и горючим, взято в плен немыслимое количество пленных.
     В условиях, когда решающими были самые первые часы и минуты, в войска направлялись депеши с приказом не поддаваться на провокации и ответного огня не открывать. Результат вы знаете не хуже меня...
     Высшему руководству СССР для оправдания собственных просчетов нужны были козлы отпущения. И они были найдены. Командующий Западным фронтом генерал армии Павлов, начальник штаба генерал Климовских, начальник оперативного отдела генерал Семенов, начальник войск связи генерал Григорьев, начальник артиллерии генерал Клич, командующий 4-й армией Западного фронта генерал-майор Коробков, командир 41-го стрелкового корпуса Северо-Западного фронта генерал-майор Кособуцкий, командир 60-й горно-стрелковой дивизии генерал-майор Селихов, командир 30-й стрелковой дивизии генерал-майор Галактионов, начальник Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенант Рычагов и множество других высокопоставленных офицеров были поспешно расстреляны*.
----------------------------------------
     *Источник - Отдел иностранных армий
Востока и Генерального штаба ОКХ (на нем.
яз.).//ВА-МА Н 3/152;Conquest R. The Great
Terror. P. 489.
----------------------------------------

     - А много генералов сдалось в плен? - не отставал Гриня.
     - Кроме уже названных, мне известны командующий 28-й армией Западного фронта генерал-лейтенант Качалов, командующий 12-й армией  Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Понеделин, командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов, командующий 22-й армией генерал-лейтенант Ершаков, командир 49-го стрелкового корпуса генерал-майор Огурцов, командир 8-го стрелкового корпуса генерал-майор Снегов, командир 72-й горно-стрелковой дивизии генерал-майор Абранидзе, командир 102-й стрелковой дивизии генерал-майор Бессонов, командир 43-й стрелковой дивизии генерал-майор Кирпичников, командир 21-го стрелкового корпуса генерал-майор Закутный, командующий 5-й армией Потапов, генералы Трухин, Благовещенский, Егоров, Кулаков, Ткаченко, Зыбин, Алавердов, командующий 3-й гвардейской армией, воевавшей под Сталинградом, генерал-майор Крупенников, командующий 19-й армией генерал-лейтенант Лукин*...
------------------------------------------
     * Иоахим Гофман. Власов против Сталина
//Трагедия Русской освободительной армии
1944г.. М., АСТ. С. 176-177.
------------------------------------------

     - Что, это тот самый знаменитый Лукин, который героически держал оборону под Сталинградом? - изумился Вороньков.
     - Да, тот самый. Он действительно два месяца сдерживал наступление немцев под Смоленском и когда создалась угроза полного окружения войск, он запросил разрешение Ставки на отход, но Ставка промолчала, оставив несколько армий фактически на произвол судьбы.
     - Поступили также, как с нашей 2-й Ударной? - спросил Иван.
     - А это привычное поведение высшего военного руководства СССР. Точно также поступили и с армией генерала Ефремова. Равно как поступил и Жуков, не жалея своих солдат. Под Ржевом от топтался 15 месяцев и положил там почти два миллиона человек, гоняя их в неподготовленные атаки, нередко по минным полям. И взял город только тогда, когда отвели значительную часть своих войск на другие направления.
     Но, поскольку вы спросили меня о Лукине, я продолжу. В тех ужасным условиях, в которых оказалась его армия, он принял общее командование над остатками 19-й, 20-й, 16-й, 32-й и 24-й армиями и, раненый в правую руку и ногу попал в плен.
     Кстати, уж если мы заговорили о нем, то я считаю необходимым передать вам его высказывание, сделанное в декабре 1941 года: "Большевизм мог утвердиться среди народов нынешнего Советского Союза лишь в результате коньюктуры, существовавшей после мировой войны. Крестьянину была обещана земля, рабочему - участие в промышленности, крестьянина и рабочего обманули. Если крестьянин сегодня больше не владеет ничем, если средний рабочий зарабатывает 300-500 рублей в месяц (и на них ничего не может купить!), если царят нищета и террор и прежде всего безрадостная жизнь, то вы поймете, что эти люди должны с благодарностью приветствовать свое освобождение от большевистского ига*".
-------------------------------------------
     * Источник тот же. С. 177 (Цитата из
допроса генерал-лейтенанта Лукина Михаила
Федоровича, командующего 19-й армией (в
последнее время - командующего группой
войск 32-й, 20-й, 24-й и 19-й армий).
Группа армий "Центр", Ic/АО, 14.12.1941 Г.
(на нем. яз.); Генерал- лейтенант Лукин о
земельном вопросе. Группа армий "Центр",
Ic/АО, 14.12 1941 г. (на нем. яз).
--------------------------------------------

     - А где сейчас Лукин? - спросил капитан Вороньков.
     - Он лечится в госпитале. Ему пришлось ампутировать ногу.
     - Господи, если столько генералов попало к немцам в плен, то число офицеров должно быть во много раз больше, - поразился Федор. - С кем же осталась Красная Армия? Кто там командует сейчас?
     - А ты забыл, что ты сам командовал целым взводом, когда мы прибыли на передовую? - спросил его Павел.
     - Ну, чего там. Всего-то и покомандовал во время одной атаки, - смутился Федор. - Какой из меня командир?
     - Но все-таки командовал? - спросил его Сопченко.
     - Ну, так немножко.
     - Господин капитан, - встал Иван. - Как же получается: с нами в лагере в отдельных бараках находились иностранцы - французы, англичане, бельгийцы... Так вот, им из дома присылали посылки с шоколадом, фруктами, лекарством... А нас держали как людей второго сорта. Разве мы не такие же люди? В чем дело?
     - Дело здесь в том, что у тех же англичан, французов, бельгийцев, норвежцев, американцев у власти сидят нормальные люди, для них ценен каждый их соотечественник.
     Еще в 1907 году в Гааге, а позднее в 1929 году в Женеве были приняты конвенции, оговаривающие правила обращения с военнопленными и об обмене списками военнопленных.
     Почти сразу после начала этой войны, 17 июля 1941 года, правительство СССР сообщило в официальной ноте Швеции, государству-посреднику, что оно будет считать обязывающими Гаагские конвенции о законах и обычаях войны.
     Это на словах, а что же на деле?
     Немецкому командованию стало известно отношение Советов к их, немецким, пленным в 1941-1942 годах: 90-95 процентов немцев было убито при пленении и в самом плену*.
-------------------------------------
     * Источник тот же.
-------------------------------------

     - Но это же были враги! Они вторглись к нам, а не мы к ним, - заметил
Иван.
     - Враг - он в окопе, с оружием в руках, - возразил Сопченко. - Ты сам был в плену. Был ли ты, голодный, вшивый, ослабленный и безоружный врагом Германии?
     - Да какой уж там враг? - усмехнулся Иван.
     - А немецкие военнопленные - такие же рабочие, крестьяне, как и вы все, которых насильно погнали на войну. Они, как и вы, заслуживают милосердия, а не жестокого обращения или расстрела.
     Так вот, Сталин, Молотов и их подельники наотрез отказались от применения важнейших положений Гаагской конвенции - обмена списками военнопленных, доступа международного Красного Креста в лагеря, разрешения переписки и посылок.
     - Но почему? - не удержался Павел.
     - Во-первых, это вынудило бы Сталина признать, что едва ли не все немцы были уничтожены в плену. Во-вторых, своих пленных большевистская камарилья считает предателями, изменниками, не заслуживающими никакого снисхождения. Вот по этим причинам вас и бросили на произвол судьбы - мы оказались не нужными собственной стране.
     Международный Красный Крест известил правительство СССР о готовности Германии, Финляндии, Венгрии, Румынии, Италии и Словакии произвести обмен списками военнопленных. Эти списки были переданы в советское посольство в Анкаре, указанной Молотовым в качестве посредника. Но советская сторона даже не подтвердила их получение. Это дало повод Гитлеру отказаться от передачи списков 500 тысяч советских пленных, хотя эти списки уже были подготовлены Министерством иностранных дел, Верховным командованием вермахта и Министерством пропаганды*.
--------------------------------------
     *Rapport du international de la
Croix-Ronge. P. 426. Tolsto N. Victims
of Yalta. P.33.
--------------------------------------

     - Мы тоже были в этом списке? - спросил Прохор.
     - Не знаю, но не исключено, - ответил лектор.
     - Выходит, попал в плен, стал врагом народа, - заключил Федор. - И вроде как больше не существуешь в живых.
     - Ты же знаешь, как мы попали в плен! - возразил Павел. - Голодные, почти без сознания, без патронов. Даже застрелиться было нечем.
     - Мы виноваты в том, что немцы поспешили и не дали нам сдохнуть, - откликнулся Гриня. - И стали мы никому не нужны.
     Сопченко дал высказаться слушателям, а потом продолжил:
     - Международный Красный Крест обращался к советскому правительству через посольства в Лондоне и Стокгольме, предлагая прислать своего представителя для улаживания всех проблем. Однако Сталин с его бандой никак не отреагировали.
     Скажу вам больше. Рейхсминистр Розенберг, шеф иностранного отдела и управления разведки и контрразведки адмирал Канарис, генерал-фельдмаршал фон Бок, генерал-полковник люфтваффе Рюдель еще в 1941 году активно выступали за человечное обращение с советскими военнопленными. И это возымело свое действие: в конце 1941 года приказом генерал-квартирмейстера установлены пищевые рационы пищевые рационы, обязательные при содержании всех советских пленных*. Именно благодаря этому мы и остались живы...
----------------------------------------
     * Высказывание генерал-фельдмаршала
 фон Бока, 9.11. 1941 (на нем. яз.)//
Высказывание генерал-полковника Рюделя,
19.12.1941 (на нем. яз.)//ВА-МА N 457/
v. 17.
----------------------------------------

     - Выходит, что немцы поступили более гуманно, чем "родные власти", - с горечью произнес капитан Воронько.
     - Да, дела! - протянул Федор.
     - Не напрасно, по мнению генерала Крашенинникова, - продолжил капитан Сопченко, - из офицеров, находящимся в немецком плену, 70 процентов готовы воевать против советской власти.
     - Если здесь собраны такие силы, то почему не организовать общее командование, объединить всех недовольных советской властью и не организовать правительство в эмиграции? - спросил майор, бывший штрафник.
     - Я выскажу свое мнение, - ответил ему Сопченко. - Мне представляется, что здесь собралось огромное количество генералов высочайшего ранга, что мешает им выбрать Главнокомандующего. Что касается альтернативного русского правительства, то с этим предложением выходили к Гитлеру от имени бывших командующих армиями - генерал-лейтенант Ершаков, генерал-лейтенант Лукин, генерал-майор Крашенинников, бывшие командующие: 5-й армией генерал-майор Потапов, 6-й армией генерал-лейтенант Музыченко, 12-й армией генерал-лейтенант Понеделин. Но это предложение не встретило поддержки у фюрера...
    
     Задумавшись, новые солдаты РОА молча направились в казармы.
     - Какая же силища собирается на этой стороне! - в раздумье проговорил Павел.
     - Да уж. Если столько генералов выступили на стороне немцев, то я представляю, сколько же офицеров и тем более рядовых поступили так же, как мы, - поддержал его Никита.
     - Я вам больше скажу, - вступил в разговор майор. - Вчера я был на совещании в штабе, так там рассказывали удивительные вещи. Оказывается, в личную канцелярию Власова  в Берлин-Далеме на Брюммерштрассе, 34 приходит огромное количество писем от военнопленных с просьбой принять их в свои ряды. Штабисты буквально завалены такими заявками: ежедневно их приходит от 2500 до 3000. Мне дали почитать газету "Воля народа" от 16 декабря, где сообщается, что в штабе не в состоянии учесть все ходатайства. Уже на сегодняшний день число заявлений достигло 300 000!*
--------------------------------------------
     *Дивизии народной армии.// Воля народа,
№№ 6, 10, 1944. Канцелярия генерал-лейтенанта
Власова, полковник Кромиади.// Новое слово,
№ 89 (679), 5.11.1944; От Президиума Комитета
Освобождения Народов России// Воля Народа,
№ 12/13, 23.12.1944.
---------------------------------------------

     - Это что же, вся Россия поднимается против большевиков? - спросил Гриня.
     - Мало того, о готовности служить в РОА заявили около 2000 пилотов, штурманов, бортовых стрелков, артиллеристов-зенитчиков и других специалистов, - продолжил разговор майор. - С каждым днем увеличивается число перебежчиков с передовой...
     - Может и вправду удастся свалить большевиков? - с надеждой спросил Яков. - Вот какая армия образуется!
     - Меня смущает только одно, - снова заговорил майор. - Каждый генерал формирует свои части и не желает подчиняться кому бы то не было. Вот смотрите: генерал-майор Мальцев собирает вокруг себя авиаторов и подчинил себе парашютно-десантный батальон. Созданы дивизии "Беларусь", Русский корпус, несколько казачьих кавалерийских корпусов, транспортные, истребительные и учебно-тренировочные эскадрилии, эскадрилия ночных бомбардировщиков. Кстати, 5-й истребительной эскадрилией командует Герой Советского Союза майор Бычков, а 8-ю эскадрилию бомбардировщиков возглавил еще один Герой Советского Союза капитан Антилевский*. Созданы телеграфно-строительные полки связи и парашютно-десантные полки, несколько разведывательных эскадрилий... Создана противотанковая бригада "Р" ("Россия")
--------------------------------------
     * Оба этих Героя Советского Союза
после войны были расстреляны.
--------------------------------------

     - Плохо только, что едва ли не каждый генерал считает себя единственным "спасителем России" и тянет одеяло на себя, - вмешался в разговор капитан Вороньков. - Я помню, читал высокопарное  выступление генерал-майора Виктора Ивановича Мальцева перед своими служащими ВВС: "Я непоколебимо верю в конечную победу идеи русского освободительного движения и в освобождение нашей Родины от проклятого коммунистического режима. Армия и народ помогут нам. А теперь, мои бравые орлы, вперед к победе! Да здравствует свободная Россия!"
     - Что-то я не очень верю в то, что народ поможет нам, - задумчиво произнес старшина. - Его настолько затюкали, что он боится собственной тени.
     - Особенно после тех страшных репрессий 37-38-х годов, когда все затаились, словно мыши, в своих норах, - поддержал его Иван.
     - А еще и финская война, когда сотни тысяч вдов еще не до конца оплакали своих мужей, матери - сыновей, а дети - отцов, - добавил Яков. - У меня там погиб старший брат. А теперь мать и жена не знают, где я, что со мной? Куда уж им подниматься на борьбу!
     - Так вот я и опасаюсь, что раздрай среди генералов приведет к расколу освободительного движения, - продолжил рассуждать майор. - Собственно, это и произошло во время Гражданской войны. Урок истории - вот он, рядом, а мы уже забыли о нем.
     - Насколько мне известно, что в прямом подчинении Власова состоит около 120 тысяч человек, а это всего приблизительно 10 процентов  от общего числа пленных, согласившихся воевать с большевиками, - дополнил капитан.
     - А какие-нибудь части уже участвуют в боевых действиях? - спросил Прохор.
     - Участвуют, - ответил майор. - Но каждое соединение, кажется, действует само по себе: украинцы возятся со своей ОУН-УПА, отдельно - белорусы, прибалты. Особенно "отличаются" кубанские и донские казаки, которыми руководит кубанский атаман Неуменко. Во время Гражданской войны он был генерал-майором в Белой армии. Старый атаман Краснов тоже из белых генералов. Есть еще один казачий генерал Доманов... Я слышал, что в северной Югославии они воюют с коммунистическими партизанами Тито. Прекрасные наездники, они замечательно приспособлены к горным условиям и действуют более эффективно, чем моторизованные немецкие части. И они беспощадны до невероятности: если в какой-то деревне, в которой, по их мнению, укрываются партизаны, они уничтожают ее вместе с людьми*.
---------------------------------------
     * Николас Бетелл. Последняя тайна
(на англ. яз.).
---------------------------------------

     - Но там же славяне? - возмутился Павел.
     - А им наплевать. Одно слово - звери!
     - Неужели и нас это ждет? - спросил Гриня. - Нет, я так воевать не согласен.
     - А что ты предлагаешь? - спросил Федор.
     - Да хрен его знает, что делать, - отмахнулся тот. - Отказаться воевать - снова в лагерь и снова станешь на немцев работать. Остаться - своих бить...
     - Но Власов обещал, что против своих воевать не будем, - напомнил Прохор.
     - Да эти генералы с их амбициями сами не знают, что делать завтра, - сплюнул себе под ноги Павел. - Сегодня одно, завтра другое...
     - Ладно, время покажет, - заключил разговор майор. - Утро вечера мудренее...


                Глава 9. Время действий.

     Вскоре в отряд майора прибыло пополнение - человек семьдесят из лагеря Маунтхаузена. К удивлению всех, в составе новобранцев оказался бывший комиссар полка, взятый в плен под Вязьмой.
     - Как ты в плену-то оказался, родимец? - полюбопытствовал у него Прохор. - Вы же все во время боев уматывали в тыл. Вместо вас остаются только плакаты, на которых комиссар с газетой "Правда" и с пистолетиком в руках героически ведет нас в атаку.
     - Ты же тоже вместе с такими же, как ты, врал нам, что всех попавших в плен немцы расстреливают, - добавил Федор.
     - Свеженького номера "Правды" не захватил случайно? - поддел комиссара Яков.
     - Прекратить! - остановил остряков капитан. - Теперь он такой же боец, как вы.
     - Предавший единожды..., - начал было Иван, но капитан обрезал:
     - Все, хватит! Не время болтать - скоро нас отправят на передовую...
     Эта неожиданная новость враз изменила настроение бойцов.
     - Куда, не известно? - спросил старшина.
     - Придет майор, расскажет. Он как раз в штабе.
     Бойцы разошлись, возле бывшего комиссара остались только Иван и Павел.
     - Слушай, - обратился к комиссару Иван. - Нам вместе воевать, поэтому мы должны знать, кто рядом с тобой в окопе.
     - В самом деле, - поддержал товарища Павел. - Ты же не раненый, не контуженный...
     - Да все просто, - ответил тот. - Я увидел, что с пленными немцами не церемонятся - большинство из них были или сразу расстреляны или, как рассказывали, недолго жили в плену*. А наш солдат, если попадал в плен, становился врагом собственной страны. Как нам внушали: попадать в плен ты не имеешь права. Но это же варварство!
----------------------------------------
     * Не менее 90-95% военнослужащих
вермахта в 1941-42 гг. погибли, если не
были убиты, уже после пленения (Sayas А.
Die Wermacht-Untersuchugsttelle. S. 277.
----------------------------------------

     А потом - мы же все видели - немецкие солдаты на передовой спят на кроватях и белых простынях, ежедневно получают горячую пищу. После десяти дней на передовой каждый из них отводится на отдых или в отпуск. А с нашим солдатом обращаются, как со скотиной - вечно голодный, вшивый, грязный...
     - Это ты точно подметил, - согласился с ним Иван. - Приходилось и на земле спать зимой - прижмешься к товарищу, а в животе пустота. Весь в гнойниках, расчесах...
     - И в бой не "За Сталина!", "За Родину!", а с матюками, - добавил Гриня.
     - Вот поглядел я на все это, да и вместе с остатками бойцов взвода сдался в плен - хуже не будет, - договорил бывший комиссар.
     - Сам-то родом откуда? - поинтересовался Павел.
     - Тамбовский. Бывший инструктор райкома партии в сельскохозяйственном отделе. По роду своей деятельности мне нередко приходилось выезжать в села и я видел крестьян, до смерти напуганных, почти без мужиков.
     - Куда они делись, мужики-то? - удивился Иван.
     - В газетах не писали, как расправился прославленный маршал Тухачевский с восстанием Антонова. А ведь этот "маршал" травил людей боевыми отравляющими газами, брал в заложники стариков и детей, грозя расстрелять их, если их мужики не выйдут из леса. Кстати, одним из командиров Тухачевского был Жуков.
     - Не зря, значит, Тухачевского шлепнули! - проговорил Павел.
     - А что толку? Мужиков-то расстрелянных теперь не вернешь. Такого страха нагнал, что до сих пор его именем детей пугают, - сказал комиссар.
     - Долго же ты в себе эту боль держал, - посочувствовал ему Иван.
     - А куда было деться? Так вот и жили: с одной стороны - колючка, с другой - дуло автомата. Дорогу обозначили - иди и не крутись, не то...
     - Семья-то есть? - спросил Никита.
     - Мать, жена, дочка четырех лет. Не знаю, что с ними будет. Одна надежда - бой был страшный, наши отступили. Рассчитываю на то, что посчитают убитым.
     - Да, брат, несладко тебе пришлось. Вот и мы не знаем, как там наши семьи, - вздохнул Павел. - А душа болит и болит...
     А знаете, что меня подтолкнуло к вступлению в РОА? - спросил комиссар. - оказалось, что среди пленных огромное количество перебежчиков. По моим весьма приблизительным подсчетам, в разные этапы войны на сторону врага переходил каждый из 7-20 красноармейцев*.
--------------------------------------
     * Месячный отчет о следственном
лагере. 3/45 за февраль 1945 г.
Следственный лагерь особого назначения,
№ 583/45, 3.3.1945 (на нем. яз.)//
ВА-МА Н 3/105.
--------------------------------------

    
     Ближе к вечеру вернулся из штаба майор и, не заходя в казарму, сел на скамейку. Устало закрыв глаза, он откинулся на стенку здания. Его окружили товарищи, одновременно попавшие в плен в лесах под Демянском.
     Когда он открыл глаза, капитан Вороньков настороженно спросил:
     - Что, совсем плохи дела?
     Чуть помолчав, тот ответил:
     - Обсуждался вопрос о применении русских войск. Немцы нам явно не доверяют и стараются использовать преимущественно в охранных частях. Боятся доверять серьёзную технику.
     - Для недоверия должны быть причины, - заметил капитан.
     - Причины есть. Одна из частей в Крыму при отходе немцев в полном составе перешла на сторону партизан и открыла огонь по отступающим.
     - Серьёзно, - проговорил Федор.
     - Но это не были части РОА, - продолжил майор. - В то же время на восточном фронте по приказу Власова и Трухина ударная группа в составе трех взводов под общим командованием полковника Сахарова приняла бой под Нойлевином.
     - Что, против наших? - удивился Прохор. - Но Власов обещал не воевать на восточном фронте...
     - А куда деваться? - возразил ему Федор. - Вон как быстро фронт отодвигается на запад.
     - Как сложился бой? - поинтересовался капитан.
     - Командование отметило прекрасное взаимодействие немцев и частей РОА. Наши, считай, спасли немцев, уничтожив батарею противотанковых орудий красных. Мало того, наши солдаты действовали настолько эффективно, что немцы были поражены и, как они сами рассказывали, были не готовы вести активные действия без наших добровольцев*. В результате боев был занят Нойлевин и южные пригороды Карлсбизе и Керстенбруха, хотя советские части дрались упорно в хорошо укрепленных зданиях**.
------------------------------------------
     * Goebbels J. Tagebucher. 1945. S. 139.
     ** Командование 9=й армии в группе
армий "Висла". Дневная сводка. 9.2.1945
(на нем. яз.)//ВА-МА. RH 19XV/4. Группа
армий "Висла" - в ОКХ. Дополнение к дневной
 сводке, 9.2.1945 (на нем. яз.)
------------------------------------------- 

     Немцы были настолько поражены, что в войска прибыл командир корпуса генерал Берлин и лично вручил нашим солдатам по поручению Гиммлера Железные кресты и другие награды.
     - А куда им было деваться, не в плен же к своим попадать, - заметил Павел. - Там - расстрел без суда и следствия.
     - Это точно, - поддержал его Федор.
     - Сейчас создается русская противотанковая бригада в составе немецкой противотанковой  дивизии "Висла". Боевая задача - предстоящие оборонительные бои под Берлином. Сейчас сюда, под Берлин, стягиваются едва ли не все части РОА, в том числе 1604-й гренадерский полк из Дании, - продолжил майор.
     - Хреново наше дело, - вздохнул Федор.
     - Да, это начинает ощущать и наше руководство: все чаще возникают противоречия между немецким и нашим командованием. Да и между нашими генералами начинаются раздоры.
     - Вот как! - воскликнул Прохор.
     - Немцы пытаются командовать нашими частями без согласования с руководством РОА, с Власовым.
     - Начинается! - пробурчал Яков.
     - А кто поднял этот вопрос? - спросил капитан.
     - Основной бунтовщик комдив генерал-майор Буняченко, - ответил майор. - Его поддерживают и другие командиры - командир 1-го полка подполковник Архипов, 2-го полка подполковник Артемьев и другие.
     И все-таки сейчас дивизия Буняченко ведет успешные бои с Красной Армией в ходе операции "Апрельская погода", Говорили, что на севере и юге Восточного фронта удалось здорово потрепать советскую армию и потеснить ее.
     - А нам-то что делать? - спросил Яков.
     - В ближайшее время, после завершения обучения, нас передислоцируют на юг, в Богемию.

     Известия, сообщенные майором, быстро разнеслись среди рядового состава, что вызвало довольно сильное возбуждение среди бойцов. Кто-то уже начал поговаривать о том, что они сваляли большого дурака, записавшись в армию Власова. И для такого недовольства были существенные основания - Красная Армия, несмотря на отчаянное сопротивление немецких войск и частей РОА упорно продвигалась на запад и падение Германии было лишь делом недолгого времени.
     На следующий день прибыл какой-то офицер из дивизии Буняченко и майора снова вызвали в штаб.
     Прибывший оказался командиром разведывательного батальона майор Костенко.
     - Господа офицеры по приказу генерала Буняченко о присоединении вашей части к дивизии, отбытие из Каменца назначается на 18 апреля. Прошу подготовиться к выступлению. Пунктом сосредоточения намечены Лаун и Козоеды, - батальонный показал эти городки на карте.
     - Простите, а где находится дивизия Буняченко в настоящее время, - спросил один из офицеров.
     Тот проигнорировал вопрос и продолжил:
     - Генерал-фельдмаршал Шёрнер и командование армий группы "Центр" согласились с доводами генерала Буняченко в том, что нецелесообразно бросать нашу дивизию против активно наступающего 1-го Украинского фронта под командованием Конева. Это означало бы одно: полное уничтожение этой самой боеспособной дивизии РОА. Тем более, что перебежчики-красноармейцы сообщают, что Советы готовят новое грандиозное наступление и дожидаются только благоприятной для авиации погоды.
     - И что, немцы согласились с отводом дивизии? - спросил кто-то из офицеров.
     - Нет, но командующий перехитрил их.
     - Как это?
     - После успешного завершения операции "Апрельская погода", когда Красная Армия была оттеснена на восток от Одера, создалась угроза окружения со стороны 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов.
     Несмотря на то, что немецкое командование настаивало на продолжении операции, Буняченко решил вывести свою 20-тысячную дивизию на юг. Но мост через Эльбу у Бад-Шандау был заминирован и саперы не пропускали дивизию через него без согласования со своим командованием.
     Но комдив, не сумев переубедить старшего из офицеров, велел выехать вперед колонне санитарных машин и попросил пропустить хотя бы раненых. Когда это было разрешено и был освобожден узкий проход, а санитарные машины въехали на мост, сразу же за ними последовали танки, кавалерия и дивизионная артиллерия.
     Таким образом, дивизия была сохранена и сейчас после  небольшого отдыха в Баденбахе, начнет продвигаться на юг, в Богемию.
     Основные силы направляются через Теплиц-Шёнау, один из полков и штаб дивизии во главе с подполковником Николаевым через два дня должен прибыть сюда, в Каменц. Общий пункт сосредоточения - город Козоеди.


                Глава 10. Бои в Праге.

     Отделение старшины Лунькова оказалось в одном крытом кузове грузовика, двигающегося на юг, в Богемию, для того, чтобы, как говорили, соединиться там с 15-м казачьим кавалерийским корпусом.
     Солдаты, еще не побывавшие в сражениях на стороне Русской Освободительной Армии, естественно, интересовались у старослужащих дивизии Буняченко о боях с частями Красной Армии. Рассказ оказался настолько захватывающий, что разговорился даже Савелий, прозванный "молчальником".
     Он долго слушал рассказ Луки Лукича, мужика лет сорока-сорока пяти, который, как оказалось, состоял в РОА с момента ее организации.
     - Немцы-то теперь уже не те стали, - рассказывал Лука Лукич. - Куда их наглость, уверенность подевались! Сначала-то они на нас с опаской поглядывали - как же, бывшие враги! А потом, когда нам общую задачу поставили, стали смотреть с уважением и даже не хотели без нас воевать. Поэтому-то и не пускали через мост у Бад-Шандау.
     - А что же так? - спросил Савелий.
     - Дак без нас у них ни хрена бы не получилось. После мощнейшей артиллерийской подготовки мы так яростно кинулись в атаку, что большаки побежали назад, как в самом начале войны. Сразу захватили человек пять в плен, а еще восьмеро запросились служить у нас.
     - Почему? - не отставал Савелий.
     - Увидели, какие мы сытые да чистые, как организованы. Чай, сами были у них, испытали все "прелести" окопной жизни.
     - Да уж, - согласился с ним Прохор. - Чуть с голоду не сдохли, а остаточки наши вши бы доели.
     - А не страшно было против своих-то? - спросил Никита.
     - Страшно одно - попасть к ним в плен, в лапы особистов, этому зверью.
     - Да уж, - встрял в разговор Федор. - Лучше застрелиться, чем попасть к ним. Эти не лучше гестаповцев, переплюнут их.
     - А что у вас поговаривают, что дальше-то будет? - спросил Яков.
     - Разное говорят, - ответил Лука Лукич. - Кто болтает, что, мол, двинемся к четникам генерала Дражи Михайловича...
     - Это куда? - удивился Павел.
     - Балканские горы. Там, дескать, можно отсидеться, пока большевики с союзничками не перессорятся. Болтают, что можно прислониться к Украинской Повстанческой Армии, которая неплохо действует в тылу Советов.
     - Нет, к хохлам нет смысла идти, - включился в разговор старшина.
     - Почему? - удивился Иван.
     - Чужие мы для них: хохлы никогда москалей не любили, - пояснил старшина. - А потом - драться внутри страны бессмысленно, все равно рано или поздно стопчут.
     - Это точно, - подтвердил Федор. - И что, никакой надежды?
     - Поговаривают, что с окончанием войны следует сдаться американцам или англичанам. Те не должны выдать, - заключил Лука Лукич.

     На второй день часть прибыла в Козоеди, где уже находилась основная часть дивизии Буняченко. Прибывшие бойцы расположились в бывшей школе, которая напоминала то ли улей, то ли муравейник. Солдаты сновали по этажам с вещмешками, матрасами, котелками. На первом этаже, в одном из классов, расположилась кухня, откуда доносился звон металлической посуды и разносился приятный запах готовящейся пищи.
     Устроившие свое ложе солдаты бурно обсуждали сложившуюся ситуацию, каждый из спорщиков настаивал на своем варианте выхода из сложившегося положения. Многие возлагали надежды на американцев и французов, достаточно быстро двигающихся на север и уже занявшие некоторые южные районы Германии. В этом случае командование, по слухам,  рассматривало вариант ухода в Богемские леса между Будвайсом и Линцем. Другие говорили о возможном переходе через цепь Альп по перевалу Бреннер на юг. Кто-то упоминал Инсбрук, кто-то говорил о Зальцбурге.
     Особое оживление вызвало прибытие в штаб из Праги какой-то делегации чехов. Солдатское радио быстро разнесло по казармам: прибыла делегация пражан - представителей Национальной партии, с которой ведет переговоры командование дивизии.      
     Поговаривали, что к дивизии обращались представители местных партизан. Но переговоры с ними закончились безрезультатно: партизаны были слишком слабы, чтобы говорить о них, как о боевой единице.
     Вскоре начальник управления безопасности подполковник Тензоров в сопровождении внушительной охраны из хорошо вооруженных бойцов РОА выехал на встречу с чешскими офицерами, которые на самом деле оказались переодетыми советскими агентами, предложившими вести совместные действия с Красной Армией. Еще один из советских офицеров через чешских партизан обратился к руководству РОА с тем же предложением, но оно было отвергнуто*.
--------------------------------
     * Ausky S. Vojska generela
Vlasova. S. 86.
--------------------------------

     В один из дней мимо казармы на легковом автомобиле проследовала еще одна делегация из Праги, которая задержалась здесь до самого утра.
     - Ого, на этот раз переговоры затянулись, - заметил Иван.
     - Это уже серьёзно, - поддержал его Лука Лукич.
     К обеду выяснилось, что это была делегация офицеров военного командования Большой Праги "Бартош", подчиненная генералу Кутльвашру и подполковнику штаба Бюргеру. Как оказалось, они привезли с собой предложение об участии дивизии Буняченко в Пражском восстании. Как рассказывали чехи, восстание уже невозможно отложить из-за опасения быть раскрытыми немцами, а без помощи восстание пражан обречено на неудачу, что приведет к многочисленным жертвам среди мирного населения.
     - Ну вот, закончился курорт на Козлоедах, - заключил Иван, услышав эту новость.
     - А что ты хотел? - возразил ему Федор. - Сколько же можно держать нас, дармоедов?
     - А ты рвешься в бой? - спросил Савелий.
     - Да это хоть какая-то определенность, а то болтаемся, как дерьмо в проруби, - отозвался за Федора Яков.       
     - Вот влипли, так влипли, - философски начал рассуждать Иван. - Там, в наших лесах, не сдались бы в плен, сдохли бы от голода, попали сюда - снова безвыходное положение.
     - Ладно, чего теперь ныть, - остановил их Лука Лукич. - Время все расставит по местам.
     - Или поставит к стенке, - дополнил Гриня.
     Разговоры притихли, когда в штаб дивизии Буняченко прибыл Власов. На совещание с ним созвали едва ли не всех старших офицеров.
     По его окончании, солдаты увидели, как из помещения штаба вышел раздраженный главнокомандующий РОА Власов, сел в машину и тут же уехал.
     - Ого, дело-то серьёзно оборачивается, - проговорил Прохор.
     - Видно о чем-то не договорились, - рассудил Никита.
     - Да, гляди - Власов даже не попрощался и его не провожали, - заметил Федор.   
     - Ну, начались раздоры в верхах, - заключил Павел. Значит, ничего хорошего для нас не корячится! Дела...
     Позже вернувшийся из штаба капитан Вороньков рассказал, что Власов настаивал на том, чтобы искать связь с американцами и протестовал против  участия дивизии в Пражском восстании - он не мог пойти на вторую измену - теперь уже немцам. А в заключение заявил: "Если мои приказы для вас уже не обязательны, то мне здесь больше нечего делать!"
     Большинство же офицеров настаивало на участии в Пражской операции. Рассказывали, что расстроенный и обессиленный болезнью Власов уединился в небольшом сельском замке к западу от Праги, где из уважения к прежним заслугам его всего лишь информировали о ходе действий РОА.
     Буквально на следующий день в казармах стали распространять листовки, в которых дивизию при вступлении в Прагу призывали "братьев чехов и русских" бороться как с "национал-социалистической Германией", так и "с большевизмом".
     Утром 4 мая дивизия двинулась в сторону чешской столицы и уже к вечеру, пройдя маршем через Бероун, имея арьергардом 4-й полк во главе с полковником Сахаровым, вошла в окрестности Сухомастов*. Здесь солдаты заметили, как местные жители срывали и сжигали рекламные фашистские плакаты.
----------------------------------------
     * Советские историки намеренно
принижают роль РОА в освобождении Праги,
говоря, что лишь отдельные власовские
группы неорганизованно, на свой страх и
риск и вопреки приказам своих начальников
начали борьбу с "немецкими оккупантами"
в надежде "искупить" свои "преступления
против человечества" (Sic!) и тем самым
в известной мере заслужить пощаду
советской власти (см., например: Титов Ф.
Клятвопреступники. С. 228).
----------------------------------------

     5 мая 1945 года в Праге началось восстание, но немцы подтянули в город хорошо вооруженные части из окрестностей Праги и в течение дня поставили восставших в бедственное положение.
     В тот же день генерал Буняченко отдал приказ наступать на чешскую столицу, охватывая ее сразу с трех сторон.
     Группе капитана Воронько было приказано наступать на аэродром Рузине, расположенный к северо-западу от Праги. На этом аэродроме базировались истребители Ме-262. Попытки уговорить немцев сдать аэродром без боя не увенчались успехом. Пролилась первая кровь...
     Во время переговоров был застрелен начальник штаба 8-го авиакорпуса полковник Зорге. А затем был сбит самолет "Физелер-Шторх", на котором старший лейтенант Бушман в качестве переговорщика от имени командира авиакорпуса генерала авиации Зейдемана летел к Власову для улаживания создавшихся недоразумений.

     Еще на шоссе к аэродрому Прага-Розин бойцы обратили внимание, что их колонной странно, словно навозная муха, кружит немецкий самолет-разведчик
     - Какого черта он жужжит над нами? - спросил Федора Прохор.
     - Что-то немцы задумали, - отозвался тот. - Зря он висеть над нами не будет. Ох, боюсь - не к добру это!
     - Накаркаешь, - остановил его Иван.
     - Чего тут каркать? - огрызнулся Федор. - Немцы не из тех, кто станет понапрасну керосин жечь.
     - Явно хотят напакостить, - вступил в разговор Яков.
     - Хватит вам раньше времени в штаны делать, - усмехнулся Павел - Поживем- увидим.
     Когда вдалеке появились аэродромные строения, над головами солдат прогремела очередь из крупнокалиберного пулемёта.
     - Начинается, - только и успел проговорить Федор, как прозвучала
команда: "Рассыпаться в цепь!"
     Новая очередь со стороны аэродрома заставила солдат залечь...
     - Без хорошей драки не обойтись, - проворчал Прохор.
     Но тут прозвучала новая команда:
     - В атаку! Вперед!
     С криками "Ура!" и прячась за естественными укрытиями - деревьями, редкими небольшими строениями, бойцы понеслись вперед. Бой разгорался...
     Немцы обрушили на нападавших лавину огня. То тут, то там падали раненые или убитые... Атака начала захлёбываться, бойцы были вынуждены снова залечь.
     В это время над ними появились три "Мессера", которые, снижаясь над полем боя, начали безжалостно расстреливать лежащих на открытом пространстве солдат из пулеметов.
     Командир батальона Вороньков дал команду отходить.
     - Вот твари! - выругался Федор.
     - А чего ты хотел? - возразил ему Иван, - чтобы фрицы, увидев нас, тут же взметнули грабки вверх?
     В это время вперед в атаку пошли танки дивизии Буняченко. Солдаты вскочили и устремились за ними.
     Почти тут же над атакующими возникла пятерка самолетов, постоянно пикирующих и атакующих танки и самолеты. Поле взорвалось разрывами бомб и фонтанчиками от врезающихся в сухую пыль пуль.
     В это время запылал один из танков, а чуть позже бомба попала во второй.
     - Серьезная каша заваривается, - проворчал Федор.
     И снова прозвучала команда на отход. Бойцы поползли назад. Гриня же задержался: лежа на спине, он выцеливал пикирующие на них самолеты из пулемета, стреляя короткими очередями.
     - Чего патроны жжешь? - прикрикнул было на него старшина, но в этот момент один из самолетов задымил и устремился вниз.
     - Ба, да ты никак сшиб его! - воскликнул Павел.
     - Долетался, сволочь, - только и ответил тот.
     - Медаль тебе за это полагается, - усмехнулся Прохор.
     - А на хрена она мне? - отмахнулся Гриня, отползая вместе со всеми назад.
     Самолеты улетели, а уже через пару часов начался обстрел аэродрома из орудий и минометов.
     - Серьёзно за них взялись, - словно в раздумье проговорил Яков.
     Едва обстрел летного поля закончился, как над солдатами снова появились самолеты. На этот раз они набирали высоту и не помышляли о бомбардировке.
     - Глянь, бегут! - восхищенно крикнул Яков.
     - А что им остается - окружены со всех сторон, - рассудительно проговорил Савелий. - Теперь жди, когда в отступ пойдет охрана аэродрома.
     - Это серьёзно, - заметил Лука Лукич. - Там остались одни эсэсовцы.
     Вернувшиеся разведчики доложили о приготовлении немцев к прорыву, и командир 3-го полка подполковник Александров-Рыбцов приказал рыть окопы полного профиля.
     - Капитан рассказывал, что против нас пойдут опытные бойцы СС, - делился с товарищами Иван. - А им терять нечего.
     - Мне приходилось рядом с ними биться, - дополнил его Лука Лукич. - Фанатики, ни бога, ни черта не боятся. Тяжеленько нам придется.
     - А танки у них есть? - спросил Прохор.
     - "Тигры", - коротко ответил Лука Лукич.
     - Много? - не отставал Прохор.
     - Да кто их считал? - ответил пожилой однополчанин.
     - Значит, жарко будет, - вставил свое слово Павел.
     - Да ладно, бог не выдаст, свинья не съест, - заметил Гриня. - Не так страшен черт, как его малюют.
     - Да тебе все одно кого бить - "Тигры" ли, самолеты, - поддел его Прохор. - Как только они появятся, мы сразу тебя пошлем на них. С лопатой...
     - А ты в это время будешь задницу свою спасать в окопе? - огрызнулся Гриня.

     Едва начало светать, как со стороны аэродрома послышался грохот танковых моторов.
     - Так, начинается, - проворчал Федор.
     - Приготовить противотанковые гранаты, - послышалась команда капитана Воронько. - Отсекайте пехоту от танков.
     Бойцы замерли. Одни из них судорожно перебирали положенные на край бруствера гранаты, кто-то руками обтирал ствол автомата, кто-то нервно оттаптывал дно окопа, белая его более устойчивым для ног.
     Сзади бойцов рявкнули пушки артдивизиона, но, не пристрелянные, они клали снаряды россыпью.
     - Надо было противотанковые мины установить, - проговорил кто-то из бойцов, но ему никто не ответил, хотя все понимали, что таких мин в достаточном количестве в полку просто не было.
     - Чего они лупят куда попало, баталёры хреновы? - выругался Гриня.
     Шесть "Тигров"  неторопливо вылезали из-за аэродромных строений, за ними виднелись черные точки солдат пехоты, укрывающиеся за танками.
     - Подпускаем ближе, - понеслась вдоль цепи команда капитана. - Огонь по моей команде...
     "Тигры засекли расположение батареи и, остановившись, перенесли огонь своих пушек на нее.
     Дуэль продолжалась не более пятнадцати-двадцати минут, после чего разрывы после танков больше не возникали, но и один танк дымился.
     - Капец пушкарям, - проворчал Федор. - Теперь вся надежда на нас.
     Бойцы молчали, сосредоточенно наблюдая за приближающимися фашистами. Кто-то из бойцов присел на дно окопа и, закрыв лицо руками, что-то бормотал - то ли плакал, то ли молился. Те, кто был рядом и видел это, не обращали внимания на него - мало ли какие чувства испытывал бедолага, а вот каков он на самом деле, покажет бой.
     Сквозь грохот моторов было слышно, как капитан кричал по телефону, сообщая обстановку и прося поддержки у командира полка.
     Но вот танки вновь заурчали моторами и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее ринулись вперед. Вслед ха ними побежали и черные фигуры.
     - Приготовить гранаты! - крикнул Вороньков, но это было уже от нервов, поскольку такую команду он уже дал ранее, но, видимо, забыл.
     Еще издали танки открыли огонь по позициям пехотинцев и почти тут же снаряды начали находить цель. Земля вокруг окопов буквально вздыбилась, разрывы возникали так близко от линии окопов, что было страшно поднять головы - осколки свистели над самой землей, не позволяя высунуться.
     - Твою мать, - выругался Гриня, оседая на дно окопа. - Наши бы так стреляли, как они.
     Потом он резко встал, высунулся из окопа и почти тут же открыл огонь из автомата. Глядя на него, начали подниматься и другие бойцы...
     И вдруг из-за спин обороняющихся прогремели залпы двух орудий, почти сразу же подбивших два танка. Но оставшиеся упрямо ползли вперед.
     Совсем рядом снаряд попал прямо в окоп. В воздух взметнулись комья земли и фрагменты человеческих тел. Но рассматривать, кого накрыло, было некогда - бой разгорался не на шутку.
     Лука Лукич метнул гранату, стараясь попасть под гусеницу грохочущего чудовища, но граната не долетела, а очередь из танкового пулемета тут же прошила гранатометчика. Рядом с этим танком взорвалось еще несколько гранат, но, брошенные второпях, они не принесли ему вреда.
     Танк вскарабкался на бруствер и, работая только одной гусеницей, начал засыпать окоп вместе со стрелком, но брошенная сбоку граната оборвала гусеницу, сбросив траки с ведущих колес.
     Савелий приподнялся было над окопом, целясь гранатой в бензобак, но очередь эсэсовца скосила его, и граната выпала из рук и взорвалась. Но и эсэсовец, приготовившийся прыгнуть в окоп, был принят на штык Яковом.
     Оставшиеся танки ушли вперед, а позади них шла жестокая рукопашная схватка, сопровождаемая выстрелами, криками на срыве связок и стонами раненых.
     - Отходим! - сквозь ор схватки донеслась команда капитана.

     Уцелевшие в бою солдаты отошли вниз по Влтаве в сторону пражского предместья Смихов.
     Немцы смогли прорваться, но и они оставили на поле боя немало убитых. Батальон Воронько потерял почти треть состава...
     Оказалось, что во время схватки Федор, Иван и Павел умудрились обезоружить и увести с собой двоих немцев в полевой форме, явно не входивших в группу наступающих на батальон эсэсовцев. Как выяснилось, это были солдаты роты обеспечения, выходившей вместе с боевой группой "Молдауталь" из состава дивизии СС "Валленштайн".
     Напуганные пленные стояли в окружении наших солдат, один из них, более старший по возрасту, заикаясь, лепетал:
     - Ихь бин айнфахер арбайтэр. Унд дер да вар эбен ин дэр шуле. Унс хабен зи айнгэцоген, кайне эсес, айнфахе хольдатен, айнфахе лёйте, каин грунд, унс умцубриген... (Я - простой рабочий. А он только-только окончил школу, мы мобилизованные, мы не эсэсовцы, мы простые солдаты, простые люди, нас не за что убивать. Мы надеемся...)
     Капитан махнул на него рукой и тот замолчал.
     - Зачем они нам нужны? - спросил, ник кому не обращаясь, Павел.
     - На хрена вы их приволокли? - обратился к Федору старшина. Что с ними делать-то?
     Пожилой немец снова было начал:
     - Вир хоффен ауф митляйд. Вир вэрден фюр ойх бетхэн... (Мы надеемся на милосердие. Мы будем молить бога...)
     Солдаты, пробывшие в Германии несколько лет, уже понимали немецкую речь.
     Не дослушав его, капитан отвернулся и отошел к раненым. Старшина, сердито взглянув на Федора, просто сказал:
     - Отпусти ты их, пусть идут по домам. Хватит нам уже убивать друг друга.
     Обозленный Федор толкнул фрицев в спину и, дав пинка молодому, направил их в сторону от аэродрома..

                Глава 11. Последний миг свободы.

     Активными действиями дивизия Буняченко разрезала Прагу надвое и продолжала атаковать опорные пункты немцев, одновременно сдерживая наступающие с севера и юга немецкие оперативные части, в числе которых находилась и дивизия СС "Валленштайн". Среди солдат РОА быстро распространился слух о том, что 7 мая в центре города на Лобковской площади 1-й полк взял в плен около 500 немцев и передал их чешским повстанцам*.
------------------------------------
     * Bartasek K. Prazskt povstane.
S. 166/
------------------------------------

     3-й полк РОА во взаимодействии с 4-м полком наступал через Бржевнов-Стржешовице на Градчаны и сумел-таки  прорваться через выдающуюся на восток излучину Влтавы в районе Голешовице. Немалую помощь полкам оказали местные проводники, помогавшие ориентироваться в городе в отсутствие карт.
     Среди солдат распространялись самые невероятные слухи, касающиеся отношения с немцами и руководством чешского восстания. Говорили, что немецкое командование обратилось к командиру дивизии с призывом прекратить боевые действия  и объединиться против общего врага - большевизма.
     Если сами пражане с восторгом приняли помощь власовской армии, то в руководстве Чешского национального совета (ЧНС) все большую роль играли коммунистические лидеры, поддерживающие связь с Красной Армией и делающее на нее основную ставку.
     Рядовые горожане надеялись и ждали наступления 3-й американской армии, но та по настоянию советского командования остановилась в 70 километрах от Праги. В то же время к столице Чехии приближались советские войска: войска 1-го Украинского фронта находились в 140 километрах от Праги, 2-го Украинского фронта - в 160, а части 4-го Украинского - в 200 километрах.
     Среди солдат РОА поговаривали, что красные сбросили в город десант, которому ЧНС тотчас присвоил ранг миссии. Говорили, что какой-то капитан, сотрудник этой миссии, связался по телефону с командиром 1-го полка с предложением о взаимных действиях. Зная коварство Советов, генерал Буняченко в ответ на это направил Сталину приглашение, непереводимое на чешский и немецкие языки*.
----------------------------------
     * Швеннингер Г. Отчет. С. 22
(на нам. яз.)//IfZ.
----------------------------------

     После полудня 7 мая 3-й полк очистил от немцев еще одну улицу в Градчанах и был остановлен на отдых.
     Расположившись в одной из комнат только что отбитого трехэтажного дома, солдаты отдыхали, обсуждая  сложившуюся с ними ситуацию.
     - Чё делать-то будем? - спросил товарищей Федор. - Американца встали и не собираются идти сюда. Немцам - каюк! С востока напирает армия красных...
     - Влипли, кажется, капитально, - согласился с ним Павел.
     - Ясно одно: к нашим попадать нельзя, - проговорил Иван. - Что делать, не знаю...
     - Каюк нам, мужики, - почти простонал Никита.
     - Погодь плакать, - вмешался в разговор старшина Луньков. - Комдив у нас - голова, придумает что-нибудь.
     - Ему самому впору шкуру спасать, - проворчал Прохор.
     - Не надо напраслину возводить на человека, - возразил ему старшина. - Он еще ни разу своих солдат не бросал в беде.
     - Так-то оно так, но сейчас нас серьёзно прижали, - рассудил Иван.
     Ближе к вечеру, когда слегка начинало смеркаться, было объявлено общее построение и колонна солдат по шоссе Прага-Бероун потянулась на запад.
     Уже на рассвете солдаты увидели, что по другому, сходящемуся в ту же сторону шоссе движется колонна отступающих немецких войск.
     - Во, дожили! - со смехом сказал Федор. - Вчера мы с ними дрались, а сегодня вместе драпаем. Чудеса да и только!
     - И они оказались в той же ситуации, что и мы, - заметил старшина.
     Понурые вчерашние противники молча шли, не общаясь друг с другом, но и не задираясь. Общая неуверенность в своем будущем подавляла все эмоции.
     Время от времени из конца в конец обеих колонн пробегали вестовые, и от них частью немцы, частью русские ухватывали обрывки информации о состоянии дел в Праге.
     Оказалось, что и немцы, и русские раздельно пытались вести переговоры с американской армией генерала Паттена, обговаривая возможность и условия сдачи.
     От этих же посыльных солдаты узнали, что в Прагу на броневике проникли американские репортеры, а возвратившись назад, рассказывали ужасные вещи.
     Утром 9 мая передовые части 1-го Украинского фронта маршала Конева победоносно ворвались в город, в котором  практически прекратилось всякое сопротивление. Танкам и орудиям 3-й и 4-й гвардейских танковых армий генералов Рыбалко и Лелюшенко не пришлось сделать ни одного выстрела при "освобождении" столицы Чехии*.
-------------------------------------------
     * Шатов М. Прагу освободили Власовцы.
//Новое Русское Слово, 11.2.1960; Степанек-
Штемр М. Русские идут на Прагу (на нем. яз.)
--------------------------------------------

     То, что произошло в городе в дальнейшем, вызвало ужас и негодование и у русских, и у немцев.
     Раненые солдаты РОА находились в госпиталях, на их кроватях благодарные пражане повесили таблички с надписью "Героический освободитель Праги". Именно по этим табличкам ворвавшиеся в госпиталь советские солдаты определяли власовцев и тут же расстреливали их прямо на кроватях*.
-------------------------------------------
     * Кармазин А. Прага в 1945 году.// Новое
Русское Слово, 11. 10.1968; Ауски С.
Предательство и измена. С. 259-260.
-------------------------------------------

     Точно также поступили и в других госпиталях. Не успевшие выйти из Праги около 600 солдат РОА, обнаруженные в Праге и ее окрестностях, были       расстреляны без суда и следствия. И за эти "подвиги" солдаты получали "заслуженные" награды!
     Зверства отрядов СМЕРШа в Праге по настоящему встревожили отступающих солдат РОА.
     - Мне один немец на привале рассказывал, что там расстреливали не только наших, - поделился с Иваном Федор. - Даже сами чехи, организовавшие восстание, и то попали в эти жернова. Некоторых членов ЧНС надолго упрятали в тюрьму, а кое-кого расстреляли...
     - Они что, обезумели совсем? - спросил тот.
     - Говорили, что там коммунисты взяли власть, а эти, как бешеные псы, без крови не могут.
     - Господи, откуда только такие изверги берутся, - вздохнул подошедший Павел.
     - Известное дело - стоит взбаламутить омут, как из него все черти повыскакивают, - усмехнулся Иван.
     - Лукич, - обратился Гриня к старшине. - Ты возле офицеров крутишься, что там говорят?
     - Что говорят, что говорят, - ворчливо пробормотал тот. - Ничего хорошего не говорят. Вон, рассказывали, послали делегатов к американцам.
     - Ну, и чо? - не отставал Гриня. - Да не тяни ты кота за хвост.
     - Не больно-то они обрадовались. Обижены, что наши воевали против них, французов и англичан на Западном фронте.
     - Так там же были не власовцы!
     - А им наплевать. Для них это все едино. Воевали русские и все тут.
     - А наши что?
     - Пытались объяснить, что 100-тысячная армия может помочь им драться с немцами.
     - Ну и?
     - Да вроде бы соглашаются принять - чего им свои башки под пули подставлять, когда вон русские сами напрашиваются.
     - Ушлые, сволочи! - выругался Федор.
     - Да и то, говорят, согласны принять только до окончания войны, - продолжил старшина. - А там, мол, пусть политики решают...

     В Пршибраме дивизия вышла ближе к полудню. Узнав, что в городишко вошли освободители Праги, едва ли не все население вывалило на улицы и горячо приветствовало солдат РОА.
     Но оказалось, что им были не все рады. В городской ратуше выяснилось, что власть здесь захватили коммунисты, которые уже выдали прибывших сюда для переговоров генерал-майоров Трухина, Боярского, Шаповалова и сопровождавших их офицеров командиру отряда "Смерть фашизму" капитану Красной Армии Олесинскому (он же Смирнов).
     Во время допроса капитан начал вести себя с генералами по-хамски, за что получил от Боярского заслуженную пощечину. Взбешенный сумасброд тотчас приказал повесть оскорбителя, а двух других генералов расстрелять.
     Мало того, когда дивизия уже выходила из Пршибрама и проходила мимо тюрьмы, из ее окон послышались крики о помощи по-русски.
     Батальон капитана Воронько тотчас окружил тюрьму и под угрозой оружия заставил выпустить узников. Ими оказались старший лейтенант Ромашкин и несколько адъютантов и водителей.
     Во второй половине дня 10 мая 1945 года авангард дивизии на линии Рожмиталь-Бельчице натолкнулся на контрольные посты 4-й американской бронетанковой дивизии. Старший офицер американской части принял их за дивизию Красной Армии, но вскоре недоразумение было разрешено и он разрешил двигаться дальше к намеченному Буняченко месту размещения в 10 километрах к юго-западу.
     - Кажется, вырвались, - проговорил Гриня, устраиваясь вместо со всеми в каком-то заброшенном помещении, напоминающим амбар или склад.
     - Дай-то бог! - отозвался Павел.
     - Черт, жрать хочется, аж брюхо подвело, - простонал Прохор. - Старшина, когда харчить думаешь?
     - Обоз с провиантом отстал, - ответил тот. - Вы-то на машинах, а там телеги. Сейчас пойду, посоветуюсь с капитаном.
     Через некоторое время он подошел и сообщил:
     - Неизвестно, когда подойдет обоз. Капитан разрешил завалить лошадь и оприходовать ее.
     Вечером того же дня был получен приказ сдать стрелковое оружие. Янки разрешили офицерам оставить при себе пистолеты, а 10 рядовым из каждой роты - и винтовки*.
---------------------------------------------
     * Шатов М. Ответ на вопросы участников
Освободительного движения//Новое Русское
Слово, 4.2.1962; Архипов А. О переговорах 1-й
дивизии РОА//Там же, 20.5.1962.
----------------------------------------------

     - Чует мое сердце - добром это не кончится, - вздохнул Иван. - Не больно нам рады здесь.
     - А ты что, ждал встречи с оркестром и цветами? - отозвался Гриня. - И чтобы девки визжали и писали от счастья?
     К беседующим подошел капитан Воронько. Он выглядел возбужденным и одновременно растерянным. Несколько успокоившись, он обратился к своим солдатам:
     - Положение хуже некуда. Американцы разрешают пройти только к Шлиссельбургу (Льенарже). Советы давят на них, а тут уже вмешивается политика. Американские офицеры шепнули мне, что сам генерал Эйзенхауэр не хочет вмешиваться в нашу судьбу и ссорится с командованием Советов.
     - Действительно, зачем им наша головная боль, - отозвался Федор.
     - Те же офицеры предложили желающим предоставить гражданскую одежду и даже бензин для грузовиков, - продолжил капитан. - В этом вопросе я вам ничего советовать не могу - решайте сами, как поступить.
     - Ну, переоденемся, уедем, а дальше что? - спросил Иван.
     - Не знаю, - честно ответил командир. - Решайте сами, в этом вопросе я вам не могу приказывать.

     День прошел в нервном ожидании результатов переговоров Власова с командованием американской армии
     11 мая в дивизии Буняченко неожиданно появились советские офицеры в сопровождении вооруженной охраны. Они обращались исключительно с рядовыми, умасливая их обещаниями прощения от Советской власти и лояльного отношения к ним. По их речам выходило, что виновны в их совращении только офицеры, которые и заслуживают сурового наказания.
     К толпе солдат подошел капитан Воронько и поинтересовался, в чем дело? Сопровождавшие агитаторов советские солдаты направили на него оружие, но тут же без команды Федор, Павел, Иван, Прохор и другие подняли винтовки и заставили тех успокоиться.
     Военный агитатор грязно выругался и увел свою команду.
     Тут же с постов доложили, что советские танки движутся по территории, занятой американцами, стремясь отсечь отход дивизии Буняченко на запад.
     Немедленно от штаба отъехали два легковых автомобиля, устремившиеся к командованию 12-го американского корпуса.
     Они вернулись уже к закату. Солдатская почта тут же разнесла весть: представитель американского командования капитан Донахью выехал к прорвавшейся колонне 162-й танковой бригады красных и потребовал немедленно убраться с занятой американцами территории. И командиру бригады полковнику Мищенко не оставалось ничего другого. как убраться восвояси. Но при этом Мищенко просил передать "белым русским", что он от своего имени объявляет амнистию и освобождение от наказания, если те перейдут со всем оружием до 11.00 утра 12 мая*.
----------------------------------------
     * Иоахим Гофман. Власов против
Сталина/Трагедия Русской Освободительной
Армии 1944-1945 гг. М., 2006. С. 314.
----------------------------------------

     Утром 12 мая выяснилось, что высшее руководство американской армии решило впустить армию Власова на американскую территорию, блокировать ее, а потом отвести свои части, предоставив Советам расправиться со своими бывшими гражданами.
     Но многие американские офицеры понимали, что ждет власовцев и потому разрешили просачиваться на свою территорию отдельным группам "белых русских".
     В этой обстановке солдаты дивизии Буняченко собрались группами и решали, что им делать.
     - Как хотите, мужики, но я ухожу, - категорически заявил Гриня. - Нас же растерзают, а я еще жить хочу.
     - И я с тобой, - согласился с ним Прохор. - Мне терять нечего.
     - Так-то так, но у меня семья дома осталась, - медленно проговорил Иван.
     - И у меня сын и жена, - поддержал его Павел.
     - Ну, и бог вам в помощь! - заключил Гриня. - Ну, кто со мной?
     Вместе с ним ушли шесть человек из его отделения.
     В середине мая, после совещания командиров, полк был построен и Буняченко объявил, что все командиры и рядовые освобождаются от присяги и, после краткого прощания дал команду" "Разойдись!"    
     Солдаты оказались предоставлены сами себе. Они поодиночке или группами подходили к своим командирам, чтобы попрощаться или получить последний совет. Многих охватило настоящее отчаяние. Многие кинулись на юг и на юго-запад, стремясь прорваться в американскую зону оккупации.
     Но удалось это далеко не всем - если по отношению к ним на отдельных участках американцы делали вид, что препятствуют их проходу, то  на других они встречали жестокий отпор и были вынуждены вернуться назад.
     Капитан Вороньков и старшина Луньков стояли среди оставшихся солдат своего взвода, отдав себя на волю судьбы.
     - Капитан, - обратился Федор к командиру. - Может быть, попытаемся прорваться?
     - Куда? - спросил тот. - Мы в мышеловке.
     - А если снова попытаться через американцев? - спросил Яков.
     - Уже поздно - у них жесткий приказ не пускать, - помотал головой капитан. - В одном месте они даже открыли огонь на поражение. Мы для них, что те же немцы. Кстати, вы помните батальонного командира капитана Кучинского?
     - Да, - ответил старшина. - А что с ним?
     - Свою шкуру спасал и выдал красным Власова.
     - Как это? - поразился Федор.
     - Его схватили танкисты. Вместе с ним они догоняли нашу штабную колонну, вышедшую из Шлюссельбурга. Когда их задержали, Кучинский и указал на Власова.


                Глава 12. В лапах СМЕРШа.

     Освобождение от присяги каждый воспринял по-своему. Одни падали на землю, в отчаянии обхватив голову, молились, другие удалились в ближний лес, откуда стали доноситься одиночные выстрелы - не выдержав напряжения момента, солдаты кончали с собой.
     Едва солдаты капитана Воронькова собрались покинуть плац, как со стороны  речки Копрживице послышался шум моторов и почти тут же к ним ворвалась колонна грузовиков, буквально забитых солдатами в советской форме. Одни из них окружили стоявших на плаце власовцев, другие бросились в казармы, госпиталь, штаб...
     Окруженные, предвидя долгую церемонию, попытались было сесть на мостовую, но громкий окрик, сопровождаемый площадной бранью, заставил их оставаться на ногах.
     Через некоторое время из здания штаба вышел какой-то майор и громко приказал:
     - Всем офицерам отойти вправо, унтер-офицерам - влево.
     По его жесту к пленным бросились автоматчики и стали поторапливать тех, кого выкликнули Капитана Воронькова подталкивал сзади старший лейтенант, которому капитан тихо прошептал:
     - Что с нами будет, старлей?
     Тот, слегка скосив глаза на своих и едва шевеля губами, также тихо ответил:
     - Плохо ваше дело, совсем плохо.
     - Прошу тебя, как офицер офицера: дай знать моим, - прошептал капитан.
     - Даже не проси, иначе попаду в сообщники. А смершевцы совсем озверели, кровь почуяли...
     И уже подводя его к группе офицеров РОА, нарочито грубо толкнул его в спину и крикнул:
     - Давай, сволочь продажная, пошевеливайся.
     Стоявшие отдельной группой солдаты его взвода заслонили было старшину, но двое автоматчиков ринулись на него, грубо расталкивая защитников прикладами автоматов. И уже через мгновение выволокли Лукича и пинками и тычками погнали к группе унтер-офицеров.
     - Держись, Лукич! - крикнул вслед старшине Федор.
     В это время совершенно неожиданно для всех прогремели длинные пулеметные очереди, буквально в минуту положившие всех офицеров.
     Толпа пленных застыла в ужасе, не веря в происходящее. Даже охранники замерли, с недоумением глядя на груду тел, только что бывших живыми людьми.
     А еще через мгновение десятки пленных кинулись бежать в сторону дальнего леса, но тот же пулемет и автоматы охранников навсегда остановили их бег.
     - Звери, звери! - закричали в толпе пленных. - Будьте вы прокляты, кровопийцы. Гады, нехристи, суки вонючие...
     Пулеметная очередь над их головами разом оборвала крики. Пленные присели и замолкли.
     В это время в госпитале раздались одиночные выстрелы и почти тут же из него стали выгонять врачей, медсестер, солдат-санитаров и раненых, кто мог передвигаться самостоятельно.
     Один из раненых с ампутированной ногой от толчка упал, костыли отлетели в сторону.
     - Вставай, сволочь! - вскричал сопровождавший его охранник и пнул ногой по культе.
     Тот дико закричал, но тут же пополз за костылями. Ухватив их, он начал было вставать, но тот же автоматчик пнул его в зад, отбросив снова на землю.
     - Ну, сука! - прорычал Федор и попытался было встать, но Иван и Павел с двух сторон удержали его.
     - Сиди, - зашептал на него Иван. - Шлепнут и глазом не моргнут.
     - Падлы! - скрипел зубами Федор. - Дураки мы, что сдали оружие...
     - Что сейчас об этом говорить? - также начал успокаивать его Павел. - Сейчас от нас ничего не зависит.
     - Волки, волки поганые, - дрожал Федор. - Это же не люди - зверьё!
     - Все, успокаивайся, - Иван положил руку на плечо товарища. - Нам выжить надо. Выжить, чего бы это не стоило!
     - Да на хрен нужна такая жизнь, - все еще не успокаивался Федор.
     - О матери вспомни. Ждет, надеется, все слёзы выплакала. Ты, главное, на допросах не ерепенься. Ничего этим не докажешь, а неприятностей огребешь полной мерой.
     - Это точно, - подтвердил Павел. - Что с нас взять: мы - простые солдаты, люди подневольные...
     - Но чехи-то какими сволочами оказались! - Иван намеренно перевел разговор на другую тему. - Быстро они спелись с большевиками! 
     - Да не греши ты на всех чехов, вспомни, как нас доброжелательно и с любовью встречали в Праге, - возразил Павел. - А с большевиками спелись местные коммунисты - такие же сволочи.
     - И у нас коммунисты разные бывают, - вмешался в разговор молчавший до сих пор Никита. - Вон сколько коммунистов-пленных перешло на наши сторону. Даже комиссары были.
     - Ну да, - хмыкнул Федор. - Хвост прижали, они и выбрали, где полегче.
     - И то правда, - согласился Павел. - Но им сейчас приходится похуже, чем нам.
     - Отвертятся, - возразил Иван. - Язык у них, что ботало у колокола. Скажут, что их под дулами автоматов в РОА загнали и они вели там разлагающую работу.
     - Какая бл...дь придумала этих коммунистов? - снова завелся было Федор. - Весь сброд в свою кодлу собрали.
     - Коммунисты-то ладно з отбросы, - начал рассуждать Никита. - А вот эти-то охранники - явно простые рабочие и крестьяне. Им-то от жестокости какой навар?
     - Простому человеку дай только власть и вседозволенность, он такого натворит! - в раздумье проговорил было Иван, Но тут раздалась команда:  "Встать!"
     Пленники встали и их стали делить на десятки. Нескольким из этих групп выдали лопаты и заставили копать довольно глубокие ямы.
     - Расстреливать что ли задумали? - спросил Никита. 
     - С них станется, - ответил ему Федор.
     Но оказалось, что эти могилы предназначались для расстрелянных офицеров,
застреленных в госпитале раненых, солдат, погибших при попытке побега и покончивших с собой в лесу.
     После этого пленных прикладами загнали в ближайшее строение, в котором еще недавно располагались кони кавалерийской роты РОА. Слава богу, здесь нашлось достаточное количество соломы, которую, после того, как выгребли навоз, разбросали по земляному полу. На нее и завалились уставшие от переживаний люди.
     - Жрать-то дадут? - проворчал Федор.
     - Жарят гусей с яблоками, скоро принесут, - усмехнулся Павел.
     Ни слова не говоря, Федор начал перебирать обмолотые колосья, надеясь отыскать в них случайно оставшиеся зерна.
     Уже к самому вечеру ворота сарая открылись, двое солдат внесли бидон с водой, а двое других какой-то мешок, из которого вывалили прямо на солому буханки черствого хлеба.

     На следующий день пленников по нескольку человек стали выводить в бывший госпиталь. Здесь в отмытых от  крови помещениях офицеры СМЕРШа вели по одиночке допросы.
     Ивана, попавшего в первую группу, допрашивал молодой щеголеватый офицер, время от времени продкручивающий свои тонкие усики и изредка проводящий рукой по гладко зачесанным волосам.
     Не глядя на допрашиваемого, он громким голосом, силясь придать ему строгость, задавал стандартные вопросы. Записав фамилию, имя, отчество, год и место рождения, часть, в которой служил до пленения, смершевец приступил к главному.
     - Рассказывай, как и когда задумал предать родину, которая вскормила и воспитала тебя?
     - Ничего я не задумывал, - спокойно ответил Иван. - Попали в окружение, не смогли выйти.
     - Из вашей 2-й Ударной из окружения вышли больше десяти тысяч бойцов. А ты не смог или не захотел?
     - Да, в самом начале некоторые смогли выскочить, а потом горловину выхода перекрыли и нас разрезали. Мы остались без пропитания, без боеприпасов, а потом и без связи.
     - Почему не ушли партизанить?
     - А где их искать, партизан-то. Больше месяца бродили, ни одного не встретили. Да и местные жители ничего не слышали о них. Мы пытались атаковать одну деревню по приказу командования, но напоролись на минное поле и на немецкие заставы. После этого у нас кончились патроны и гранаты.
     - И вы подняли руки вверх...
     - Нет, пытались выйти из окружения, но не удалось. Была лошадь, мы ее съели. Нас, ослабленных от голода и безоружных и взяли немцы.
     - Врешь все, сволочь. Летом в лесу нельзя погибнуть от голода.   
     - А ты сам попробуй с месяц побыть в лесу и питаться им, - не выдержал Иван. - Мы уже и кору с деревьев ели...
     - Ты мне не тычь, скотина! Рассказывай, как к власовцам попал.
     - Мы в лагере ремонтировали технику. Вот, чтобы не работать на врага, записались к Власову, тем более, что он гарантировал - против своих воевать не будем.
     - Ты мне Ваньку не валяй! Если собирается армия, то она должна воевать если не с нами, то с союзниками, которые помогали громить фашистов. Зазря вас кормить никто не собирался.
     - Да мы же в учебке были и сражались только с немцами в Праге и освободили ее перед вашим приходом.
     - Значит, помогли Красной Армии, благодетели хреновы? Без вас бы мы не справились!
     - Ну, справились, не справились бы, а то, что именно мы ее освободили, это факт.
     - Может быть, вас еще и орденами наградить за этот подвиг? - съехидничал офицер.
     - Спасибо, мы не за награды воевали, - не остался в долгу Иван.
     - Ёрничаешь? Петушишься? Посмотрим, как ты запоёшь, когда тебя к стенке поставят.
     - Так дурное дело не хитрое. Сначала воевали с немцами, теперь вот свои воюют против нас.
     - Какой ты мне "свой"? Тамбовский волк тебе свой, - взорвался тот. - Ты - продажная шкура, за кусок хлеба родину, родных своих предал, свой народ.
     - Родину я не предавал, - твердо ответил Иван.
     - Самойленко! - крикнул тот охранника. - Убери этого и давай следующего.
    
     Федора вызвали на допрос в конце дня, но обратно его приволокли с разбитым лицом и практически не стоящего на ногах.
     - Вот характер, - пробормотал Никита, помогая укладывать того на солому. - Не сдержался, наговорил, чего не надо.
     - Хорошо еще, что не пустили в распыл, - поддержал его Павел.
     - У них это раз плюнуть, - вздохнул Иван, вытирая кровь с лица Федора.
     Только утром Федор очнулся, смог сесть и ответить друзьям.
     - Ну, и чего ты им наговорил? - спросил Иван.
     С трудом ворочая разбитыми губами, тот пробормотал:
     - Обозвал его трусом, который только и может издеваться над заключенными. А в окопах, небойсь, обосрался бы от страха.
     - Молодец! - покачал головой Павел. - Напугал бабу елдой! Я вот тут ночью перекинулся с охранников - мужик нормальный оказался. Так он такое рассказал, просто жуть.
     В Лиенце, южной Австрии, брали казаков. А у тех семьи, детишки. Англичане хотели отделить женщин и детей, а казаки встали в кольцо, окружив своих. Так вот, англичане штыками разбросали мужиков и вырывали детей из рук матерей... Много людей положили...
     - Суки, - выругался Никита. - Под демократов красятся, а сами, как проститутки, выпендриваются перед Сталиным.
     - Чего им-то выпендриваться перед ним? - прохрипел Федор.
     - Боятся, как бы этот дурной грузин не попер на запад, - отмахнулся Павел. - У него ума хватит, людишек не жалко. Он их и так немало положил.
     - Что-то теперь будет? - в раздумье проговорил Никита.
     Через три дня пленных погрузили на грузовики и отвезли на ближайшую железнодорожную станцию, где затолкали в телячьи вагоны с зарешеченными крохотными оконцами. А еще через день Никита, выглянувший наружу, объявил:
     Ну, вот мы и дома - надписи на русском языке пошли..."
     На этом рукопись обрывалась...


                Эпилог.

     В один из дней в квартире Модеста Александровича раздался телефонный звонок. Варвара Ильинична, взяв трубку, услышала голос автора рукописи.
     - Добрый день, Варвара Ильинична! Это Ракитский Василий Григорьевич. Могу я переговорить с Модестом Александровичем?
     После недолгой паузы он услышал:
     - К сожалению, он умер две недели назад.
     - Простите, - упавшим голосом проговорил писатель. - Примите мои соболезнования. Это слишком неожиданно... Горе-то какое!
     - Да, спасибо, - услышал он в трубке.
     - Варвара Ильинична, могу я приехать, чтобы лично засвидетельствовать вам свое сочувствие?
     - Приезжайте, - коротко ответила она.
     - Если вы не возражаете, я буду у вас завтра, - несмело проговорил Василий Григорьевич.
     - Приезжайте, - повторила она и повесила трубку.
   
     Утро следующего дня выдалось ненастным: накрапывал мелкий дождь, небо было сплошь затянуто облаками.
     Ближе к обеду Василий Григорьевич с большим букетом белых роз явился к Варваре Ильиничне. За чаем она рассказала, что ночью, когда они спали, с Модестом Александровичем случился инсульт, и когда она проснулась и вызвала Скорую помощь, врач ничего не смог сделать - по его словам, муж умер примерно час назад.
     - Господи, как же это несправедливо, - искренне посочувствовал ей Василий Григорьевич. - Я связывался по телефону с семьей Никиты Павловича, но в живых его не застал - он умер полтора месяца назад от обширного инфаркта. Разом не стало последних однополчан...
     - Так ведь сколько им пришлось пережить, - вдова вытерла платком глаза.
     - Вы знаете, я последнее время был в Германии, точнее в Южной Саксонии, в Чехии, разговаривал со стариками, которые еще помнили солдат армии Власова. И поразительно - все они очень доброжелательно отзываются о них - не было ни грабежей, ни насилий. Побывал и у нас в местах расположения бывших лагерей и спецпоселений. Мало кто из сидельцев остался в живых. Те, кто доживает, рассказали о том, что им пришлось пережить. Такого наслушался, что не знаю, как это люди могли выдержать. Многое описано у Солженицына, Шаламова, Гинсбург, но, как мне кажется, каждый заключенный мог написать свою трагическую историю пострашней этих писателей.
     - К сожалению, муж практически ничего не рассказывал о том, что с ним было в лагере, - сказала Варвара Ильинична. - Единственное, что он говорил: условия на родине были тяжелее, чем в немецком плену.
     - Это касается физических нагрузок или питания?
     - И то, и другое. Да, кстати, Модест Александрович сделал несколько заметок по ходу прочтения вашей рукописи. Возьмите их...
     - Спасибо, они мне очень помогут при правке окончательного текста.
     - И еще: совсем недавно, за неделю до смерти Моди, пришло письмо от его товарища Дениса, который похож на изображенного вами Гриню. Он перед депортацией успел переодеться в гражданскую одежду и сквозь американские заслоны сумел уйти в Испанию и остаться там.
     - Интересно. Простите, можно мне прочесть его?
     - Конечно, вам это пригодится. Я собираюсь ответить ему, только не знаю, помнит ли он родной язык.
     - Я не думаю, что он его забыл. Благодарю вас. Варвара Ильинична, могу ли я чем-то помочь вам?
     - Спасибо. Ко мне переезжает сын с семьей, так что я в одиночестве не останусь. Да и дочка с мужем меня не забывают...

     Уже дома, в своем кабинете Ракитский принялся разбирать заметки бывшего власовца. Там были удивительные факты, непосредственно касающиеся сюжета его романа. В частности, он писал:
     "Была ли у 2-й Ударной армии возможность выхода из окружения? Нет, не было её - в узкую гордовину возле Мясного Бора отходящие танки, машины, пушки, люди двигались буквально по трупам. Об этом свидетельствует конструктор космической техники Дмитрий Ильич Козлов, успевший прорваться к своим. А потом эту горловину прочно закупорили. Так что выхода было два: либо смерть на подходе к Мясному Бору, либо отход на запад, в леса".
     "Интересное сравнение: в Комитет освобождения Германии, созданного для поддержания коммунистического режима в освобожденной от фашистов стране, Комитета, организованного среди сотен тысяч немецких пленных, вступило всего несколько сотен человек, тогда как среди наших пленных против сталинского режима выступили сотни тысяч".
     " Коммунисты считали народ серой массой, быдлом, но народ - не безмозглая скотина, он все понимает, но только сказать не может. И не потому, что скудоумен, а потому, что "за язык" можно угодить в жуткие сталинские лагеря".
     " Сталин и его камарилья ужасно испугались не самой армии Власова, а его движения, как привлекательного явления. Именно поэтому суд над ним и его сподвижниками-генералами был закрытым и начался 30 июля 1946 года, а уже 1 августа их спешно повесили во дворе Таганской тюрьмы".
     "Еще в 1930 году Черчилль писал, что большевистские диктаторы только до 1924 года убили: 28 епископов, 1219 священников, 6000 профессоров и учителей, 9000 докторов, 12950 землевладельцев, 54 000 офицеров, 70 000 полицейских, 193 290 рабочих, 260 000 солдат, 355 250 интеллигентов и промышленников,   815 000 крестьян. Эти цифры не учитывают погибших от организованного большевиками голода. Как он записал, "ни один азиатский завоеватель, никакой Тамерлан и Чингизхан, не может потягаться в отношении уничтожения мужчин и женщин". Что касается Сталина, то в эпоху 1930-1950 гг. были уничтожены по политико-идеологическим причинам не менее 20 миллионов человек. В этой связи выступление Власова и власовцев было предопределено".
     "Советские и постсоветские идеологи из кожи вон лезут, чтобы представить власовское движение как единичный акт, не заслуживающий особого внимания. При этом умышленно умалчивается, что одновременно с власовским (чисто русским) движением существовали самостоятельно:
     - Русский национальный Совет;
     - Украинский национальный совет (Рада);
     - Белорусски национальный совет (Рада);
     - Национальный совет народов Кавказа;
     - Национальный совет народов Туркестана (Туркестан мили малахати);
     - Главное управление казачьих войск;
     - Калмыцкий национальный комитет;
     На восточном фронте в разных местах немецкого тыла существовали:
     - Русская национальная народная армия (РННА), насчитывающая около 10 000 человек;
     - 102-й Донской казачий полк (около 3 000 человек, г. Могилев);
     - Восточный запасной полк "Центр" (в Бобруйске);
     - Русская Освободительная Народная Армия (РОНА) в Локотском автономном округе (по разным данным от 12 до 20 тысяч бойцов);            
     - Бригада "Дружина" в районе Пскова (по разным данным от 3 до 8 тысяч человек)";
     - Тюрско-мусульманский легион "Идель-Урал" (20-25 тыс. бойцов);
     - Русский охранный батальон в Сербии;
     - "Казачий стан" - соединение казаков;
     - 15-й Кавалерийский казачий корпус...
     Выпускалось 30-40 газет, распространяемых как в лагерях, так и на оккупи рованных территориях ("Заря", "Доброволец", За Родину", "Воля народа").
     "О масштабах противостояния большевистскому режиму свидетельствует следующий факт: только при депортации казачьих соединений генерала Доманова англичане передали СМЕРШу: 35 генералов, 167 полковников, 283 войсковых старшин (подполковников), 375 есаулов (майоров), 460 подъесаулов (капитанов), 526 сотников (старших лейтенантов), 756 хорунжих (лейтенантов), 124 военных чиновников, 15 офицеров медицинской службы, 5 офицеров связи и т.д. Все они ранее служили в Красной Армии в соответствующих званиях и должностях".
     "Советская и постсоветская пропаганда твердит, что Власов привлек в свое движение темный неграмотный беспартийный элемент и уголовников. Но среди военнослужащих РОА было много бывших коммунистов, в том числе бывшие полковые комиссары Шатов и Спиридонов, корпусной комиссар Зыков и многие другие бывшие политработники".

     Отложив записи Модеста Александровича, Василий Григорьевич пробежал письмо Грини, но ничего интересного для себя не узнал. Тот писал, что работает в Испании, женат, имеет троих детей и пятерых внуков. На фотографии он был изображен во главе своего семейства. Судя по стилистике письма, старый власовец порядком позабыл родной язык.
     Попивая принесенный женой чай, Ракитский просматривал литературу, касающуюся  власовского движения. В книге В.Абатурова и М.Морозова "Неизвестные трагедии Великой Отечественной" его поразили объемы расходуемых в ходе боев в районе противостояния 2-й Ударной и 54-й армий с немцами боеприпасов. Рассказывая о частях Красной Армии, авторы писали: "Атаки велись практически без артиллерийской поддержки, так как остро не хватало боеприпасов. Артиллеристам дивизии разрешалось расходовать в течение суток не более пяти снарядов калибра 122 миллиметра, десять снарядов калибра 76 миллиметров и 25 снарядов калибра 45 миллиметров. Минометчикам - пять мин 120-мм и до 15 мин 82-мм минометов. Пехотинцам выдавали по 1-2 обоймам патронов (10-20 штук) на винтовку и по две гранаты".
     В другом источнике* он прочитал: "Мне приходилось видеть убитых красноармейцев с палкой в руках, к которой был привязан штык. С таким первобытным оружием солдат посылали в атаку! Винтовок не хватало".
----------------------------------------
     * Н.Н.Никулин. Станция Погостье.
Холодная зима 1942 года. Об одной забытой
операции.//Новый часовой. 2002, № 10.
----------------------------------------

     Все иначе было у немцев. В той же книге В.Абатурова и М.Морозова говорилось: "В дни наиболее интенсивных обстрелов враг ЕЖЕЧАСНО выпускал ДО 1 тыс. снарядов и мин... Солдаты 1-й восточно-прусской пехотной дивизии, обороняющейся в районе Невского пятачка, ЕЖЕДНЕВНО  расходовали 8 ТЫС. ручных гранат".
     В еще одном источнике* писатель прочитал не менее ужасающие факты: "Наша пехота, вооруженная трехлинейками и недостаточным количеством пулеметов, преодолевая минные заграждения, буквально в упор расстреливалась их автоматического оружия. Пикирующие бомбардировщики Ю-87, прикрываемые истребителями Ме-108, эшелонами по 10 и более самолетов стали наносить беспрерывные удары, превращая поле боя в месиво земли и крови... Это был ад! Сбивать немецкие самолеты было нечем, так как взвод ПВО дивизии имел на вооружении только карабины".
-----------------------------------------
     * Б.И.Гаврилов. В Мясном Бору, в
 "Долине Смерти". //Отечественная история.
 2004, № 3.
-----------------------------------------

     В упомянутых воспоминаниях Н.Н.Никулина приводились страшные свидетельства: "Много я видел убитых до этого и потом, но зрелище Погостья зимой 1942 года было единственным в своем роде. Трупами был забит не только переезд, они валялись повсюду. Штабеля трупов у железной дороги выглядели пока как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании - в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках. Выше - сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале 1942 года. Еще выше - политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них - тела в шинелях, в маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались трупы солдат разных дивизий, атаковавших Погостье в первые месяцы сорок второго года".
     Уставший писатель прилег на кушетку и закрыл глаза. "Господи, - думал он, - какой же огромный пласт в нашей истории оболган и практически не изучен отечественными исследователями! Какое огромное поле деятельности! Какая жестокость, когда в мясорубку боев бросали мальчишек младше 17 лет из архангельского училища юнг, когда совершенно необученных людей, которых даже не успевали занести в списки воинских частей, с колес бросали в неподготовленные и не поддержанные артиллерией атаки, практически безоружных. Когда конскую лаву бросали на наступающие немецкие танки с целью отсечения пехоты за этими танками. Многие ли из кавалеристов добирались до этих пехотинцев - их и лошадей косили из танковых пулеметов и давили танками... Недаром некоторые немецкие солдаты сходили с ума после того, как они пулеметами выкашивали сотни идущих на них в атаку таких же, как они, людей*.
------------------------------------------
     * Хасса Г. Трагедия на Неве. Рассказ
очевидца. Мюнхен. 2001. Электронная версия.
------------------------------------------

     По своей жестокости эта война на время отбросила каждого индивидуума во времена каменного века с его вынужденным каннибализмом. Потеря человеческого достоинства происходила на всех участках противостояния. Как же иначе можно объяснить зверства в освобожденной от большевиков и сталинизма Локотской республике, где молодая девка из глухой деревушки Малая Волковка, что под Смоленском, Тонька Макарова-Гинзбург из пулемета "Максим" публично расстреливала сотни партизан и членов их семей - стариков, женщин, детей... Страшно представить себе, как с траков танков, выходящих из Мясного Бора и буксовавших в скопище трупов, приходилось крючьями стаскивать фрагменты человеческих тел".
     "Как же можно после этого обвинять наших солдат, попавших в плен голодными и практически безоружными? И как получилось, что воюя на своей территории, где все заводы огромной страны работали на войну, а у нас не хватало боеприпасов и техники, тогда как немцам приходилось подвозить все это за тысячи километров из Германии, Чехословакии, Италии, Испании. И она не испытывали недостатка в средствах ведения войны?
     Почему органы СМЕРШ расстреливали или отправляли в штрафбаты своих же людей, вырвавшихся из окружения? Как можно было расстрелять летчика, сбитого над вражеской территорией, попавшего в плен, оказавшегося в обслуге немецкого аэродрома, который, выбрав удачный момент, угнал "Юнкерс" и перелетел на нем к своим? Почему мы десятилетиями врём, что наши в начале войны бомбили Берлин, если топлива на самолетах не хватало для того, чтобы вернуться назад? "Бывало, что половина топлива сожжена - ищем любой огонек внизу, разгружаемся по нему - и назад. А что делать? Иначе назад не вернешься. Бывало, и без всякого огонька бомбы сбрасывали. Штурман на карте отметит, где надо, в бортовой журнал запишет, что цель была затемнена - вот и все*"
------------------------------------
М.Веллер. Баллада о бомбере. М. 2009.
------------------------------------

     Уже пребывая с состоянии дрёмы, Ракитский перебросил свои мысли на более глобальные проблемы.
     "Мог ли Гитлер победить Сталина, если бы, во-первых, выдвинул лозунг не превращения русских в рабов, а призвал их к свержению большевиков? Но, ка требовал "генсек" национал-социалистической партии Мартин Борман, "славяне должны работать на нас. Если мы не нуждаемся в них, то они могут умереть. Система здравоохранения не нужна. Они должны использовать контрацепцию и практиковать аборты, и чем больше, тем лучше. Образование опасно. Что касается пищи, то они не должны получать больше, чем необходимо*". А Гиммлер вообще требовал, чтобы при отступлении не оставалось ни людей, ни скота, ни домов.
------------------------------------
     * М.Денисенко. Сколько их было?
"Родина", № 6-7, 1991.
------------------------------------

     Если бы гитлеровцы относились к населению оккупированных стран более лояльно, они бы получили огромное количество сторонников.
     Во-вторых, немцы не использовали огромный потенциал заключенных ГУЛАГа, ненавидящих сталинский режим. А резерв для пополнения армии антисталинского режима здесь был необъятным.
     По воспоминаниям бывшего генерал-майора пограничных войск НКВД, а во время войны командира 102-й стрелковой дивизии И.Т.Бессонова, попавшего в плен под Гомелем, он предлагал немцам высадить воздушный десант на Воркуту в районе Усть-Печерских лагерей  с тем, чтобы поднять на восстание узников, готовых бороться с властью большевиков*.
---------------------------------------
     * Н.Рутыч. Между двумя диктатурами
(источник тот же).
---------------------------------------

     Для достижения своей цели И.Г.Бессонов в районе Бреславля начал формировать бригады из трех усиленных батальонов из добровольцев-военнопленных с тем, чтобы высадить их в районе этих самых лагерей. К сожалению для него, немцы не поддержали эту инициативу.
     А перспектива была очевидной. По воспоминаниям находившегося во время войны в Ветлаге Д.Панина*, "много российских людей жили мечтой о войне, которая даст толчок к освобождению. Первое время заключенные лагерей жили той же мечтой: вступить в еще не родившуюся тогда российскую освободительную армию и вместе с другими русскими людьми вести борьбу за спасения остальной страны... В лагерях были не только миллионы таких мужественных людей, готовых взяться за оружие, но и хорошо подготовленные командиры".
-----------------------------------
     * Д.М.Панин. Записки Сологдина
(выдержка взята из той же статьи).
-----------------------------------

     Это не было пустопорожней фантазией.
     В самом деле, еще в начале 1942 года в одном из лагпунктов на Печоре, куда хотел высадиться со своим десантом Бессонов, заключенным удалось разоружить охрану и поднять восстание, докатившееся до Усть-Усы и подавленное только в силу недостатка боеприпасов.
     В-третьих, силы, противостоящие социализму, были слишком разрознены и не желали объединения в борьбе со сталинским диктаторским режимом. Так, среди украинских антибольшевистских формирований выделялись ОУН Степана Бандеры, отряд А.Мельника, дивизия "Галичина", отряды "Нахтигаль" и "Ролланд", бульбовцы на Волыни...
     В-четвертых, самоуверенный и ограниченный Гитлер не поверил и не поддержал антисталинские силы, собравшиеся на его стороне. А это были миллионы  опытных боеспособных солдат, готовых сражаться с Советами до полной победы. В этот момент, несмотря на все усилия, Власову не удалось добиться объединения всех противников Сталина.
     Да, кстати. Помнится, в 1998 году в запасниках Государственного архива Великобритании был обнаружен план, согласно которому 1 июля 1945 года (то есть сразу после поражения гитлеровской Германии)полумиллионная группировка британских и американских войск при поддержке 100-тысячного контингента поверженной Германии готова была перейти в неожиданное наступление на позиции Красной Армии в Западной Европе.
     План был поименован "Операция невероятное" и предусматривал молниеносную атаку 47 дивизий по всему фронту - от немецко-прибалтийского Гамбурга до итальянского Триеста, расположенного на побережье Адриатического моря.
     Объединенные силы бывших союзников и врагов должны были не только выбить советские войска из Европы, но и навсегда покончить с большевизмом*.
------------------------------------
     *"Новая Известия", № 186, 1998.
------------------------------------

     Так зачем же англичане и американцы  выдали Советам огромную армию их противников в лице армии Власова? Это была бы мощная поддержка в их планах свержения Сталина и его режима.
     Господи, сколько же в мире идиотов?..
    
     С этими думами писатель провалился в тяжелый, беспокойный сон...