«Когда я пьян, а пьян всегда я,
Ничто меня не устрашит.
И никакая сила рая
Мое блаженство не смутит».
Денис Давыдов
Когда Мила с Виктором поженились, он подарил ей слегка великоватую норковую шубку, купленную в военторге. Пару раз, одев её, она надолго повесила рыжую обновку в шкаф, обнаружив пропажу, только тогда когда муж уехал в Россию – повёз в подарок бывшей…
Миле не по душе был статус брошенной жены, и она всеми правдами и неправдами решила вернуть своего мужа. Любой ценой…
К сожалению, о последствиях никто не предупредил, а они были роковыми…
Сначала она потеряла ребёнка, как впоследствии выяснилось – просто не захотела рожать от пьющего мужа. Кто знает, если бы он находился рядом, возможно она не пошла бы на такой шаг?
Муж, после определённых магических обрядов, действительно вернулся, оторвавшись, наконец, от своей бывшей второй больной жены и сына, живших в России.
Вернуться-то он вернулся, но к Миле он стал относиться как-то пренебрежительно, что ли. Не ценил он её заботу, уют, и всё чаще стал отлучаться на дачу, где выпивал с такими же, как и он пьяницами.
Мила терпела.
Когда умерла его бывшая жена, сына взяли к себе. Сын относился к Миле, как к обслуживающему персоналу и только, хотя она ходила на родительские собрания, вместо отца, который уговорив Милу забрать сына, в воспитании не принимал никакого участия. Ну так, иногда, по вечерам он водил его на шашлыки, Вот там, за шашлыком, с кружкой пива в руке, он и воспитывал сына.
Виктор любил говорить помногу, часто, того не замечая, повторяя сказанное два-три раза.
Подросший сын вернулся в Россию, поступил в институт, а потом, забросив его, с постоянством просил отца выслать ему денежную дотацию. Пять лет высылали ему почти всю немалую отцовскую военную пенсию. Жили на зарплату Милы, которая продолжала терпеть.
Но всякому терпению приходит конец. Увидев супруга у винного ларька, Мила решительно направилась к нему, отправив хмельного домой, попробовала договориться с продавцами, ну, чтобы не продавали ему…
Тогда он стал изготавливать вино сам – на даче из росшего там винограда.
Мила заболела. После УЗИ её направили в онкологию на срочную операцию. Мы с дочкой ждали около реанимации, когда она придёт в себя. Вышедший врач вынес рецепт. Надо было срочно купить. Купили один раз, второй…
Муж пил дома или на даче – у него горе.
После реанимации Милу перевели на второй этаж. Её подруга звонила мужу, чтобы он проведал свою супругу – ждёт ведь.
- Ты подруга? – было сказано в трубку, - Вот ты и ходи!
Я, по глупости, пыталась успокоить больную, говоря, что возможно он пьёт с горя. - Мужчины ведь по-разному переживают стресс…
Она молчала. Подругам ведь тоже не всё рассказывают…
Пришёл он разок (при мне), принёс в целлофановом мешочке парочку самсы и, размахивая им перед её носом, не поинтересовавшись её самочувствием, спросил:
- Где деньги?
Как будто у него на счету ничего не было!!!
Ну, вот зачем ей такой «муж»?!!
Перед выпиской она позвонила ему.
Забирали её из больницы мы с дочкой, - усадили в такси, помогли подняться на третий этаж, поддерживая ослабевшую Милу, несли вещи… Я-то думала, что Виктору некогда – прибирается, еду готовит…. Ошиблась! - В квартире грязь, пустые бутылки, спёртый воздух, гора немытой посуды, остатки еды на газетке, разостланной на журнальном столике. Что впечатлило – так это покусанный, наполовину съеденный, батон.
Миле врачи запретили заниматься каким-бы то ни было трудом минимум десять дней – ни тяжести поднимать, ни стоять долго. – Гулять потихоньку – можно. Прибегаю к ней с работы, смотрю – плетётся еле-еле наша Мила, в руках пакет с двумя литровыми пакетами сока…
- Тебе же нельзя! – забираю у неё покупки. – Что тебе ещё купить?
Поднялись. Дома чисто…
- Совесть у него проснулась?
- Сама, потихоньку…,- прошелестела…
Ну, вот зачем ей такой «муж»?!!
- Предлагала развестись – не хочет! Как заговорён… Ах, ты!!! – вспомнила вдруг Мила визит к знахарке.
- Поехали на дачу, - предложила как-то Мила.
Приехали. Разобранные полы, закопчённый чайник (как будто на костре кипятили!) на газовой плите, покрытой толстым-претолстым слоем, не подберу слова, - грязи(?), подгоревшей еды(?).
Ну, вот зачем ей такой «муж»?!!
Вычитала недавно в интернете значение его имени, цитирую: «Беду в семью может принести алкоголь - Виктор любит выпить. И если "летних" Викторов можно довольно успешно вылечить от этого пагубного пристрастия, то "зимние" поддаются лечению очень трудно - у них упрямый и жесткий характер».
Миле не повезло, ей достался февральский победитель – пьющий, упрямый, жестокий; и она наконец-то, решилась отправить его на принудительное лечение. Дело в том, что выпив лишку, а это случалось всегда («когда я пьян, а пьян всегда я…» вспомнились мне слова из стихотворения поэта-гусара), Виктор становился нестерпимым ревнивцем, хотя им обоим давно перевалило за шестьдесят, да и сам он был старше жены лет на пять, если не больше. Ревновал ко всем – сантехникам, электрикам, сослуживцам, шефу, соседям.
Годами на кухне у них не работал водопроводный кран, да и раковина тоже - терпеливая Мила мыла посуду в тазике, а потом относила выливать в туалет. Сам никогда ничего не умевший делать – это я в смысле ремонта, он не разрешал никого приглашать, а если и приглашал, то только того, кого сам хорошо знал, предупредив предварительно о запрете на жену. В квартире он ничего не делал. Обои – она, готовка, стирка, уборка – она. Вот только кафель делал приходящий рабочий, месяца два. За всё платила Мила, хотя пенсию Виктора, после того как узнали, что сын давно не учится, перестали посылать. Экономный супруг либо пропивал её, либо перечислял на свой счёт в сбербанке.
Вернёмся к принудительному лечению – сначала для этого требовалось написать заявление в милицию…. Пришли оттуда проверить достоверность заявления, забрали пьяницу с собой, - не знаю для чего. Спускаясь, он оглянулся на жену стоящую в дверях и пригрозил, не побоявшись милиционеров: - Всё равно ты умрёшь!!! - Слова были произнесены с такой злобой!
Слова… они выскакивают из нас с лёгкостью, ранят, иногда убивают, - жаль, что их никак нельзя затолкать назад, в глотку.
Вечером в мою дверь нетерпеливо забарабанили, женский голос, срываясь, что-то говорил…
Открываю. На пороге взволнованная, растрёпанная, не похожая на себя, Мила, трясётся в нервном ознобе, в халате (!) – это она-то тщательно следящая за своим внешним видом. Слегка успокоившись, рассказала, что когда Виктор стал её душить, она выбежала из квартиры в халатике, босая, зашла в другой подъезд к домкомше, которая дала ей тапочки и деньги на дорогу.
Когда Мила успокоилась, втроём поехали к ней. При посторонних её благоверный не скандалил, опасаясь свидетелей. Оставаться дома она побоялась, взяла кое-какие вещи на пару дней, думая, что за это время муж одумается…. Как же!!!
Мила, по дороге ко мне, купила помидоры, сардельки, чтобы потом отнести голодному супругу. Приняв душ, уже успокоившись, она сушила феном светлые мягкие волосы. Завтра она собиралась с утра пораньше зайти домой.
Рано утром, услышав, как закрылась входная дверь, я вышла в коридор. На тумбочке под трюмо лежали забытые Милой помидоры с сардельками. Когда принимала душ, услышала какой-то глухой звук, донёсшийся с улицы…
- Наверно, авария, - подумалось.
Минут через пятнадцать, звонят из ГАИ.
- Ошиблись, - говорю, - у меня нет машины.
Повторный звонок. Звонивший гаишник спросил: знаю ли я Людмилу К.
- Знаю! Что произошло? – начала волноваться я.
Подошедшая дочь взяла сотку из моих трясущихся рук.
- С Петровной несчастье, - после паузы наконец-то сказала она.
- Что случилось? Какое несчастье?
Молчащая дочь только плечами пожимала.
Взволнованная, пошла на работу. У проходной, встретив сотрудницу, поделилась с ней опасениями, возникшими у меня после звонка из ГАИ.
- Брось волноваться, не делай из мухи слона! Набери мне номер этого гаишника, я сейчас всё у него расспрошу.
- Надо ехать в ГАИ, - сказала она после коротких переговоров.
Поехали втроем на станционной машине.
У гаишника на столе лежала Петровнина сумка, из которой он вытряхивает содержимое на свой стол.
- Почему у Вас её вещи? Что с ней?
- Несчастный случай!
- В какой она больнице? - продолжаю я цепляться за последнюю ниточку надежды.
- Она погибла, - наконец выдавливает из себя гаишник, - разве Ваша дочь Вам ничего не сказала? А это, - кивком головы показывает он на незамеченного мною мужчину, сидящего где-то сбоку, - отец виновника аварии. – Забирайте вещи погибшей и сами расспросите его о подробностях.
Выйдя из кабинета, расспрашиваем мужчину об аварии.
- Я сам не видел, но сын и жена рассказали мне, как это произошло. Мой сын не виноват! Она сама металась по дороге.
- Где это произошло?
- В восемнадцатом микрорайоне, напротив остановки.
- Там очень широкая дорога и она могла переходить её только по "зебре". Может быть, она пыталась остановить машину, чтобы поехать на ней домой?
- Всё произошло очень быстро, сбитая она отлетела вверх и в сторону, рухнув потом на копья решётки, разделяющую дороги. Сын позвонил мне, я вызвал ГАИшников, которые приехав, велели погрузить погибшую в нашу машину. Она нам всю машину испачкала, - сетует отец виновника, - Как её теперь отмывать?
Заметив мой возмущенный взгляд, он быстро проговорил, - скажите что сделать, я все расходы возьму на себя.
- Вам придётся хоронить и поминать её за свой счёт, - памятуя про жадность Виктора, говорю я ему, - Этим Вы частично искупите свою вину перед ней. Может быть, и у Вас на душе станет легче.
Дав ему рабочий телефон и адрес, мы заехали на работу, взяв с собой ещё одного сотрудника из нашего отдела, поехали к мужу Петровны сообщать ему трагическое известие.
Несколько минут мы то звонили, то стучали в двери. Тишина. Спустившись вниз, посмотрели на окна её квартиры, расположенной на третьем этаже.
- Смотрите! Занавеска шевелится!
Опять поднявшись, пытались через двери сообщить, что Петровна погибла.
- Неправда! - Донеслось наконец-то из-за дверей, которую нам так и не открыли. – Я её сегодня видел!
- Не могли Вы её видеть! Она погибла в 6 часов утра. Откройте! Нам надо переговорить.
- Вот с кем она была, тот пусть её и хоронит!
- Она у приятельницы ночевала, - говорит Григорьевич.
- С кем она спала, пусть те её и хоронят!!! - Продолжает настаивать ревнивец (скупец?). - Я её хоронить не буду!
Позже, приехав на работу, позвонили по Милиной сотке её родным.
Купив билеты, сестры сообщили номер поезда и вагона.
Позвонила Виктору, сообщила ему о приезде сестёр покойной.
- Меня это не касается! Что хотите, то и делайте!
- Гад! - Бросив трубку после этих слов, выругалась я, трясясь от злости, - Тратить её деньги он может, а всё что касается похорон – нет! Гад!
Приехавших на следующий день ночью сестёр встречали мы с дочерью, на выделенной начальством по такому случаю станционной машине.
- А где Виктор? – шарили взглядом по ночному перрону родственницы. - Он что заболел?
Пока добирались, я вкратце пересказала события последних дней.
Утром сёстры с моей дочерью поехали к Виктору. Он их не впустил.
- Витя, почему ты нас не встретил? - спрашивали они его через двери.
- Мне никто не сообщил о Вашем приезде!
- Неправда! – возразила моя дочь, которая была в курсе всего происходящего, - Я вам звонила, и с работы тоже звонили.
Сестры поехали в морг, где им сообщили, что без разрешения мужа, выдать тело не могут. Они показали свои документы, но…
В общем, одежду и обувь для покойной пришлось покупать на рынке. Не располагая большими средствами, родственницы покупали, что подешевле.
Через три дня, еле как, выбив от мужа разрешение, тело забрали. Но хоронить пришлось с работы. – Муж не захотел, чтобы тело внесли в квартиру. Гроб стоял в красном уголке. Красивая Петровна лежала в нём в широком узбекском платье, прикрытая сверху тюлем и усыпанная цветами. На лбу были небольшие ссадины. Видевший её в морге наш врач, рассказывал, что разорванное пополам тело с большим трудом сшили. – Поэтому и одели её в то широкое платье.
Пришёл к нам на работу и Виктор. К нему никто не захотел подойти. Он сам подошёл к начальнику и долго тряс тому руку. С соболезнованиями подходили только к сёстрам. Виктор сидел в стороне, наблюдая за всем происходящим.
Всё что он сделал на кладбище – так это бросил горсточку земли в могилу. Даже цветочка не принёс.
По моему сугубо личному мнению он бы её и живой закопал, была бы его воля.
На поминках в кафе он с большим аппетитом ел и пил.
И сыт, и пьян, и снова холостой….
Сестёр в квартиру он запустил только на третий день после похорон, отдав кое-какие старые вещи жены, говоря, что кожаное пальто она забрала с собой к приятельнице, ко мне, то есть (летом!).
- Неправда! – опять возразила моя правдолюбка-дочь, - Петровна при мне взяла только средства гигиены, полотенце и нижнее бельё.
Деньги, дорогостоящие вещи, и украшения он припрятал для себя. Примерять будет?
Пришедшая к нему позже по какому-то поводу сотрудница (из месткома), увидела в коридоре, висящий на дверях чёрный ажурный лифчик.
Проведя поминки на девятый день (сами!), сестры уехали.
Провожали, собственно, как и встречали их, мы с дочерью.
Через два года сотрудники купили, на собранные на станции деньги, подержанный железный памятник и установили его на могилке.
Ну, и на что годится такой «муж»?!!
Март-июль 2014 г.