Старик

Наталия Шайн-Ткаченко
На музыку к трём, папка с вечера собрана. Сегодня среда, если выйти на десять минут раньше, можно будет постоять в аллее, позавидовать, как кто-то в том домике разучивает Рахманинова.

Ася, круглолицая полноватая девочка в больших очках, положила на раскалённую сковородку отбивную, поставила перед тарелкой раскрытую книжку. Мясо громко шкворчало, и Ася не сразу расслышала тихий стук. Мама ключ забыла? Нет, рано ещё.

Девочка перевернула отбивную и побежала открывать.

На пороге стоял высокий худой старик в сером костюме. Перед собой он обеими руками держал старую хозяйственную сумку. Асе бросились в глаза обшарпанные рукава пиджака и очень белые манжеты рубашки.

- Мама дома? – хрипло спросил мужчина и посмотрел куда-то поверх Асиной головы.
- Здравствуйте, мама придёт через полчаса. Что-нибудь передать?
Ася удивилась, откуда у мамы такой странноватый знакомый, но ни в голосе, ни в манере держаться ничего настораживающего не было, и Ася не испугалась.

Старик замялся и, опустив глаза, спросил:
- Девочка, ты не могла бы дать мне немного денег?

- Денег? Но у меня нет… - в замешательстве пробормотала Ася. – Я могу только… Подождите!

Ася закрыла дверь, помешкала и набросила цепочку, стараясь не звякнуть. Ещё обидится…
Она выключила газ под сгоревшей отбивной, открыла окно и заметалась по задымлённой кухне.
 
Положила отрезанный для себя кусок хлеба в чистый пакет с ручками. Передумала. Схватила всю буханку, завернула, как получилось, в большую бумажную салфетку. С другой салфеткой побежала в столовую: вернувшись из школы, она заметила на самоварном столике слоёные булочки из кондитерской - мама, наверное, утром купила. Подумала «одна же точно моя?», уложила в пакет и побежала в кладовку.

Где-то здесь должны быть болгарские консервы. В их северном городе ни виноградные листья, ни баклажаны (мама смешно называет их «демьянки») не продаются. Консервы эти мама покупает для себя, больше никому не нравятся, а папа обзывает их «ностальгическими».

Две банки пошли в пакет. Что ещё… Обратно в кухню, добавить тот ломоть хлеба, хорошо, не успела откусить… Всё, больше ничего не придумывается.

- Возьмите, пожалуйста, - Ася протянула старику изрядно набитый тяжёлый пакет. – Извините, денег у меня нет,  но вот тут хлеб и ещё что-то…

Старик без улыбки поклонился, обеими руками принял пакет, выронив свою кошёлку. Сдерживая слёзы, Ася подняла пустую сумку. Старик ещё раз поклонился, что-то еле слышно пробормотал и медленно пошёл вниз по лестнице.



Анна Сергеевна поднималась на четвёртый этаж. Крутились в голове домашние заботы вперемежку с преподавательскими.

Что это, Аська играет свои «каляки»?  Импровизирует - ладно, но в миноре? Допустим, тоже не новость, но ей же на музыку к трём!

Последний пролёт Анна Сергеевна пробежала через две ступеньки. Ещё неожиданность: возле двери на салфетке стоят две консервные банки. Ничего себе, это же её «псевдобакинские», любимые! В сторонку их, сначала выяснить, что тут произошло.

Ася услышала, как мама открывает дверь, вытерла припухшие от слёз глаза и вышла в прихожую.

- Доченька, ты всё сделала правильно, - мама с Асей, обнявшись, сидели на диване. – Сейчас только позвоню Кате: надо убедиться, что её отец добрался до дому благополучно. Мы не рассказывали тебе, трудно было предположить, что он придёт, а меня нет. Не плачь, дурочка ты моя хорошая. Иди, собирайся. У тебя первый урок какой, ансамбль?

Ася кивнула. Мама не ругала ни за свои консервы, ни за то, что оставила дом без хлеба. Старика всё равно очень жалко, хоть он оказался и не бездомным, и не нищим. Ася снова заплакала:
-  А что, папа тоже таким станет?! Когда постареет?!  И мой муж тоже?!

Анна Сергеевна погладила дочь по голове, потом щелкнула по носу:
- Насчёт мужа не знаю, подрасти сначала, невеста. Но ни у папы, ни у меня в роду этой болезни не было. Может, обойдётся. В крайнем случае ты тайно, как сыщик, проследишь: к кому это мы ходим? Договоришься с теми добрыми людьми, они заведут специальную  коробочку, а ты будешь им для нас денежки оставлять.

- Не хочу я договариваться! Мам, ну хватит, ну пожалуйста!

- Успокойся, шучу я. Мы раньше помрём, до такой болезни ещё дожить надо… Всё, Ася, начинаем жить. – Мама решительно встала. – Я звоню, а ты беги, опаздываешь. Скрипач уйдёт, с кем сонаты играть будешь?



Поздним вечером Ася проснулась от тихих голосов, доносившихся из спальни. Она так измучилась за этот бесконечный день, что одетой заснула на своём диване в столовой, не слышала, как мама постелила и уложила её уже по-человечески.
Родители обсуждали сегодняшнее происшествие. Подслушивать некрасиво, но, во-первых, разговор шёл о ней, а во-вторых, она же не специально!

- …слишком чувствительная, тяжело ей придётся. Забрать воспитание в свои руки, что ли...

- Ха-ха, ты опоздал ровно на двенадцать лет. Во-первых, перерастёт. Во-вторых, Зойку ты воспитывал, вот она и болтается теперь по Гималаям всяким. Нет уж.

- Может, она не то читает? Этого итальянца, как его… Из рук не выпускает?

- Де Амичис, «Сердце». Ну да, как раз о сострадании, детская книжка. Да ладно, всё будет хорошо. У такого папеньки…

- Да при такой маменьке. Ты бы всё-таки острила осторожнее, я сам чуть не зарыдал, когда она мне допрос устроила… Не шуми, дитё наше сентиментальное разбудишь. Но ты всё-таки подсовывай ей читать что-нибудь повеселее...


Ася поплотнее укуталась в одеяло. Не сердятся. Книжку не отбирают. Мама банки протёрла, одну сразу открыла, вторую унесла в кладовку.
Но как деликатно этот дед консервы вернул! Не постучал, поставил тихонько под дверь - на салфетку!

Интересно, что такое весёленькое подсунут. «Старика Хоттабыча»? Так читала уже.
Девочка закрыла глаза и через мгновенье услышала мелодию. Завтра. Завтра надо будет записать...