Михаилу Солнцевласу, внезапному "Шульдиху", с благодарностью за танцы с огнём;
и рыжей чародейке, которой хватило сил и терпения править всё это безобразие.)
Есть в мире места, где грань миров тонка, словно стёртая прикосновениями ткань; есть места, в которых можно напиться силой досыта, а есть в одном лесу полянка, где заканчивается лето. Всюду излёт августа, но зелень ещё брызжет в глаза, а тут уже листья на нижних ветвях вызолотило, пахнет яблонями и дышит осенью. Но осень не выходит за пределы очерченной деревьями поляны - рыжая ждёт того, кто проведёт её сквозь зачарованный круг.
Рыжий флейтист приходит на закате по тайной тропе, хранимой для него лесом. Он выдалбливает в земле ямку, собирает в неё сухие ветки и пожелтевшие листья - и разжигает собственным волосом. Огонь поначалу робок, пробует воздух на вкус, тянется к флейтисту - и признаёт кровь от крови своей. Ведь именно пламя подарило двенадцати братьям своё земное отражение, которое осталось сторожить костёр, когда тем опостылело принимать человеческий облик и они растворились в мире дыханием времён года.
Пламя, гудя, взметается ввысь, стремясь выжечь небо; отражается в глазах приветствующего его смехом флейтиста. Рыжий протягивает ладонь костру и тот льнёт к ней, оставляя в пальцах свой язычок, затихающий янтарным кленовым листом.
Огонь не жжёт пламенных духов и своих детей, но этот костёр не жжёт никого - рука не почувствует ничего, кроме тепла, даже если уйдёт в него по локоть. Это пламя называют "осенним огнём" и ищут многие ради амулета, который сейчас стынет в ладони флейтиста - дарящего ясность мысли, правильные дороги и осенние стихи.
Но флейтисту не нужен амулет. Он прячет затвердевший лист в карман, доставая взамен свою флейту, собранную из обломков посохов двенадцати месяцев - нынче рыжую, с золотистыми прожилками, по которым всполохами пробегает свет, словно сердцебиение зарождающейся осени. Мелодия, тихая и ясная, сжимает тоской горло, и затаившаяся на зачарованной поляне осень отзывается на неё, втягиваясь в костёр, смешиваясь с пеплом сгоревших листьев. Подхваченный музыкой, пепел комарьём разлетается по ветру, разнося по миру осень, её золото и музыку. И пусть на календаре ещё август, но он уже никого не обманет - войдёт в грудь тревога и услышит каждый свою осень, поймает её отражение на радужку.
Пепел же осядет на деревьях, и завтра листья начнут медленно оплывать позолотой.
А флейтист уходит, оставляя осенний костёр гореть до конца октября. Но рыжие волосы сохранят тепло последнего летнего заката - оно им ещё пригодится.
***
Тише становится мир к ноябрю, темнее. В зажжённый флейтистом огонь вкрадывается воронённая сталь, и чем ближе к Дикой Охоте - тем меньше он похож на золотое пламя первого осеннего дня. Осень чернеет, и всё сильнее хочется занавесить окна, чтобы, выглянув в него, не увидеть ненароком в чьи-то чуждые этому миру глаза; всё труднее дышать мертвеющим воздухом.
Флейтист приходит в ночь Самайна - серьёзен и собран. Его уже ждут: мерцают плеяды нездешних глаз меж деревьев. Рыжий садится на землю возле тёмного пламени и смотрит в него, незнакомое и зловещее - оно скалится ему в зрачки, не желая признавая того, кто его вырастил. Этот огонь не жалует духов с тёплым пламенем в ладонях, но принимает тех, у кого в зрачках - мёртвая луна ноября.
А флейтист всё смотрит в огонь, в котором проступает та сторона, что открывается лишь в эту ночь, когда границы хрупки, как первый лёд. Если успеть спросить у духов там что-либо первым - то они обязаны будут тебе ответить. Но если первыми заговорят с тобой, то ничего говорить уже нельзя - иначе уйдёшь на туда вместо того, кто с тобой говорил, а он задышит в этом мире за тебя.
Но они здесь собрались не для этого - ни те, что мерцают на огненноволосого глазами, ни те, что прижимаются к стеклу миров с той стороны костра. Они здесь для того, чтобы самим получить ответы у флейты, потемневшей вместе с костром: теперь она чёрная, с бледными нитями, словно её обнимают чьи-то призрачные пальцы.
Флейтист отрезает прядь волос и кладёт её между собой и костром, который сегодня принадлежит тварям за гранью. Прядь мерцает на почерневшей земле последним летним теплом, не позволяя другой стороне переступить через неё. Духи шипят - каждый раз они надеются, что рыжий забудет об этом и каждый раз обманываются, но они знают - эта граница слишком тонка, чтобы выдержать, когда стекло, удерживающее их на той стороне, треснет.
А рыжий начинает играть - нехотя, словно ворочая тяжёлые камни. Чёрная флейта жжёт пальцы и выкашливает мелодию толчками, сгустками черноты и мазута - таковы ответы духам, под стать вопросам. Кольцо глаз жадно сжимается, вслушиваясь, и с той стороны костра поддаются поближе, наваливаясь на слабую в эту ночь границу.
И раздаётся треск. Мир преломляется, с грохотом поворачивается колесо.
Флейта заходится хрипом, захлёбываясь темнотой, и вдруг - преломляется, разрастается, и мощной, звенящей от чистоты горной рекой ложится поверх золотой черты, превращая тонкую защиту в непробиваемую стену. Флейта светлеет, и рыжий вскакивает - пылающий и яркий, не дающий тварям своим огнём прорваться сквозь лопнувшее стекло.
Этой ночью флейтист - один из тех, кто бережёт мир. И когда флейта, вновь чистая и золотая, стихнет вместе с рассветом, в котором сгинула ночная гниль - рыжий уйдёт по знакомой тропе, скрытой деревьями. Огонь дёрнется ему вслед - светлеющий и обновлённый, как и мир, умывшийся в выросшей этой ночью музыке. Последняя нота срастила разлом до следующей Мёртвой Луны, а флейтист вернётся - к концу зимы.
***
Зимнее солнце - белое и холодное, отдавшее весь свой жар костру времён, который теперь пляшет вровень с нижними ветвями высоких деревьев. Воздух прозрачен и тих; звенит от холода и сводит лёгкие от хрустящего в нём мороза. Мир свернулся под белым одеялом и видит сны; иногда он беспокойно ворочается и ему снятся кошмары, и тогда снег воет и скрывает воздух пеленой, где не видно дальше протянутой ладони.
Но когда мир под снежным покрывалом уже не просто спит, а замерзает, спящий - приходит ночь, когда пора вернуть солнцу тепло, которое забрал себе огонь.
Но сегодня флейтист приходит не один.
Люди часто принимают мечущиеся меж деревьев всполохи за болотные огоньки. Но если у кого-то доставало смелости дойти туда, где деревья расступаются, обнажая поляну с костром, то они увидели бы четырёх мужчин с цепями в руках, и железные звенья любовно оплетало бы пламя, свесив рыжий хвост.
В темноте цепи почти не видны, поэтому кажется, что восемь огней беспорядочно скачут вокруг мужчин сами по себе, словно прикормленные шарики света, пока хаос не распадается на чёткость и стройность, вторящую изломам запястий и рук. Огонь пластается в воздухе в две жирные гусеницы, что пытаются догнать друг друга, бегая по кругу, окружая мужчин со всех сторон - то собираясь над головой, то зачерпывая воздух с боков. Когда пламя так пляшет единовременно у всех четверых, кажется, что они что-то быстро-быстро пишут в воздухе, оставляя послание. Огоньки раскачиваются на цепях, описывают круги и задевают друг друга хвостами, вспыхивая; замедляются на мгновение, чтобы в следующее рывком встретить своего собрата или же описать круги - то маленькие, быстрой чередой зажимая людей с двух сторон, то большие, заключающие в себя с головой. И мужчины внутри этих суетливо, казалось бы, прыгающих огней - гибкие, с ловкими пальцами и руками, подчиняющие себе огонь, выгибающие спину вровень земле, позволяя пламени вести вокруг себя хоровод.
Сегодня каждая цепь зажжена от костра времён, и жар, который он забрал от солнца, возвращается в воздух. Ветер на поляне уже стал теплее и по-весеннему пахнет влажной землёй, с которой здесь сошёл весь снег. Завтра ветер с этой поляны вкрадётся в зимнюю прохладу, медленно вытягивая из неё холод; завтра постепенно начнёт оплывать снег.
В костре, утянувшемся на мизинец, проскальзывают зелёные язычки, напоминая просыпающиеся под землёй травинки. Флейта в кармане флейтиста, закоченевшая за зиму до прозрачной синевы и молчавшая этой ночью, отогревается до золотисто-янтарного, с зелёными прожилками, в такт костру. Этот костёр, зеленеющий и весенний, будут искать те, у кого не осталось сил светить, но он всё ещё жаждет этого - сквозь это пламя можно пройти, не сгорев снаружи, но дав костру выжечь всю черноту внутри и вновь вернуть себе жажду жизни.
Этот костёр будет гореть и медленно врастать в землю, пока солнце не станет таким же жарким, каким было тепло огня. Тогда последний маленький язычок слизнёт ветер и пламя потухнет до осени - пока флейтист, что сейчас уходит вместе со своими друзьями до осени, не вернётся на излёте августа, чтобы вновь зажечь его и выпустить осень с зачарованной поляны.
А ещё, говорят, если подкараулить эти танцы на грани весны и пробежать по следам флейтиста, прорастающим травой - научишься играть на флейте и танцевать с пламенем, встанешь рядом с флейтистом и добавишь свой свет в пляску зимней ночи, чтобы растопить снег огнём.
И говорят, что когда-нибудь на ночной поляне станет светло, словно днём, от сотен живых огней.