Птица Семи Небес
Преобразователь Чистоты
"Но ты заходи, мой дом за углом этого дня,
Мы с тобой посидим за лунным столом и помянем меня."
Зимовье Зверей
Очередное утро вытаскивало на свет божий новый день, после тщетных всенощных поисков его смыслов под нижним бельём абажура, но, с чего-то надо было начинать.
Луна всё ещё висела над всем этим безобразием, как половинка цитрамона, наблюдая за тем, как небо начинало линять утренней зарёй и оставалось придумать, из какой кружки запить эту таблетку- из белой или чёрной, словно бы только от этого и зависело, подействует ли она. Если, конечно, таблетки ещё помогают.
Утро было ничем не примечательно, как все что были до и все, которые будут после следующих за этим. В принципе, совсем не важно, было ли это утро этим или каким-то другим утром, и в контексте чашки чая или кофе оно происходило. Не стоит уделять ему особого внимания, тем более, что Птица Семи Небес опять не появилась на моём подоконнике. Если быть чуть-чуть честным перед самим собой, я её не особенно-то и ждал, рассчитывая на приятную неожиданность. Поэтому всё было буднично скучно, скомкано скучено, в промежутке между издевательством будильника и телефонном пустозвоном... Поэтому, иногда, я сам в себе просил у воспоминаний прощений, за то, что не уделял им достаточного внимания, попросту забывая о них на совсем.
Как-то раз, Птица Семи Небес прилетела не одна. Она принесла с собой друга, представившегося как Преобразователь Чистоты, а потом улетела, оставив мне это чудо в нагрузку, а заодно и содержание. Всё это было забавно и мило, до каких-то пор, пока она не отчалила блудить по каким-то делам, а он остался ждать её у меня, видимо, чтобы преобразовывать мою чистоту. Если бы он был медведь и впал бы в спячку, так я нашёл ему тёмный угол и раскладушку и плед. К тому же, и про питание его обошлось бы мне в одну его лапу. Но медведем он не был. Я видел их на картинках и точно узнал бы, если что.
Про себя он ничего не рассказывал, да я особенно и не интересовался. Когда уходил на работу, он ещё спал, а когда возвращался – чистота была уже чудесным образом преобразована.
-- Лучше недоесть, чем недоспать, - предполагал он тем,
кто его мог об этом спросить, но не спрашивал.
И съедал в моё отсутствие весь холодильник.
Вечером он ждал меня у телевизора, так как других развлечений для него в моём доме не присутствовало.
Я приходил домой в грязных стоптанных ботинках,
в пережившем семнадцать демисезонов, дырявом пальто и, не снимая с себя этих простых вещей, сразу заявлялся на кухню, где допивал холодный кофе, остывший ещё с утра. В этом нет ничего странного, так как только что сваренный кофе был горячим, а вставал я на работу не задолго до выхода, потому и не успевал его выпить. Да и варил его, больше по традиции, чем из жажды бодрости или другой необходимости.
-- Не жадничай, купи себе новое пальто, - могли бы наградить меня советом случайные люди.
-- Я не жадный. Я – нищий, - ответил бы я им при возможности случая, вешая пальто на вешалку за дырку в воротнике.
-- Я тут тебе из говна котлету сделал, будешь? - встретил он меня однажды приготовленным ужином.
Я, оценив его перефраз, подтвердив, что голоден, как собака, пришаркал на кухню.
--Это съедобно? – спросил я в его сторону, рассматривая тарелку, пытаясь попробовать на вкус.
-- Что, не нравиться? – увидел он моё замешательство.
-- Не очень, - остался я недоволен ни видом, ни вкусом.
-- А что ты хочешь, из говна???
Да ничего я из него и не хотел, если даже понимал, что от него никуда не деться и воспользовался приоритетом душераздирающей пищи.
Пальто было когда-то в моде. Толи оно было таким, как из картинок бурды, толи лежала в кофитюре у портных, которые называли себя кутюрье, только потому, что им в голову приходили фантастические по своей сути наряды, что ни де факто ни де юре не означало, что они умели шить. Но это всего лишь, ненужное отступление, чем-то нужно прикрывать свой зад от холода и случайных взглядов.
«Надо сказать, я не любил работать. Да кто любит работать, если в этом нет ни смысла ни стимула? Просто законопослушно ходил на неё, так как меня научили с детства и выполнял трудовую повинность. А, с другой стороны взгляда, на работе было находиться приятно, так как в этом была наиболее веская причина ничего не делать дома.
Хотя, в футбол бы я поиграл пару таймов. Так как умел в нужный момент даже попадать по мячу. Думаю, хватило бы на несколько жизней вперёд, если сильно не шиковать, а вести такой же образ жизни, как и сейчас – созерцать мир в окне. Думаю тем, кто не хочет работать, нужно сразу платить пенсию, при условии, что они не будут мешать жить остальным. Чисто из гуманных целей. Из-за них даже убивают, а тут, всего лишь, кормить. Вообще, проблему равенства и братства, можно решить отменой денег, выдавая всем одинаковы продукты и вещи, заменяя их по мере износа и испорченности. Каждому по мешку макарон и ведру чечевицы в месяц, пальто, штаны и холодильник. Никакого кризиса перепроизводства, взяток, воровства и нищеты. Сплошное равноправие. Созерцай – не хочу. Армия – идеальное место для счастья. Накормят, на работу отведут, приведут, спать по расписанию уложат. Даже убить могут по расписанию. Ещё тюрьма, как вариант, или монастырь. От криминальных проявлений можно избавиться, введя только смертную казнь за все преступления. Глядишь, лет через десять, никто не захочет нарушать закон ни в каком виде - все будут мило улыбаться друг другу. У нас есть ещё пять-шесть миллинов человек времени. А лучше раздать людям оружие и пусть сами решают свои проблемы. Чем меньше их останется - тем меньше пенсий платить, да и милицию можно сократить за ненадобностью».
-- С какого неба он упал? – поинтересовался Преобразователь Чистоты, отвернувшись от радио.
-- К с—ю, у нас только одно, - проглотил я за глотком середину слова так, что осталось не ясно, к сожалению или к счастью.
-- Ты не хочешь застраховаться от падения с одиннадцатого этажа? – спросил он меня, вглядываясь в чёрное пятно ночи за окном, на потолке которого была вкопана Луна, но его вопрос не звучал, как угроза.
-- Нет. Нас уже обязательно застраховали от отсутствия воздуха, - ответил я.
-- Он может кончиться? – удивился он, оборачиваясь в мою сторону.
-- Не знаю. Но если закончится, то мы получим страховку...
В общем и целом, он был хоть каким-то собеседником, в отличие от радио, которое совсем не умело слушать и, к тому же, всё время перебивало так, что приходилось затыкать ему рот.
Иногда он опускался в длинные рассказы на половину ночи, совершенно не интересуюсь, интересны ли мне они или больше сон.
В идеале, мне хотелось бы наоборот и это начинало меня злить, когда бы я не стал привыкать ко всему заранее, ведь ко всему можно привыкнуть, так как не столько важно, что с тобой происходит, как только то, как ты к этому относишься, пришла как-то ко мне задняя мысль, удивительно задним числом, через предательски намыленное место. Если бог не дал ума, так хотя бы волосы...
-- Как-то с Птицей путешествовали вместе по небесам... – начал он свой рассказ, после того, как я неудачно поинтересовался, с какого неба он свалился на мою голову...
-- В одной далёкой недалёкой стране... – начал он свой рассказ без предисловий...
-- Не далёкой, потому что она была такая большая, что где бы ты не находился, если не находился в ней, то был от неё не так далеко, как хотелось бы некоторым. Так вот... – он сделал глоток чая.
-- В одной хорошей стране, где были горы, поля, гейзеры и вулканы, долины и плоскогорья, моря, реки и озёра, было неважное государство.
У всех там было всего много, но у каждого в отдельности – ничего не было. А им всё обещали, что вот-вот всё изменится.
-- Будет лучше или хуже? – спрашивали у них в чистом поле.
-- Будет по-другому, - уходили они от ответа лесами.
-- Я видел такое по телевизору. Было много шума про переход на астрономическое время. Люди болеют, им темно и холодно, коровы не хотят давать молоко...
А потом выяснилось, что надо перепрограммировать приборы учёта электроэнергии и сколько за это нужно заплатить. И стало всем понятно, для чего это затевалось. А какая была пауза театральная...
-- Я слышал, что где-то один министр экономики предложил ввести добровольный налог на Любовь к Родине, а с тех, кто не заплатит, взимать штраф, за Не любовь к Родине. В тройном размере.
-- Приняли?
-- Примут.
-- Везде одно и тоже, - подвёл он итог обмена впечатлениями... -- Важно убедить народ, что это его желание, а потом заставить его за него самим и заплатить.
-- Что в итоге?
-- Да ничего в итоге. Народу пообещали погрузить их в сон на девяносто девять витков вокруг центра галактики, а пока навести порядок в умах, победить болезни, побороть коррупцию, придумать эликсир вечной молодости, сыворотку счастья и формулу огромной любви. Привить побег Макаронового дерева...
-- Сыворотка счастья уже же есть? – нашёл я уязвимое место в его словах.
-- И что?
-- Не знаю до конца. Слышал, что, для начала, они увлеклись дезинфекцией своих организмов.
-- Неужели прыгали в кипяток? – удивился я, улыбнувшись в усы.
-- Да нет, совершенно по старинке. Они расстроились, что никто не поздравил их с днём пищевика, а ведь они тоже употребляли пищу в пищу.
Окружающий мир, уже какое-то время находился в апокалептическом припадке. По крыше шептал, кратковременным осадком, ливень, звеня по водосточным трубам, растекаясь по асфальтовым дорожкам... Сквозняк возил по паркету, залетевший в окно в поисках приюта, опавший кленовый лист. Скоро должна была прилететь Птица Семи Небес и забрать этого реформатора с собой, в теплую страну, на какой-то свой Юг. А мне опять придётся остаться в своей берлоге,согревать у батареи душу чаем.
Ночь растворяла в луже кофе, разбавляя его прокисшим молоком Луны. Эта ночь должна была быть на целый час длиннее. Совсем скоро коровы должны давать лучше молока и какие-то ещё плюсы в этом должны быть - те, кто ложиться спать будет спать на час дольше, а те, кто не ложиться – на час дольше жить.
А для некоторых, это будет тот единственный день, когда в сутках будет двадцать четыре часа, а работать они будут все двадцать пять.
Густая ночь была наполнена делом, ни каким образом, не компенсирующим мозг. Мой дом, как сволочь с пустотелым телом, сбежал наружу. Беспутный ветер, выжавший все соки из ржавых туч, оставил на память лужи, за скобками оставив дождь.
Потом гости улетели, неожиданным образом, предооставив меня самому себе, а я остался дезинфицировать организм.
Всё-таки, нужно было пить из белой половины кружки...
-------------------------------------
A Hard Days Night
"Вечер трудного дня"
Спускалась ночь.
За вечером понурым
Сгустив, морщинистой и хмурой портьерой,
Краски возле лба.
Пропитанная лаской
Тусклой свечи фонарного столба,
Накрыла крыши каской.
Сменив полутона на полутени,
Объятьям распахнув полупальто,
Впустив в них сказки,
Пустила корни полусна и лени.
В чулане мозга копошились мысли,
Прочь лезли, волю было испытав,
Пока сами собой там и не скисли.
На ближний свет слетались мотыли.
Освобождала память антресоли,
Жизнь представляя, как помойное ведро
На коромысле. Почему то.
Игрались в роли.
Никто не верил в рок, в фатум, в судьбу.
Так, буд-то коридор шагами мерил
Маятник в углу.
Со всех сторон блевали новостями,
Про ЖКТ или про ЖКХ.
Вцепившись в посторонний смыслу шум когтями,
Кот тоже выгнул спину и зевнул.
Прошли минуты две, может чуть больше,
И мы ушли с ним,
На кухню, подъедать остатки,
Те, что остались, тоже были сладки.
Он грыз свой корм,
Я пил холодный чай.
Входя в гастрономический экстаз,
Так и спустили сутки в унитаз.
А как тот день красиво начинался…