Форма

         

                (По рассказу Михаила Блехмана «СТУК»)

               Здравствуйте,  дорогой  Михаил Самойлович!

Читаю и перечитываю Ваш рассказ «СТУК». Думаю о нём, о Вашем мастерстве, думаю о современном рассказе. И ищу форму, в которой лучше всего смогу выразить свои мысли. Мысли, они  как люди! Они придумали моду,  форма одежды  для многих служит средством самовыражения, рассказывает о  владельце и  его положении в обществе, помогая с первого взгляда определить приоритеты и предпочтения вплоть до идеалов.  Военную форму тоже придумали люди. Чтобы сразу же отличить своих от чужих. Форма обезличивает, форма  объединяет,  форма – это порядок. Она ограничивает и окорачивает содержание. Дисциплинирует.  У неё свои цели и свои законы.
 
Слова – одежда для мыслей.  Одетые несоответствующим образом, они могут быть неузнанными. Многое зависит от их словесной  одежды, то есть от формы выражения. Невысказанная мысль отличается от записанной.  Мысли  общаются друг с другом, продолжаются  во времени, сотрудничают,  враждуют,  рождают новые,  в  которых  трудно  распознать  родительское начало. Совсем как дети, непохожие на  родителей.  Глядя на супружескую пару,  мы иногда искренне удивляемся, что может связывать столь различных по характеру, столь противоположных людей? Что связывает две взаимоотрицающие  мысли, каждая из которых по-своему продуктивна? Единство противоположностей?   Или уникальная мыслительная способность  обобщать и находить закономерности в бесконечном многообразии жизни?
 
Возможно, я утомила Вас, Михаил Самойлович, длинным предисловием. Но в этом есть и Ваша доля вины. Потому что настоящими  действующими лицами  Ваших рассказов  чаще всего являются не пунктирно очерченные условные персонажи-собеседники, а живые мысли.
 
Мысли-вопросы, мысли-ответы, мысли-утверждения, мысли-отрицания. Мысли, что не дают покоя. Свободные и независимые. Принимающие форму парадокса.  Разветвляющиеся, уходящие в глубины сознания, возвращающиеся вечными вопросами, живородящие мысли, без которых нет путей существования и развития  хомо сапиенса – человека мыслящего.
 
Вы,  наверное, помните  - мне случалось и раньше писать о Вашем творчестве, о Вашей манере письма - лаконичной, концентрированной, о Вашем мастерстве владения словом.  Для меня Вы, Михаил Самойлович Блехман, - один из тех  писателей,  кому удалось внести существенные изменения в жанр  короткого рассказа.  Один, но разумеется, не единственный. Приблизительно в такой же манере работал Хулио Кортасар, считая своим наставником Борхеса, созвучна найденная Вами форма изложения мыслей и сербскому писателю Милораду  Павичу: «Самое важное в бочке – отверстие, в кувшине – то,  что не кувшин, в душе – то,  что не человек, в голове – то,  что не голова, а это есть слово…». 
Оставаясь коротким,  что очень важно, рассказ под Вашим пером сделался более емким по содержанию. Когда-то данное мною определение жанра, в котором Вы работаете и, по сути, создали - «рассказ-эпопея».  Рассказ «СТУК»  является  подтверждением этого определения.
 
Мне не хочется  анализировать  Ваш рассказ с традиционных позиций академического литературоведения. Не потому, что я не умею этого сделать, а потому что новые времена требуют новых форм. Одежд, если хотите. Литературоведение – не исключение.  Русская  литературная критика, по-моему, деградировала со времён Белинского и Писарева. Отдельные  попытки  некоторых авторов  не оформились в какое-либо значимое  направление. Традиционная форма себя изжила.   В наш компьютерный век - скоростной, перенасыщенный информацией, торопливые читатели, скорее всего, не найдут времени на чтение с монитора скрупулёзного филологического исследования, посвящённого одному рассказу одного писателя. А меня так тянет тщательно рассмотреть чуть ли не каждое слово рассказа «СТУК», потому что Вы создаёте в своих произведениях не только художественные образы предметов и явлений, Вы создаёте образы мыслей, возвращая им свежесть первооткрытия.  Мысль Ваша образна, осязательна и зрима. Вы работаете со словом, раскрывая его многозначность. Мысль, одетая в Ваши слова, увлекает читателя глубиной и свободой. Она плодотворна, она не застыла, она развивается.   Не важно, как называется очередная мода  в одежде или в литературе, как называется очередное течение, - мини или макси,  -  реализм  или постмодернизм. Важно наиболее точно выразить и подчеркнуть то, что представляется  в настоящий момент самым главным.  У Вас это замечательно  получается!

                ***
Вот такое моё незавидное положение, из которого надо искать выход. Разумеется, не я одна, а каждый пишущий человек  сталкивается с   проблемой содержания и формы. Записанная мысль отлична  от невысказанной.  После чего она может быть одобренной, осуждённой, разделённой.  В любом случае, пишущему человеку нужен читатель. Хотя бы для того, чтобы понять своё  одиночество:  «Когда один – одиночества нет».               
                ***
Кажется,  решение найдено. Буду придерживаться старинного эпистолярного жанра «я к Вам пишу». Не найти мне лучшего читателя, чем Вы, Михаил Самойлович! Только в разговоре с автором можно избежать  пересказа своими  словами художественного текста, обильного цитирования и скучных объяснений само собой разумеющегося.  Автор – самый заинтересованный  читатель литературной критики в его адрес. Он – лучший собеседник для критика, а литературный критик,  хотелось бы! -  должен быть лучшим читателем автора.
Попробую использовать в собственных корыстных интересах неистребимую человеческую привычку подслушивать и подглядывать в замочную скважину. Не так уж она и плоха!  Мы с нескрываемым любопытством  читаем письма, нам не адресованные. Нам интересны чужие тайны. Мы часто предпочитаем  анонимность,  инстинктивно стараемся быть в стороне, скорее наблюдателями, чем действующими лицами. Нам кажется, что  позиция «над схваткой»  обеспечивает нашу безопасность.  Но как бы мы не уходили в себя, как  бы ни прятались от действительности,  рано или поздно, нам приходится сделать выбор. «Игра в бисер»,  свойственная людям творческих профессий, постепенно переходит в «Игру в классики»,  а потом осознаёшь, что жизнь – это не игра, а профессия – не зонтик. Всегда были и есть интересы выше личных.

                ***
 Дорогой Михаил Самойлович!  Ваш рассказ «СТУК» интересен тем  что, по моему мнению, он стал поворотной  вехой в Вашем творчестве.  При общей философичности и некоторой абстрактности Вашего слова, в этом рассказе проявилась конкретика сегодняшнего дня.  Не намёком, а прямым текстом,  государственной символикой Украины.  «Затейливо-витиеватый трезубец», голубой рассвет над жёлтым полем, бирюзово-голубое море, то ли окаймлённое, то ли окаймляющее жёлтый песок, и  нарушающие мирную картину, противоестественные звуки, оставляющие следы даже на воде…
 
      
Так заманчиво было оглядеть рассказ «СТУК» целиком, с его тремя эпиграфами и двумя, я бы сказала, эпилогами! Проследить цепочку – неназванный Борхес, наставник Кортасара, - любимый Вами Хулио Кортасар, - Ярослав Гашек с его бессмертным  солдатом,  – Ваша «Дикая кошка», а затем в эпилогах – красноречивые цитаты из Чехова и Шевченко,  а ещё – позорные даты наглых вторжений, чтобы ни у кого никаких сомнений  не возникало - причина и тема  рассказа - война.
Подлая, необъявленная, настоящая. 
Между Россией и Украиной. Между родственными народами. Война не на жизнь, а на смерть.
 
Однако:  «О рассказе нельзя с определённостью сказать, о чём он. Иначе это не рассказ. Не хуже и не лучше – просто не рассказ, как бы ни старался им прикинуться. Всего лишь замочная скважина, к которой подходит любой ключ» (рассказ «СТУК»).

Следуя неискоренимой привычке, я старательно выписала из словаря четыре  значения слова «стук». Отрывистые звуки от удара или падения твёрдого тела, - короткие и отрывистые, производимые работающим механизмом, - удар, характеризующий приход кого-то,  - и даже шум работающего сердца, - словарное определение  звучит неожиданно тревожно, укладываясь в единую зловещую схему.
Сам  рассказ начинается рядом безличных глаголов, возглавляемых и завершаемых глаголом «стучало».
 
Михаил Самойлович! Мне очень хочется представить самым достойным образом  Ваше произведение, в этом я вижу цель и смысл своей работы, но каюсь! Я должна была  вывести это «стучало» на чистую воду! Глаголы – одна из моих любимых тем. Именно этой части речи присуща категория времени. Настоящее, прошедшее, будущее. Время, которому так трудно дать определение. «Город на берегу времени» из «Хазарского словаря» М.Павича  хорошо сочетается с Вашим «сослагательным наклонением прошлого» и старой  брусчаткой, покрытой асфальтом… «Город на то и город, чтобы новым не быть».
 
Мне кажется, заслуживает пристального  внимания  мысль о значении  глагола в нашем существовании, о его действенной первичности. Данное  нам в определённой безличности  Слово в некоторых источниках называется Глаголом. Отсюда название азбуки Глаголица.
 
Личный глагол «стучать», дипломатично сказавшийся  безличным,  увёл  сначала в политику, а затем  в девятый  век,  в  историю слова,  к Глаголице и её создателям.
Знаете, что возвратило  меня в действительность?  Ещё один смысл слова «стучать», полученный им относительно недавно. Стучать – в смысле доноса, поклёпа, ябеды, оговора.  Этакий эвфемизм непрошедшего прошлого советских  времён!
Я поняла, что изучая и смакуя Вашу находку – ряд безличных глаголов,   нельзя уводить потенциального читателя в глубины лингвистики. Это отдельная тема.  Придётся  менять  методику  изложения.  Правда, вышенаписанное  не означает, что я не вернусь к  категории глагола. Божественного по определению, универсального по сути.  Вполне возможно,  снова использую  «СТУК», чтобы  оттолкнувшись  от  личного, приблизиться к вечному  безличному…
                ***
Можно было бы, исходя из того, что рассказ разбит на шесть частей, рассмотреть каждую из них в отдельности, снабдив соответствующим эпиграфом или названием, взятым из самого рассказа.  Мысли Ваши, изложенные кратко, облачённые в доходчивые  слова русского языка (Вы ведь почти не употребляете слов иностранного происхождения), часто выглядят парадоксами, тем самым заставляя читателя  останавливаться, вдумываться  и пристально следить за каждым Вашим словом,  говоря по-другому – работать над текстом, что доставляет несравненное  удовольствие интеллектуального  общения. Ваш читатель со  участвует  в творческом процессе.
 
Намеренно пишу  «соучастие»  в два слова, чтобы  ещё  раз восхититься  нескончаемым процессом  творчества  в живом организме языка. Старый-престарый  предлог «со» не исчез из употребления. Со временем перед ним открылись новые возможности, которыми он и воспользовался.  Часто употребляемый, он  слился с основой многих других  слов, сделался приставкой  и утвердился в этой роли,  сообщая  давно известным  словам более конкретный  смысл  активного  сопричастия.   Слова живут во времени, они как мы. Как литература, которую мы создаём,  отражает нас и наше время, так и мы отражаемся в ней со всеми нашими переживаниями, надеждами, поисками и стремлениями.
 
И войнами тоже. Они сопутствуют нам на  протяжении  существования человечества,  не уходя в давно прошедшее. Наша история – история войн.  Мы воздвигаем триумфальные арки в честь мнимых побед  (победы  никогда не бывают окончательными).  Хвастаясь потерями и разрушениями, прославляем  смерть во имя. Имя нам неизвестно.    Нам не хватает пространства и времени на созидание.  Мы ставим памятники, оплакивая жертвы и восхищаясь героями,  но мы же и развязываем новые бойни. «Старина вокруг нас была как новенькая», неизменная старина, что не сдаёт позиций и желает быть нашим будущим, игнорируя процесс развития всего живого от низших форм  к  высшим.
 
За безличым «стучало», которое было всегда,  всегда умело прячется определённо-личное начало – амбициозное, эгоистичное, агрессивное: «Наступление – это навязывание чужих кумиров, иначе в чём смысл наступления?». Наступают кумиры, оставляя следы в живых душах, гибнут люди, оправдывая свои кумиры и отрицая чужие. Вы правы: «Замкнутый круг – самый узкий». Не нами сказано «Не сотвори себе кумира!», что означает: будь свободным и независимым, имей свою голову на плечах!  Но мы  сотворяем  очередных кумиров, возносим их на недосягаемую высоту, затем раболепно преклоняемся перед ними и получаем взамен стук – войну. Она  оставляет следы везде, даже на воде, хотя «стук и море несовместимы» точно  так же,  как  «всё, что любишь, со стуком несовместимо».
Война, ненависть, злоба – антонимы любви.
 
Внимание поэтов и писателей привлекают выдающиеся полководцы,  завоеватели и покорители. А Вы, Михаил Самойлович, в рассказе «СТУК» создали образ тех, кто является жертвой любых военных действий, хотя  действия эти  осуществляются именно силами масс. Я не очень понимаю, почему в одних случаях массы называют народом, а в других - те же массы именуют толпой. Наверное, разница в том, что толпа, в отличие от народа, не имеет истории. Она интернациональна, сиюминутна, стихийна.  Народ, который безмолвствует  (по гениальной ремарке  А.С. Пушкина), не случаен.  Его историю, его мудрость, его характерные национальные черты хранит язык в сокровищнице слов, поговорок, в идиомах народной речи.
Для меня вопрос заключается в том, каким образом народ превращается в толпу?  Ответа не знаю. 
Знаю только, что массами людей манипулируют искусные кукловоды, поставщики кумиров и распространители несбыточных  надежд «…сказал я, стараясь не слышать стука и не замечать множества следов босых ног, стучащих коваными пятками по старой брусчатке». И далее: «коваными ногами», «марширующие пятки», «кованые босые шаги по умело сжигаемым мостам» завершаются окончательным: «звонко стучащие следы босых ступней».
 
Голод, холод, нищета, безысходность и решимость отчаяния движут неуклюжими босыми ногами, что мечтают о лучшей жизни! Ими правит естественный человеческий инстинкт:  двигаться на свет надежды.

Этот образ подкованных пяток потряс меня глубиной и точностью определения, вызвал  поток эмоций, всколыхнул сознание и принёс такую нестерпимую боль, что я решилась написать самому  создателю рассказа  о своём впечатлении. Вам, Михаил Самойлович!
 
На мой взгляд, «СТУК» - самый эмоциональный, самый гуманный, но и самый горький из Ваших рассказов.   
Впервые  для себя отметила некоторую  печальную  ироничность,  ранее мной не замеченную: «А если будет слишком шумно от кованых босых шагов по умело сжигаемым мостам, просто напишем спасительный рассказ. Возможно, они или им начнут читать – и они вернутся туда, откуда пришли: дочитать или дослушать».
 
Мой дорогой Михаил Самойлович! «Они» никогда никуда не вернутся! «Они» всегда на том же самом месте. Там не читают и не слушают. На том стоят и стучат.  Да кто бы им позволил  думать, босопятым?  Ведь «стучало» всегда: тише-громче,  дальше-ближе.  Как же можно без стука? Обижаете.
 
Самая удачная форма – ничто без  содержания. Оно первично.  Бессмысленная, бесформенная масса, одетая в форму, обутая в подковы на босу ногу, стихийна и разрушительна. Она не справляется с содержимым, она истребляет самоё себя, босопято  маршируя  задом наперёд. Вначале  был глагол пятиться, обозначающий направление движения, и лишь потом появилась пятка или пята как субъект, производящий действие.
                *** 
… порой мне жаль прошедшего времени. Мне хотелось бы вернуться в докомпьютерную  эпоху, когда писали на бумаге, когда существовали черновики, по которым можно было проследить кропотливую работу автора над его творением. Мне хотелось бы увидеть черновик рассказа «СТУК» со всеми  вычёркиваниями, вставками, исправлениями и дополнениями!  Хотелось бы филологической алгеброй постичь гармонию Вашего слова, Михаил Самойлович!  Да кто же теперь пишет на бумаге? Не раз ещё вздохнут специалисты-словесники о старых,  добрых бумажных  временах, о непередаваемом  запахе библиотек-книгохранилищ, о физическом удовольствии прикосновения к пожелтевшим от времени страницам…
                ***
Обещалась не перегружать цитатами  письмо, но ничего у меня не получилось.  Да и не умею сказать лучше, чем Милорад Павич (1929-2009) - сербский поэт, писатель, представитель постмодернизма  и магического реализма, переводчик и историк, доктор философии в области истории литературы:
«Самое большое разочарование в моей жизни принесли мне победы. Они не оправдывают себя». (Привожу эти сведения для тех, кто не зацикливается  только на родном отечестве, возводя его историю и литературу в превосходную степень.)
   
«Известно, что перед исчезновением из истории какого-нибудь народа сначала исчезают его высшие, более  культурные слои, а вместе с ними литература; остаются только сборники законов, которые народ знает наизусть».
 
«Потому что человеческое слово как голод. Всегда имеет разную силу…»
 
«… было записано, каким образом быстро и легко проснуться: для этого человеку, который хочет прогнать сон, нужно написать любое слово, и он тут же совершенно и полностью пробудится, потому что писание само по себе сверхъестественное и божественное, а отнюдь не человеческое занятие» 


Светлана Лось
Торонто, сентябрь-октябрь 2014г.


Рассказ Михаила Блехмана "СТУК" можно прочитать:
    http://www.blog-is.com.ua/avtory/mixail-blexman/